Жители одичалых городов

Ахтунг! В данной главе имеется постельная сцена и смерть левого персонажа (просто предупреждаю, да))       В комнате с низким потолком и маленькими окнами всегда было очень холодно. Каменный пол, покрытый старой, давно изъеденной молью материей, стены в трещинах и скудная обстановка. Впрочем, хозяин этого дома довольствовался малым. Нет, он не был аскетом. Его натура требовала роскоши и богатства, преклонения и обожания.       Но пока он вынужден был терпеть такие неудобства. Стоя порой перед окном и разглядывая далёкие очертания соседнего города, он думал о том, как когда-нибудь захватит власть и реализует все свои лелеемые начинания.       Именно так оно и было.       Сам Бернхард не мечтал о власти ещё с той поры, как получил знатную взбучку в последние дни существования Третьего Рейха. Он отчаянно бесился от того, как сильно изменился Людвиг, но всё же не сказал и слова. Он не мешал ему делать всё так, как тот захочет. Изначально Бернхард был против создания Европейского союза, но, опять же, промолчал.       Он тянулся к Люциано. Порой казалось, что в нём изначально заложена какая-то программа, которая делает его жизнь невозможной без наличия в ней итальянца. А тот это понимал и пользовался всей полнотой своей власти как только мог.       А Люциано давно и надолго подсел на фашизм. Ни итоги Второй Мировой, ни разгром — ничто не могло вытрясти из него эту идеологию. И выходило так, что он заражал этими стремлениями Бернхарда. Это оказывало значительное влияние на народ Германии, заставляя процветать движения неонацистов, но отчего-то почти никак не проявляло себя в Италии.       Парадокс, с которым Люциано вынужден был мириться.       Бернхарду всегда было легче признать, что он слабее. Или что он сильно подвержен чужому влиянию. Это была данность, с которой он мирился. Как бы он ни пытался сбежать от Люциано, тот настигал его. И снова Германия становился ведомым рабом, а Италия — хозяином, который наслаждался своей властью.       Немец любил отдаваться ему. И плевать, что тот значительно ниже его ростом, куда более щуплый и худой. Плевать, что он часто бьёт его и унижает. Плевать, что на теле Бернхарда полно отметин от любовных игр с настоящим садистом. Чего только ни делал Люциано, которому нравилось разнообразие в постели...       Впрочем, у Германии не было желания вспоминать об этом. Только не тогда, когда он лежит на узкой кровати, уткнувшись лицом в подушку и привязанный к изголовью кровати. Он не может двигаться, и это хорошо. Приди ему в голову мысль хотя бы дёрнуться… Италия точно не оценит такой порыв.       Его член входит быстро и глубоко, уже растянутые мышцы легко поддаются напору и принимают плоть. Люциано иногда наклоняется, чтобы вцепиться в светлые волосы любовника и дёрнуть со всей силы. Заставить его кричать и скулить от боли, а потом погладить по спине, даря обманчивую нежность. И в ту же секунду приподняться, ударить по этой самой спине плетью. Со всей силы, без тормозов, оставляя красные отметины.       Германия кричит, извивается, дёргается всем телом. Но Италия знает, что ему это нравится. Он знает, что у Бернхарда стоит и что его большие тяжёлые яички просто лопаются от напряжения. И Люциано это определённо доставляет удовольствие. Но он не перестаёт бить. Удар по плечу, по линии позвоночника, по пояснице. Но только не по ягодицам. Эту часть тела любовника он любит особенно сильно, так что бьёт только ладонью, оставляя милые, розоватые следы. А потом крепко сжимает, увеличивая темп и входя в него быстрее и быстрее. Их тела бьются друг о друга с пошлым звуком. Италия рычит, ощущая скорый оргазм.       Он вновь склоняется и касается грудью покрытой многочисленными отметинами спины. Просунув руку под массивное тело любовника, он обхватывает ладонью чужой член, горячий и мокрый от возбуждения, и трогает его в унисон своим движениям. Бернхард снова кричит, заставляя итальянца наслаждаться его криками. Он кончает первым, зажмурив глаза и едва не задохнувшись от того, что его ткнули лицом в подушку. И лишь после ощущает, как Люциано кончает в него. Несмотря ни на что, он безумно любит этот момент, именно этот. Тяжесть тела любимого и его горячее семя, что заполняет всё нутро. И пусть проклятые путы сдавили руки, а дышать и правда тяжело. Это такая ерунда, если подумать.       Уже обмякший член с тихим хлюпом выходит из него, и Бернхард чувствует, как сперма вытекает и скользит по его мошонке. Простыни и без того уже безнадёжно испорчены, так что можно не бояться гнева со стороны хозяина дома.       Поднявшись на ноги, Люциано словно нехотя натягивает на себя форменные брюки и отходит в сторону стола. Взяв початую бутылку с ликёром, он отпивает немного из горла и потягивается всем телом. Теперь он, наконец, доволен.       Германия не без труда поворачивает голову в его сторону, но молчит. Нельзя просить, чтобы его развязали. За это можно снова получить ножом в бок.       — Так-то лучше, — протянул Италия. — Ненавижу этого захлюпика Феличиано. Вообразил себе, что он главный. Тупо выполняет все требования проклятого Америки и думает, что что-то прокатит. А твой Людвиг? Денег девать некуда, а потому подкармливает Грецию? А ещё нас ненормальными называют.       Бернхард кивнул:       — Людвиг давно спит с Грецией. А Феличиано развлекается, с кем придётся.       Италия усмехнулся и вернулся обратно к нему. Немец лишь облегчённо выдохнул, когда тот развязал верёвки и освободил его.       — Недавно он трахался с Россией. Этот парень нравится мне всё сильнее и сильнее.       Германия осторожно сел и размял руки.       — Брагинский?       — Да. Он сильно изменился. Роланд рассказывал мне, как этот Брагинский устроил групповуху с Австрией и Венгрией. Ты можешь себе такое представить?       — С трудом, — признался немец. — А Роланд откуда знает?       Люциано снова усмехнулся.       — Так он же давно за Россией шпионит. Глаз на него положил и сходит теперь с ума. Да и есть от чего. Брагинский у нас теперь вон какой крутой стал, не узнать прям.       Бернхард поморщился от тупой боли в заднице, а после поспешил подняться на ноги. Италия успел от души поиздеваться над ним, отымев по полной сперва в Вюнсдорфе, потом на капоте своего автомобиля по дороге, а потом в своей спальне в одном из заброшенных домов города, отведённого для него.       — Ладно, — достав из кармана брюк пачку сигарет, Люциано закурил. — Пойдём, покажу тебе Крако.       Это было воистину удивительное место. Окружённый живописными злаковыми полями и оливковыми рощами, город Крако представлял из себя единую скульптурную композицию из тесно выстроенных домов, которые, казалось, вырастают из верхушки известняковой скалы. То и дело виднелись старинные башни и средневековые улочки. Красивый город, сохранивший свою историю. Уникальный город.       Можно было наслаждаться шуршанием листвы на деревьях и слушать пение птиц и стрекот цикад. Тишина. Но не потому, что жители города такие тихие, а лишь потому, что их нет. В Крако не было ни одного жильца, кроме разве что Люциано Варгаса, который хоть и не был от этого в восторге, но не жаловался.       Улицы давно поросли деревьями и кустарниками. Бернхард знал, что этот город опустел в середине прошлого столетия. Земля стала непригодной для жизни после природного катаклизма. Всё это рассказал ему Люциано, который любил поговорить. Вернее, он любил болтать в его присутствии. Германия воспринимал это, как знак доверия, потому что знал — лишь ему одному итальянец доверяет все свои мысли и тайны.       — Я люблю здесь сидеть.       Они устроились на площади за вполне пригодным для существования столиком. Люциано курил, а Бернхард пил пиво, разглядывая странную и немного дикую обстановку вокруг.       — Тут красиво.       Италия проигнорировал его слова.       — Мне звонил Америка. У него есть интересная тема, которую стоит обсудить.       Мюллер невольно замер.       — Америка? Альфред?       — Нет, идиот, — Люциано затянулся. — Я про Стива говорю. У меня такое чувство, что они замутили что-то с Россией.       — Это даже звучит дико, — удивлённо заметил Германия.       — Возможно. Но это весьма интересно.       Через мгновение итальянец вскинул голову. Со стороны одной из маленьких улочек послышался шум.       — Туристы… — недовольно протянул Варгас. — Достали уже, — он бросил лукавый взгляд на любовника. — Не хочешь повеселиться?       Улыбнувшись ему в ответ, Мюллер поставил бутылку на стол.       — С удовольствием.       Ах, как же он любил этот безумный блеск в глазах итальянца. Любил, когда в нём просыпался настоящий монстр.       Люциано бросил в сторону не потушенную сигарету и поднялся на ноги.       — Идём.       Их было двое — парень и девушка. Очередная пара искателей приключений, коих Италия немало повидал. Но он не мог позволить себе часто развлекаться. Сейчас, когда замаячила перспектива избавиться от статуса прокажённого, итальянец решил показать себя настоящего.       Девушка кричала громко.       — Держи его! — крикнул он Бернхарду, который успел от души отметелить парня кулаками.       Сев на девушку верхом и достав из кармана любимую, острую словно лезвие бритву, Люциано медленно истязал свою жертву, оставляя на нежной коже глубокие шрамы. Он знал, просто ощущал, что Германия смотрит на него. Смотрит с неподдельным восторгом. Наконец, он перерезал девушке глотку и поднялся на ноги.       Словно по немой команде, Бернхард схватил поверженного парня за волосы и потянул к себе. Прижав его к своей груди спиной, он замер, словно предоставляя жертву возлюбленному. На сей раз Италия не стал играть. Глядя в глаза Германии и ловя полный обожания взгляд, он медленно, но уверенно, провёл бритвой по шее незнакомого парня. Закапала кровь.       Окончательно озверев, Люциано приник к шее и вобрал в рот тёплую с металлическим привкусом кровь. А после он заставил Бернхарда отпустить жертву и впился в его губы, целуя глубоко и властно, делясь вкусом крови и своей страстью.       Парнишка медленно умирал у их ног, в то время как Италия и Германия страстно целовались, забыв обо всём на свете.