В час столкновенья миров. Книга первая: Тайна Рун

…Нури любила приходить сюда – в эту ничем не примечательную высотку на самой окраине. Совсем недалеко шумел лес и блестела река, может, поэтому Эредели нравилось жить здесь? Но скорее всего, ей было уже все равно, где жить. Нури постучала в дверь квартиры и вошла. Дверь, по сути, не запиралась никогда, хорошо, если была хотя бы притворена. За ней типовая трехкомнатная квартира, с точки зрения Нури чересчур тесная. Внутри самое причудливое сочетание современности и старины. Даже у себя дома Нури стремилась обустроить все более стильно, но хозяйку дома и это, похоже, мало волновало: вполне приличный компьютер и стереосистема соседствовали с ткацким станком и арфой. На стене висел ковер, а на нем меч, а поверх меча свисал футляр с фотоаппаратом. На столе в сиянии свечей поблескивали конфетные обертки. Рассыпанный по столу бисер мешался с канцелярскими скрепками. У заваленного книгами и дисками стола, одетая в причудливый наряд из сиреневого шифона и золотой парчи, склонилась над вышиванием та, с кого Рышард писал свою Анайрэ. Больше они не теряли ее из виду. После той встречи в убежище Банрода и его семьи. Может, и не стали так близки, как с Луинмиром, но все же держались вместе. Во время Последней Войны Эредель заботилась о внуке Раутиэли, увезла его из осажденного Ленинграда. После войны она поселилась в этом городе, поблизости от Нури. Она занималась тем, что у нее получалось лучше всего - шила, вышивала, ткала… Главным образом она изготовляла одежду для Нури и Раутиэль. Нури сама придумывала фасоны своих платьев, они были очень скромные – белые, черные или голубые. А вот Раутиэли нравились яркие краски. Эредель создавала для нее удивительные наряды. Очень простого, даже скромного покроя из однотонного шелка, шифона или бархата. Но они были покрыты искуснейшей вышивкой так, что за причудливыми узорами почти не было видно материи. Каждый наряд был произведением искусства. Для своих вышивок она сама пряла и окрашивала нити. Она умела изготовлять краски из драгоценных камней и металлов – рубиновые, изумрудные, алмазные, аметистовые, золотые… Знала и много других, неведомых людям секретов мастерства. Эредель работала и на заказ. За одно платье, гобелен или другую вещицу ее работы платили огромные деньги. Но она мало что оставляла себе. Большую часть тратила на благотворительность. Когда Нури вошла в комнату, Эредель подняла глаза от вышивания. - А, это ты, - произнесла она своим нежным, напоминающим далекое горное эхо голосом. - Извини, что без приглашения. - Ну что ты. Мой дом – твой дом. Но произнося это, она не смотрела в глаза, вообще не смотрела на Нури. После того, как она взглянула на нее мельком, она снова опустила глаза к вышиванию. Она и говорила до странности безучастным голосом, но Нури уже привыкла к такой манере общения. - Ты за платьем? Оно в примерочной. Нури кивнула и прошла в следующую по коридору комнату. Там было полутемно, единственным источником освещения был свет уличного фонаря, падающий из окна. Впрочем, для Нури света было достаточно. В комнате почти не было мебели, если не считать ширмы и пары зеркал. Вдоль стен стояли манекены. На них висели платья, изготовленные когда-то для Нури и Раутиэли. Своего рода выставка. Они все теперь принадлежали Нури, но она решила оставить их у Эредели, чтобы они служили рекламой ее творчеству. Любому посетителю достаточно было просто взглянуть на эту роскошь, чтобы возжелать подобного и для себя. Манекены были выполнены специально для этих платьев. Очень тонкие, тоньше, чем для любого человека. Чтобы шить, они Эредели были не нужны. Она и мерки снимала не так, как люди. Ей достаточно было лишь оглядеть фигуру заказчицы, прикоснуться к ней в нескольких местах… Большего не требовалось. Платье сидело как влитое… Но только на той, для кого было сшито. Нури еще раз прошла вдоль манекенов, разглядывая наряды, которые когда-то носила ее сестра. Платье из