Жители одичалых городов

      Кое-что в этом доме всё же изменилось.       Америка хорошо помнил, что на дальней стене просторной комнаты отдыха висел большой плакат группы «Битлз», а по бокам были изображения Майкла Джексона и Мэрилин Монро. Эти плакаты некогда привозил Брагинскому лично Джонс. Своего рода подарок в честь падения Железного занавеса. Тогда Иван любил его, как и всё то, что с ним связано. И тогда он слушал именно американскую музыку и использовал словечки американского обихода.       Но сейчас времена изменились. Теперь в этом помещении висели флаги. На бывшем месте «Битлз» гордо располагались российский триколор, советское алое полотнище и флаг российской империи. А чуть ниже флаг Беларуси, Казахстана и (вот неожиданность!) Сербии.       Это казалось, как минимум, странным. Одно дело — собственный флаг, и совсем другое — вот эта пестрота. Этого Америка никогда не понимал и, наверное, никогда не поймёт, потому как признавал всегда только свой собственный флаг.       Присев на диван, Альфред окинул взглядом портреты. Многих из изображённых на них людей он вообще не знал, кроме разве что Путина.       — У Ванечки маразм… — заключил он.       Определённо, раньше было лучше. Во всяком случае, лучше для Америки. Он был близок к тому, чтобы сделать Ивана окончательно своим. Заставить его забыть о былом величии и окружить всем американским. Лишить культуры и даже родного языка.       Он был так близок к этой цели.       Но что-то пошло не так. И до сих пор не понятно, почему Брагинский в какой-то момент так радикально изменился. Альфред потерял его тогда. Но, может, ещё не поздно всё вернуть? Хотя бы те отношения, которыми американец не дорожил и которых в итоге лишился.       Именно ради этого Джонс и приехал.       Некстати вспомнился Стив, с которым он виделся давеча. Остаётся лишь надеяться на то, что ему хватит ума прекратить свои глупые и бесполезные потуги установить в стране анархию. Не бывать этому. Интересно, как Россия разобрался со своим двойником? Тот, второй Россия никогда нигде не мелькал. По крайней мере, сам Альфред вообще никогда его не видел. Он однажды спросил об этом Стива, и тот сказал, что двойника России в принципе никто не видел, тот словно невидимка. Он вроде есть, а вроде его и нет.       — А может он на самом деле ни в каком не… как там этот город назывался?.. - протянул Америка, полностью погрузившись в свои мысли. — Может, он здесь, в этом доме?       Такой итог его немало удивил. Возможно ли, что Иван солгал ему? Хотя, если подумать, зачем ему лгать об этом?       Россия задёрнул шторы, погрузив рабочий кабинет в полумрак. Он совсем не хотел, чтобы Альфред приезжал сегодня. Это могло расстроить его планы, хотя, возможно, оно и к лучшему. Неплохой повод начать действовать быстрее.       Послышался стук.       — Входи.       Из-за приоткрытой двери показалась Москва.       — Он приехал, — коротко сказала она.       Россия кивнул.       — Отлично. Приведи его ко мне. И смотрите, чтобы его, чего доброго, не увидел Альфред.       Девушка кивнула.       — Восток и Якутия проследят за этим.       — Хорошо.       Москва ушла, а Брагинский откинулся на спинку кресла. Да, это неплохой повод начать всё раньше. Не надо больше тянуть и осторожничать, ведь ситуация изменилась.       Не прошло и пары минут, как дверь снова открылась. Россия выпрямился и посмотрел на второго за день гостя. Рыжеволосый парень в рваных и явно давно не стираных вещах и потертых кедах. Он уставился своими красноватыми глазами на хозяина дома и криво усмехнулся.       — Приветствую тебя, Америка, — поздоровался Брагинский.       Тот кивнул и подошёл ближе.       — Стало быть, Россия. Я и не знал, что ты так давно вышел из тени.       Тот усмехнулся. Вышла ехидная и почти уничижительная ухмылка. Сразу стало ясно, что здесь и сейчас сидит отнюдь не Иван Брагинский.       — Никто не знал, — отозвался русский. — Даже регионы мои не осознают этого до конца. Не то, чтобы им это так важно.       Стив явно был в восторге.       — Ты крут, Александр.       — Спасибо. Присаживайся.       Америка сел. Он всё так же не сводил взгляда с собеседника. В этом взгляде Брагинский не без удовольствия уловил восхищение и даже что-то маниакальное. Определённо, такой Америка ему нравился больше того белобрысого ничтожества, что он сопроводил давеча в комнату отдыха любоваться итогами подъёма российского патриотизма.       — Полагаю, нам есть, что обсудить.       Джонс кивнул.       — Да. Я тоже хочу, как ты.       Россия кивнул.       — Знаю. И я помогу тебе. Но только в том случае, если ты станешь моим союзником.       Америка усмехнулся:       — Если позволишь мне лично разобраться с Альфредом, считай, что я в твоём полном распоряжении.       — Вот и отлично.       Любопытство всегда было извечным пороком Альфреда Джонса. Он редко мог контролировать этот самый порок, а потому направился в спальню Ивана прямо посреди ночи. Конечно, это не самый лучший способ наладить отношения, но Америка так давно не видел любимого спящим и умиротворённым.       Каково же было его удивление, когда в спальне Брагинский не обнаружился. Кровать пустовала, но на прикроватной тумбочке лежали какие-то бумаги. Словно тот сидел за какими-то делами, а потом отошёл. Не сдержавшись, Альфред тут же поспешил посмотреть, что же это за документы. Но, ясное дело, ничего изучить он не успел.       — Кажется, я говорил, что тебе не стоит шариться в моих вещах.       Россия появился буквально из ниоткуда. Альфред даже испугаться не успел, как ему свернули руку и прижали лицом к чёрным простыням кровати. Он дёрнулся, но вырваться не удалось. Брагинский всегда был на редкость сильным и выносливым.       — Иван?!       — С чего такой удивлённый тон, Америка? Пробрался ко мне в спальню и теперь удивляешься тому, что я здесь.       От того, каким холодным тоном он это произнес, Джонсу стало страшно.       — Я… просто…       — Что? — поинтересовался Россия, склонившись к уху гостя.       Он буквально лег на Альфреда, прижавшись грудью к его спине. Америка никогда прежде не находился в столь унизительной позе.       — Хотел поговорить… — выдохнул Джонс.       — А я думаю, что ты хотел надругаться над спящим, а потому беспомощным хозяином дома, который столь мило приютил у себя ничтожество вроде тебя, — протянул Брагинский. — И лично мне это совсем не нравится. Что, Америка, тебе трахаться не с кем? Так приспичило?       Это было действительно жутко. Определённо, тот прежний Иван давно сгинул, оставив на своём месте безжалостную и жестокую копию.       — Нет, — выдохнул он. — Я бы не поступил так, Ваня. Ты же знаешь, что я люблю тебя. И всегда любил.       Тот усмехнулся.       — А ты знаешь, что мне на это наплевать. Глупый малолетний Америка, ничему тебя жизнь не учит.       Его рука скользнула ниже. Альфред едва воздухом не поперхнулся, когда понял, что Россия расстегивает его штаны. Осознание того, что сейчас происходит, было подобно грому среди ясного неба. А потому он пришёл в себя лишь в тот момент, когда грубая ладонь русского коснулась его ягодицы.       — Нет!       Он вновь дёрнулся, но хватка оказалась просто каменной.       — Лучше не дёргайся, хуже будет.       Россия наспех облизал пальцы, после чего вернул руку обратно. Америка понял, что это не шутки и что его сейчас изнасилуют. Почувствовав грубое вторжение, он всхлипнул. Слёзы обиды побежали по щекам словно сами собой, но парень попытался подавить рыдания. Если Иван этого хочет, то пускай…       Когда-то, казалось, в прошлой жизни, Иван делал нечто подобное с тогда ещё юным и несведущим в любовных делах Альфредом. Тогда его прикосновения были нежнее шёлка, словно он трепетал от близости с ним и больше всего на свете боялся причинить боль и неудобства. Это были волшебные ночи, полные нежности и любви.       Сейчас же Россия хотел лишь причинить ему как можно больше боли. Растоптать, унизить и ясно дать понять, что он больше ничего к нему не испытывает. И ему это удалось на славу. Грубо растянув вовсю хнычущего, но совершенно не сопротивляющегося американца, Брагинский всё так же грубо толкнулся в него, явно не беспокоясь о боли Альфреда.       Член входил медленно, но России терпения было не занимать.       — Больно? — шепнул он, чуть наклонившись. — Это хорошо. Ты заслужил это, мерзкая капиталистическая свинья. За всё то, что ты сотворил с моим народом.       Он вновь толкнулся, полностью проникнув в Альфреда. На сей раз американец не смог сдержать крик. Это и правда было больно. Но России словно было мало таких страданий. Он вцепился свободной рукой в светлые волосы и резко дёрнул на себя.       — Как тебе такая любовь, сука?       Америка ничего не смог ответить. Вместе с телесной болью его мучила боль душевная. Лишь теперь он осознал, что навсегда потерял того, кого так сильно любил большую часть своей жизни.