В час столкновенья миров. Книга первая: Тайна Рун

У эльфов и людей слишком разные понятия о красоте. Как и обо всем остальном. Эльфу трудно различить среди эльфов более или менее красивых. Да и сами эльфы так никого не делят. Для большинства людей все эльфы на одно лицо. Это как с представителями других рас. Слишком сильна разница между атани и эльдар, чтобы люди видели разницу между эльфами. И далеко не все люди находят эльфов прекрасными. Многим они кажутся одинаково безобразными и отталкивающими. Да и эльфам люди кажутся на одно лицо, хоть они их не путают. Одинаково неприятными или, напротив, экзотически красивыми. Но и эльфы, и люди в равной степени ощущают свою непохожесть и подсознательно держат дистанцию. Вот почему брак между двумя расами - крайняя редкость. Влечение их друг к другу является извращением. Можно, конечно, подобрать более мягкое слово, но суть от этого не изменится. Случаев, когда две подобные извращенные натуры сходятся, вообще единицы, и о большинстве из них истории повествуют как о великом чуде. В былые времена, когда обе расы существовали бок о бок, нечего было и думать о том, чтобы эльфу выдать себя за человека, или же человеку прикинутся эльфом. Люди, говорившие, например, что ту или иную женщину можно принять за эльфийку, скорее всего, эльфов никогда не видели. Их невозможно было спутать ни при каких обстоятельствах. Это стало возможно лишь гораздо позднее, когда люди утратили всякое представление о том, что есть эльф. То, что рисуют на картинках к книжкам фэнтези, не является даже слабым намеком. Изображенные на них существа – это люди, пусть с сильно искаженными чертами лица, но все равно люди. Но так как отдаленные потомки эльфов существуют до сих пор, в лицах некоторых людей иногда угадываются их черты. И красота здесь ни при чем. В лицах людей востока это встречается чаще. Однако чистокровных эльфов люди не знают, и уж тем более не знают эльдар. Поэтому Нуриэль всегда производила сильное впечатление на людей, с которыми общалась. Всегда поражала их. Может, никто (или почти никто) в нее и не влюблялся, но все находили ее прекрасной. Часто даже пугающе прекрасной. Была ли она красавицей по эльфийским меркам – другой вопрос. Эльфы воспринимают красоту сложнее, для них внешний и внутренний облик слишком тесно связаны. Нури всегда полагала, что самой красивой эльдэ из всех, что она видела в своей жизни, была Раутиэль. А самым прекрасным эльда – их названный брат, золотоволосый Луинмир. Но, возможно, ей так казалась потому, что она слишком сильно их любила? Но вот Маринка, чье «истинное», «тайное» имя было Нерданэль Малинальдэ – она действительно была прекраснейшей. Все, что могло быть прекрасного в человеке или эльфе, воплотилось в ней. Статность, горделивая осанка и благородные черты ее отца, прекрасные, выразительные глаза и плавность, изящность движений ее бабки, очарование и сияющая улыбка прабабки и, наконец, огненные волосы ее прапрадеда. Большая редкость в их роду, надо сказать. Из-за них ее и назвали Нерданэлью. *** Маринка ждала ее у самого выхода. Может, тоже опасалась встречи с Ярославом? Мысль об этом неприятно кольнула Нури. Но сейчас были заботы и поважнее, хотя по выражению лица Маринки отнюдь нельзя было сказать, что ее что-то заботит. Когда она шагнула навстречу Нури, ее глаза светились искренней радостью, неомраченной ничем. Маринка была выше своей подруги и крестной почти на голову, и гораздо менее тоненькая и хрупкая. Она смогла бы поднять Нури на руки, если понадобится. Однако, как ни счастлива была Нури ее увидеть, начала она с выговора. - Марина! Ну, что это такое… - А что? - Ты была на концерте в наушниках! - И? - Это неприлично. По отношению к группе это неуважение. - Но ты же прекрасно знаешь, что мне это не мешает! - Да, но остальные члены группы этого не знают. - Как будто они могли меня видеть! - Но я-то могла! К тому же другие зрители могли обратить внимание. - Это в театре зрители, а здесь фанаты. Вот уж кому действительно до фонаря. - И тем не менее. Это могло оскорбить их чувства... Так что у меня к тебе просьба – не делай так больше... – она слегка нахмурилась. – И ты не могла бы... будь добра... Выражаться изящнее? Маринка закатила глаза. - Ладно. Но тогда и у меня к тебе просьба. Кончай уже меня доставать. То, что ты была подругой моей прабабки, вовсе не означает, что ты имеешь право постоянно меня воспитывать! - Почему? – удивилась Нури. - Потому… - Маринка несколько растерялась. - Ты посмотри на себя! И на меня посмотри. Ты мне по виду чуть ли не в дочки годишься. Ну, в сестры-то уж точно. Поэтому странно выглядит со стороны, когда ты начинаешь меня пилить! - Для меня ты всегда ребенок, Нерданэль, - улыбнулась Нури. - И