темно-синего бархата, шитое серебром и бриллиантовой нитью, но очень лаконично, так что туалет не выглядел напыщенным. А вот висевшее рядом платье из переливчато-зеленого бархата было шито серебром почти сплошь, особенно лиф. Оно напоминало змеиную кожу. Дальше один из самых роскошных нарядов, платье из тяжелого пурпурного бархата, покрытое золотым шитьем в русском стиле. Еще одно платье на те же мотивы, но более скромное – верх из белых кружев, а юбка из алого шелка, украшенного скупой вышивкой. Очень скромное розовое шелковое платье с черными узорами. Платье из синего шифона, целиком покрытое плотным узором серебряных цветов, но не обычных, а тех, с острыми лепестками, что рисует на окнах зимняя стужа. Платье из светло красного шифона, и тот же плотный узор, но уже золотом – языки пламени. Белый атласный наряд изысканного покроя, шитый серебром и аквамарином в греческом стиле. Платье из кусочков белого, черного, зеленого и бледно-розового шелка, скрепленных между собой при помощи вышивки и образующих рисунок на болгарские мотивы. Черное с серебром платье на испанский манер. Полотнище белого шелка, по которому из одного угла в другой пущена гирлянда цветов, вышитых обычной розовой шелковой нитью, но так искусно, что цветы кажутся живыми. Это полотнище оборачивалось вокруг тела таким образом, что издалека девушка казалась увитой настоящими цветами от плеча до подола. У Нури тоже была такая вещь, но она редко ее надевала. Ее наряд был гораздо скромнее – бледно-голубой шелк и по нему узкая полоска темно-голубых маргариток и зеленых листьев. Были здесь и другие наряды, принадлежащие ей. Вот розовое атласное платье. Вышивкой в египетском стиле отделаны лишь край подола, вырез и зарукавья. Вот платье из черного с белым шелка, шитое серебром. Вот белое, с редким алмазным узором из лебединых перышек. Но даже они ей казались чересчур роскошными, чтобы носить их, что уж говорить о последнем из тех, что Эредель преподнесла ей. Оно висело особняком, между двумя нарядами Раутиэли. Это были три лучшие работы Вышивальщицы. Одно из этих платьев Раутиэль очень любила и часто надевала. Оно, как и большинство остальных ее нарядов, было очень простым по покрою, из ярко-синего шелка. Но пояс и оплечье были покрыты такой плотной вышивкой гладью из золотого и самоцветного шитья, что казалось на девушке и в самом деле надеты немыслимой цены украшения. Второе платье Раутиэль почти не надевала. Оно было из тончайшего прозрачного шифона телесного цвета, длинное и закрытое. На нем было два слоя вышивки. Первый, алмазный, так называемая, «снежная сыпь». Нет, не сверкание на солнце снежных сугробов, это и люди способны воссоздать, а едва уловимое глазом кружение снежной пыли в луче заходящего солнца. Человеческий глаз даже не в состоянии был бы разглядеть нитей вышивки, даже если бы человек взял платье в руки. Только при свете ткань вдруг начинала искриться, причем блеск ее казался живым. Спрясть такие нити и расшить ими платье не смог бы ни человек, ни грубая машина. Только эльфийка, да может, еще насекомые. Поверх этой вышивки шла другая. Переплетение рубиновых узоров. В результате платье не просто поражало, оно просто ослепляло во всех смыслах. Раутиэли даже неловко было его носить. Хотя даже это платье не в состоянии было затмить ее красоты. Наоборот, именно в нем Раутиэль казалась прекраснее, чем в любом другом наряде. Но вряд ли человеческий рассудок способен был воспринять такую красоту и не повредиться при этом. И все же, даже этот шедевр уступал тому платью, что Эредель вышила для Нури. Она работала над ним более десяти лет. Может, оно и не было роскошнее, чем наряд Раутиэли, но, несомненно, требовало больше мастерства и умения. Оно было не сшито, а вышито целиком на вложенной в пяльцы клеенке. После окончания работы клеенка убиралась, а плотное переплетение нитей оставалось. Людям тоже знакомо подобное мастерство, но таким образом изготовляются лишь небольшие декоративные вышивки. И