Жители одичалых городов

      Когда-то это место было мало кому известным рифом. Он не представлял из себя ничего особенного ровно до тех пор, пока на нём совершенно случайно не были обнаружены залежи угля в начале позапрошлого столетия. Уголь добывали со дна моря. Разумеется, для подобных работ нужны были люди.       Именно это привело к тому, что риф населили. Появились дома, добротные и крепкие, такие, которые не пострадают от цунами. Со временем островок стал маленькой, но надёжной крепостью, в которой было всё для комфортной жизни. С виду он напоминал собой корабль, отчего и получил название Ганкаджима.       Однако не всё в мире вечно. На смену углю пришла нефть, и залежи стали фактически бессмысленными. Месторождение закрыли, и город тут же опустел. Ганкаджима превратился в призрак, закрытый ото всех, совершенно пустынный и брошенный. Он стал запретным городом.       Теперь же, годы спустя, он целиком и полностью принадлежал тёмной сущности Японии. Надёжно спрятанный от всего мира, Ганкаджима полностью удовлетворял пожелание своего хозяина жить в тиши и мире с собой. Ведь для Кохеку Хонды грань между миром и войной всегда была довольно зыбкой. Канувший в Лету империализм жил в его сердце и лелеялся желаниями о возвращении былого величия. Он ненавидел Китай и Корею, мечтал о том, чтобы покорить их и сделать рабами. Мечтал, чтобы вся Азия была у его ног.       Однажды он слишком сильно обжегся, но желание никуда не исчезло. Он верил в то, что непременно добьётся своего, пусть даже не в этом столетии, и он, именно он, будет владыкой всей Азии. Его главная мечта — поставить Китай на колени. Хонда сильный, он непременно добьётся своего. У него есть верный союзник, который точно поддержит все его начинания.       Их отношения и по сей день тайна для всех. Разве может Кохеку допустить, чтобы кто-то узнал, что он, будучи ярым националистом, ненавистником других культур и крайне кровожадным воителем, умел любить? Это было бы проявлением слабости, и Хонда слишком хорошо это понимал. Именно поэтому жил закрыто в своём городе и наслаждался редкими встречами с тем, кого действительно любил.       Его жилище располагалось в одном из самых крупных домов на Ганкаджиме. Всё здесь, начиная от стен и заканчивая интерьером, было выдержано в духе восточного минимализма. Всё ровно так же, как было в прежнюю эпоху, в пору величия Японской империи. Никакой европейской мебели, вообще ничего из того, что было бы не японским. Для Кохеку это было одним из самых главных правил. Он никогда не позволял себе носить ёфуку*, подобно ненавистным европейцам. Только традиционное косодэ* с туго повязанным оби* различных, преимущественно тёмных, оттенков. Исключение составляла лишь военная униформа времён Второй мировой войны, которой мужчина по праву гордился.       Его оригинал, Кику Хонда, был единственным гостем традиционно обставленного дома. Он всегда проявлял учтивость и приходил лишь будучи одетым в кимоно. Живя в современном мире, он вполне мог не заставлять себя ходить в неудобных дзори* и терпеть давление плотного оби, но всё же старался перебороть себя. Просто Япония прекрасно знал о том, что для Кохеку это имеет большое значение.       Они любили есть вместе суши и пить зелёный чай, который постоянно привозил Кику. Это была их традиция, их небольшая, но надёжно хранимая тайна. Ведь весь мир, с подачи Японии, был убеждён в том, что у Хонды очень натянутые отношения с двойником. Не нужно им знать правду, это слишком опасно.       Они любили разговаривать друг с другом. Любая обсуждаемая тема могла стать особенной, даже если речь шла о погоде или распустившейся сакуре. И это тоже было удивительно.       И, наконец, они любили принадлежать друг другу.       Кохеку Хонда всегда был самовлюблённым эгоистом. Больше всего на свете он любил, конечно же, себя. Лишь позже он осознал, что Кику тоже им любим. У них была абсолютно идентичная внешность, разве что глаза у Кику были чёрными, а у Кохеку красноватыми. В остальном же они были как близнецы, и лишь характер и привычки выдавали в них оригинала и двойника.       Япония был очень мягким и чутким. Он умел сострадать и сопереживать, очень легко поддавался чужому влиянию и был подвержен фанатизму. Его помешанность на аниме так и осталась самым ненормальным и сумасбродным проявлением тонкой творческой натуры. Он писал красивые стихи и любил живопись, прекрасно готовил национальные блюда и был трудоголиком.       Подобные качества были совершенно чужды Кохеку. Он не ведал сострадания и не умел жалеть. Он был из тех, кто мог идти к своей цели до конца, пусть даже по трупам ни в чём не повинных людей. Он в принципе не умел созидать, лишь разрушать и глумиться над обломками. Он любил убивать и издеваться над поверженными противниками.       Кохеку был олицетворением войны, а Кику — олицетворением мира.       