вот уж точно, о чем я тебя попрошу, - тон Маринки стал серьезным. – Не называй меня больше так. - Извини… Маринка помолчала немного, потом почти по-детски надулась. - Я бросаю все, несусь прямо из аэропорта сюда, чтобы тебя увидеть… И ты так меня встречаешь. - Прости, но ты же знаешь мой характер. - Занудный. Снобистский. Педантичный. Ни капли чувства юмора. И ты еще удивляешься, что я не желаю быть, как ты. - По крайней мере, по твоему настроению, я вижу, что у тебя все в порядке и ничего плохого с тобой во время поездки не случилось, - поспешила Нури сменить тему. Лицо Маринки сразу потемнело, глаза погасли. - А вот тут ты ошибаешься, - сказала она мрачно. - Все плохо. - То есть? – Нури побледнела. – С Анартинтэ что-нибудь… - Нет, - Маринка сделала успокаивающий жест. - С девочкой все нормально, но случилось… кое-что плохое. - Рассказывай. - Здесь? - Лучше по дороге домой. Ты ведь зайдешь ко мне? У Маринки сразу стало несчастное лицо. - Знаешь… Это все так просто не расскажешь… К тому же я не спала толком двое суток… Плохо соображаю сейчас. Давай отложим разговор на завтра. - Это может ждать? - Одну ночь может. Тем более, я сейчас просто не в состоянии сконцентрироваться, и рассказать все это так, как должно. Мне надо все толком обдумать. - Ладно, до завтра. Мне прийти к вам? - Обязательно. Да и Рысек тебя просил. Собирался тебе что-то показать. *** Маринка росла очень спортивной, особенно любила все пластичное: художественную гимнастику, прыжки в воду, фигурное катание… Как фигуристка-танцовщица она даже выступала на международных соревнованиях под вымышленным именем и имела золотую Олимпийскую медаль... Танцы она любила всего. Это стало ее страстью. Особенно – фламенко. Нури и сама неплохо танцевала этот танец, и то же самое можно было сказать о прабабке Маринки – Раутиэли. Впрочем, делали они это весьма по-разному. Нури в совершенстве владела техникой. И мастерство ее было отточенным до тонкости. Она даже была одно время профессиональной танцовщицей, когда до войны жила в Испании. Раутиэль презирала мастерство и технику. По ее мнению, самым важным в танце была душа. Для нее простые пляски, скажем, на каком-нибудь рядовом деревенском празднике были во сто крат милее выступления прославленных танцоров. Танцы на сцене, когда одни танцуют, а другие смотрят, она и вовсе считала фарсом. К балету, это, конечно, не относилось, но все остальные танцы, считала Раутиэль, можно исполнять только за бесплатно. В ее танце отсутствовало совершенство линий и непревзойденная грация движений Нури, зато он всегда был полон страсти и огня. Нури танцевала фламенко как испанка, Раутиэль – как цыганка, возвращая этому танцу его изначальную порывистость и бесконтрольность. Но ни одна из них не танцевала этот танец так, как его танцевала Маринка. Она сочетала в себе изящество и изысканность Нури с горячностью и напором Раутиэли. Ее танец одновременно был сдержанным и страстным, исполненным достоинства и желания. И было в нем кое-что еще, такое, чего не было у них. И не только к танцам это относилась. К тому, как Маринка, ходила, поднимала руки, поворачивала голову. В каждом движении ее лебединой шеи, в пожатии плеч, в улыбке, в дрожании ресниц. Нури пыталась подобрать этому свое название, но на ум приходило только одно слово – «сексуальность». Это то, чего эльфийки напрочь лишены. То, что бывает только у смертных. Когда Маринка просто шла по улице, не было ни одного мужчины, который не посмотрел бы ей вслед. И – почти ни одной женщины. Маринка была прекраснейшей из людей, потому что в ней была кровь эльфов, кровь еще почти незамутненная. Она еще знала свою прабабку, даже немного помнила ее. Но только Нури знала – Маринка была бы и прекраснейшей из эльфов. Не только потому, что она была правнучкой Раутиэли. А потому, что красота эльдэ, всегда чуть незавершенная, именно в ней, как в истинном человеке, раскрылась до конца. Раутиэль всегда напоминала бутон розы. Самой прекрасной на свете, но нераспустившейся. Маринка была сейчас розой в самый пик ее цветения. Она могла бы выбрать кого угодно себе в мужья. Но она выбрала именно Рышарда Краевски. Артаниона Каль-Исиля. Он был старше ее всего на шесть лет. Для таких, как они, эта разница была и вовсе незаметной. Но Артанион был эльфом не на одну восьмую, как Маринка, а на четверть. Он был внуком Луинмира – названого брата Мирили и Раутиэли. Его отец, Айрэдиль был еще жив, в отличие от близких Маринки. У той никого не осталось, кроме Нури – их с Рышардом крестной. Бабушку Маринки – Ванимэльдэ - Нури очень хорошо знала. Она действительно была прекрасна и ликом и душой, но в ней не было почти ничего человеческого. Она была истинной эльдэ во всем кроме долголетия. Умерла