не такой умопомрачительной трудности. Нити брались самые тонкие, узор самый сложный. Алмазные, светло-сапфировые, бледно-рубиновые, опаловые нити… Платье плотно облегало фигуру. Надевшая его, казалась просто усыпанной драгоценными камнями, образующими сложный рисунок. Но Нури не то, что надеть, ей боязно было прикоснуться к этому произведению искусства. Только два раза она это и сделала, когда примеряла, и во время фотосессии к одному из своих альбомов. Тот наряд, который сегодня ждал ее, тоже был необходим ей для работы. В таком костюме, она, наконец, смогла бы достойно вписаться в «Готику». Хотя против ее старых нарядов, тоже, кстати, сшитых Эределью никто не возражал, она устала выглядеть белой вороной. Новый костюм был из черного атласа, но, сшитый эльфийской мастерицей, он облегал тело лучше, чем любой латекс. Плечи были открыты, рукава отсутствовали, хотя черная ткань целомудренно закрывала грудь и шею до самого подбородка спереди, но на спине был вырез, правда не самый глубокий. Костюм был вышит, естественно, серебром, в самой, что ни на есть, «готической» традиции. Не сплошь, а только по лифу и ногам. Серебряные ледяные узоры с бриллиантовой примесью, но не цветы, а причудливые острые перья и спирали. Нури в полном восхищении уложила костюм и вернулась в комнату к Эредели. - Благодарю, - тихо сказало она. – Все так, как я и желала. Изумительная работа, Сериндэ. Ее улыбка стала чуть отчетливей. - Благодарю… Я надеялась, что сумею порадовать тебя. - И тебе это удалось. Над чем ты трудишься теперь? - Так, пустяки. Маленький подарок для нашей любимой Нерданэли, - она улыбнулась кому-то в пространство. – Для тебя у меня тоже есть… будет подарок. Но это пока тайна. - А для Рышарда? Ты закончила то, что вышивала ему? - Для Каль-Исиля? Нет, еще не совсем. Но ты можешь взглянуть. Там на станке. Искусством ткачества Эредель владела в совершенстве, как и искусством вышивания. Тот ковер, что украшал стену, тоже был ее работы, и изображал сцену коронации Элессара Телконтара. Но ее лучшая из сохранившихся работ была подарена Нури и называлась «Ирмо пытается исцелить деревья». Гобелен, натянутый на станок, был еще не совсем закончен. На темно-синем, почти черном фоне, парят две фигуры. Нури знала, что это. Рышард попросил Эредель соткать ему гобелен на такой сюжет, «Манвэ и Варда творят звезды». Фигура Манвэ была еще не до конца выткана. Но сама Возжигательница… Она казалась одновременно невесомой и легкой, словно парила беспечно в ночном небе, и в тоже время, неудержимой и никому неподвластной – она рвалась ввысь! Ее руки были воздеты над головой, золотые волосы и складки белоснежных одежд струились вокруг изломанной порывом фигуры… Она творила! Вряд ли что-то еще существовало для нее в тот момент. Нет, Нури представляла себе все это совсем не так. Но у Эредели было свое видение. Манвэ располагался на гобелене чуть ниже своей супруги, простирая к ней руки, он словно пытался поддержать ее… Или удержать? - Самих звезд еще нет, - пояснила Эредель. – Я их вышью после. Серебряной и алмазной нитью. Прямо поверх рисунка. Будет выглядеть, будто они окружены ими. Нури кивнула. Слова не шли у нее с языка. Она отвернулась от гобелена, делая вид, что рассматривает остальное убранство комнаты. Здесь было немало занятных и даже уникальных предметов. Коралловые пяльцы, инкрустированная золотом лютня, бронзовый, изукрашенный бирюзой ларец четырнадцатого века… Но для Нури истинный интерес представляли только две вещи, принадлежащие Эредель. Те, что были у нее еще в те времена, когда они познакомились. Серебряное с адамантом кольцо, которое она носила, не снимая, и маленький кинжал гномьей работы. Нури никогда не упускала возможности взглянуть на них. Смешно сказать, но ее иногда охватывало чувство, что вся жизнь ее кем-то придумана, что все, что с ней было, не происходило на самом деле, что все это словно чей-то сон… а когда она прикасалась к вещам, бывшим ей почти ровесниками, наваждение