Но, несмотря на столь радикальные отличия, они смогли найти подход друг к другу. Началось всё, как это ни прискорбно, с Хиросимы. Тогда двойник по привычке не обращал на оригинала никакого внимания. Он ловко захватил бразды правления и участвовал во Второй мировой войне наравне с Германией. Тогда он готов был позволить истребить хоть половину своего народа, лишь бы не проиграть.       От атомной бомбы пострадал Кику. Именно оригиналы чувствовали боль своего народа, но то была даже не боль, а самая настоящая катастрофа. Таких страданий Япония никогда прежде не видел, а ведь были ещё и последствия, которые аукаются и по сей день.       Именно тогда Кохеку впервые отступился от цели. Он вдруг понял, что не хочет, чтобы оригинал страдал. Он понял, что тот слишком ему дорог. Кохеку стал опорой и поддержкой для Кику, и после этого они сблизились. Пожалуй, они были единственными в мире двойником и оригиналом, которых связывали столь тесные любовные отношения. Именно любовные, потому как их чувства были очень сильными.       — Кохеку…       Япония стоял у окна. Его взгляд, всегда тёплый и немного робкий, был устремлён на двойника. Тот обернулся, откровенно любуясь им. Для него Кику был самым прекрасным, что только может быть. Его копия, такой похожий и непохожий на него самого.       Кику развязал оби. Шёлковая одежда упала к ногам, оставив хозяина в одном лишь лёгком нагадзюбане*. Он казался таким хрупким, нуждающимся в защите и ласке.       На самом деле у Хонды не было сердца. Он не любил даже собственный народ, с удовольствием рубил головы тем, кто не признавал его главным. Лишь сблизившись с Кику, он осознал, что у них одно сердце на двоих, и бьётся оно в груди оригинала. Они оба смогли найти баланс, найти истину и осознать, насколько важны они как для страны, так и друг для друга.       Это было открытие, которым они ни с кем не были намерены делиться. Даже самые яростные противоположности могут жить в мире. Ведь оригинал и двойник — две крайности одной и той же сущности. От их мира зависит благополучие народа.       Поднявшись на ноги, Кохеку приблизился к оригиналу. Его ладонь коснулась щеки томно прикрывшего глаза Кику. Наверное, ему просто нравилось вот так отдаваться и принадлежать кому-то.       У Японии был грустный опыт некоторого подобия отношений сначала с Англией, а потом с Америкой. Ни то, ни другое не закончилось ничем хорошим. А вот собственный двойник был его идеалом.       Кохеку всегда любил насилие. Он с большим удовольствием вспоминал о том, как насиловал Корею и Китай, выдавая себя за оригинала. Но в случае с Кику он никогда не проявлял грубости, и тот был безмерно благодарен ему за это.       — Я люблю тебя…       Кохеку усмехнулся. Ему нравилось, когда оригинал говорил так. Он тут же приблизился, чтобы поцеловать его в губы. Поцеловать властно, но вместе с тем нежно и трепетно.       Интересно, осознаёт ли сам Кику, насколько сильно он завяз в этих отношениях, насколько сильно стал подвержен влиянию любовника? В любом случае, двойник это прекрасно понимал. И пользовался всей полнотой власти так, как сам того хотел.       Губы Кику были сладковатыми на вкус. От него пахло вишней и зелёным чаем. Это был самый сладкий запретный плод из всех, что только попадались ему, и Кохеку никак не мог им насытиться.       — У тебя завтра встреча с Китаем?       Двойник стянул с оригинала нагадзюбан, оставив того совершенно обнажённым. Он безумно любил это тело, столь идентичное с его собственным.       — Да.       Кохеку чуть прикусил ему раковинку уха, а после скользнул ниже и мягко поцеловал в изгиб шеи.       — Терпеть его не могу.       Кику сглотнул.       — Я понимаю. Прости, ты же знаешь…       Двойник не позволил ему договорить. Он прикрыл ладонью его рот, а после опустил вторую руку к бледным ягодицам.       — Знаю. Но это никак не помешает мне уничтожить его.       — М-м-м…       Его рука скользнула к промежности трогательно замершего оригинала, мягко надавливая на мышцы.       — Ему повезло, но это не продлится долго.       Япония вцепился в плечо двойника, едва лишь почувствовав прикосновение к своему анусу.       — Это… — выдохнул он, — так необходимо?       Он раздвинул ноги пошире, дабы Кохеку было легче трогать его.       — Конечно. Иначе мы не сможем построить сильную империю.       Их губы снова слились в поцелуе. Двойник прижал оригинала к стеклу окна, заставив чуть присесть на подоконник. В тот же миг палец толкнулся в анус, и Кику сам прервал поцелуй, закинув назад голову.       — Ты ведь… уверен? — еле выдал он.       Кику зажмурился, прислушиваясь к ощущениям собственного тела. Всё его существо желало близости с этим мужчиной. Словно так было угодно самой природе.       — Доверься мне, — усмехнулся Кохеку. — Просто люби меня и верь, а я всё для тебя сделаю.       Теперь главное, чтобы Китай ничего не понял.