проходило. Вот и сейчас… Она взвесила на руке кинжал Эредели, затем вынула свой. Ее кинжал были сделан эльфами – лезвие его было длиннее и тоньше, трехгранное, сам он был легче, а рукоятка с голубоватым алмазным напылением напоминала крестообразную ветку какого-то растения, с острыми, загнутыми на концах листьями, рукоятку венчал маленький кристалл темной шпинели. Лезвие кинжала Эредели было широким и плоским, а рукоятка была из чистого золота, выполненная в лаконичной гномьей манере. Мириль всегда забавляло, как люди на своих рисунках и даже в фильмах изображают эльфийские вещи. Какие-то немыслимые узоры, странные переплетения «золота» и «серебра». Они даже металлы не могут изобразить так, чтобы они выглядели похоже. Но ведь искусство эльфов никогда не было абстрактным. Это человека могут привлечь правильные, но пустые формы – эльфа же никогда. Эльфы наблюдают окружающий мир и замечают в нем много такого, чего не улавливает взгляд ни человека, ни гнома. И они умеют воплощать это в своих творениях. Абстрактное искусство людей рождено их неспособностью воспроизвести живое так, чтобы оно казалось живым. Нури иногда вспоминала уральскую легенду о Каменном Цветке и горных мастерах. Раутиэль считала, что эти легенды правдивы. И таинственная Хозяйка Медной Горы, возможно, бессмертная нолдэ, а может, и майа. Нури не была так в этом уверена, но и не отрицала такой возможности. Во всяком случае, предания о Малахитовой Шкатулке и других изделиях «нездешних» мастеров казались ей более чем правдоподобными. Вполне можно было допустить, что в Уральских горах до совсем недавнего времени обитал народ мастеров – эльфов или гномов – чьи изделия пережили их самих. - Знаешь, после смерти я подарю его тебе, - сказала вдруг Эредель, как обычно, словно ни к кому не обращаясь. - После какой смерти, ну что ты такое говоришь! - Ты и сама видишь. Эредель подошла и взяла Нури за руку. Нури хотела отвести глаза и не могла. Пальцы Эредели были слегка прозрачными. Она знала, что если посмотрит ей в глаза, встретит взгляд, не похожий уже ни на взгляд эльдэ, ни на взгляд человека. Взгляд, не отражающий света и не излучающий его. Оболочка Эредели была переполнена до такой степени, что душа начала пожирать тело. Она больше не могла сохранять свой облик. Она таяла. - Вот, взгляни, что я нарисовала. Только вот Каль-Исилю это лучше пока не видеть. Нури взяла, зная уже, что там. Обыкновенный альбомный лист, и на нем небрежно сделанный карандашный набросок. Эльда, держащий в руках звезду. Звезда сверкает так нестерпимо ярко, что просвечивает сквозь его ладони, или это руки уже столь немощны и тонки, что не в состоянии ее удержать? Развиваемые ветром волосы эльфа наполовину закрывают его лицо, но все же можно видеть его глаза… Глаза горящие ярче звезды, переполненные таким знанием, и такой силой, копившейся тысячелетиями, что тело, кажется, тает, как снег, от их сияния, и опадает увядшими листьями с души… В нижнем углу листа стояла подпись на синдарине – Gwannir, Уходящий. В лице эльфа угадывались черты Айрэдиля, отца Рышарда, но Нури увидела в нем Луинмира. Она молча потянула листок Эредели. - Я должна была уйти еще тогда, ты знаешь, - спокойно сказала она. – Вы меня задержали. Но теперь… Этого уже не остановить. - Я все же надеюсь, ты побудешь с нами еще хоть недолго, - сказала Мириль глухо. - Я вовсе не тороплюсь, - безмятежно улыбнулась Эредель. Нури думала, что она вернется к своему рукоделию, но Эредель подошла к арфе. Меланхолично зазвенели струны. Эредель напевала что-то, обращаясь снова лишь к себе самой. Нури не была даже уверена, что та помнит о ее присутствии. Эредель напевала: Мне навстречу летел белый голубь Как-то раз. Я сказала: «Смешно!» Его взгляд был, как рок, бесспорен, Его крылья задели лицо. Я сказала: «Наверно, знаменье. Надо лишь разгадать суметь!» Но я знала, здесь нет сомненья: Это снежная белая смерть... Выходя, Нури постаралась поплотнее притворить за собою дверь.