она по людским меркам старухой. Но выглядела она при смерти… Едва ли и на сорок лет. Если бы не едва заметные морщинки и седина, нельзя было бы и предположить, что у нее уже есть внучка. Ванимэльдэ обладала очень спокойным, тихим нравом и незаурядным мужеством. Например, она пережила ленинградскую блокаду, не пожелав эвакуироваться, когда была возможность. Вряд ли она боялась смерти. И поэтому, когда пришло время стареть, скорее всего, просто ушла. Как это могут эльфы. Но кое-что смущало Нури. Считалось, что рожденные в браке между двумя расами – обязательно смертны. Но на самом деле, ни у кого не было возможности в этом убедиться. Дети Элессара и Ундомиэль были смертными, но сама Ундомиэль избрала такой удел для себя, а значит и для них. Ни Диор, ни Эарендиль не прожили в Эндорэ положенного срока. А ведь и Элронд был полуэльфом… Эти крамольные мысли не давали Нури покоя. Ванимэльдэ была дочерью человека, была женой человека, и последовала в смерть за своим мужем. Но до его смерти она казалась юной, невзирая на года. Так, быть может… Вот их сын – Ломелин, отец Марины, – надолго пережил свою жену. Правда, волосы его после ее смерти поседели, но ничто другое не выдавало его возраста. Если бы не несчастье, постигшее их в тот злосчастный год, он мог бы прожить очень долго. А вдруг… всегда? Нури знала его с самого рождения, сначала ребенком, потом подростком, потом юношей, потом мужчиной… И он мало чем отличался от эльдар. Разве что – при всем уважении к ним, себя всегда считал человеком? Его жена, Наташа, была прелестнейшей девушкой. Веселой, доброй, красивой. Нури была прямо-таки очарована ею. Смуглая и темноглазая, она чем-то напоминала Раутиэль. Она состарилась намного раньше своего мужа. А затем и болезнь подточила ее. Ломелин же никогда ничем не болел… Кроме Маринки и Рышарда у нее был еще один крестник из полуэльфов – Нордилион. Его «мирское» имя было Сергей Зарочинцев. Он был племянником Ванимэльдэ, сыном ее младшего брата, то есть внуком Раутиэли. Ему сейчас было около пятидесяти, но он выглядел если не юным, то совсем молодым. У него, как и у Маринки были огненно-рыжие волосы, и, так же как и она, Сергей был прекраснейшим из когда-либо виденных Нури эрухини. Кстати, его мать умерла сразу после его рождения. Как будто он, подобно Феанаро, отнял все ее силы… Эти трое сейчас были в самом расцвете своих сил, хотя по людским меркам были не так уж молоды. И Нури надеялась. В глубине души она не переставала верить, что таким, как они предоставлен выбор. Но было похоже, что Нерданэль с Артанионом его уже сделали. Трудно было представить себе людей более противоположных друг другу, чем Маринка и Рышард. Рышард был неуловимо похож на Луинмира, даже более чем его сын, Айрэдиль. Хотя лицо его было совершенно лицом человека, но каким-то более благородным, с редкой правильности чертами. Волосы у него были вьющиеся, более светлые, чем у Луинмира, но такие же густые и пышные. А глубокий взгляд серо-голубых глаз придавал лицу выражение задумчивой мудрости. Он был высоким и стройным, сильным физически и духовно, но обладал спокойным уравновешенным нравом, в отличие от своей темпераментной супруги. Что больше всего изумляло Нури в ее крестнице, так это ее непомерное упрямство. Упрямство, доходящее, порой, до нелепости. Да, Раутиэль тоже была упрямой. Но это была, скорее, настойчивость, целеустремленность, воля к осуществлению задуманного… Но ни одно из этих понятий не характеризовало Маринку. Она была именно Упрямицей с большой буквы. Ее девизом было: «все всегда делай по-своему». Если у нее был принцип всегда ходить застегнутой на все пуговицы, то она это соблюдала. И если пуговица вдруг случайно расстегивалась, она должна была остановиться и застегнуть. Даже если пальцы окоченели и не слушаются, даже если по этой причине из-под носа уйдет последний автобус, на который уже куплен билет – все равно! Если уж она решала непременно вскрыть упаковку на каком-нибудь товаре вручную, то предпочитала обломать все зубы и ногти, но не взять лежащих рядом ножниц. Нури и Рышард не раз пытались ей доказать, что это неразумно. На что Маринка неизменно отвечала, что стремится не к тому, чтобы быть умной, а к тому, чтобы жить по-своему. И никогда не уступать. Никому. Ни в чем. Даже в мелочах. Даже самой себе. Нет, Раутиэль все же не была такой. Если вместо предполагаемого находился другой путь – легче и проще, она сворачивала на него. Маринка же всегда шла своим. - В жизни слишком много преград, - говорила она. – Слишком многие пытаются тебя сломить, подчинить своей воле. Поэтому уступать нельзя. Если начнешь уступать хотя бы себе, пусть и в самых незначительных мелочах, со временем придется уступать всегда и всем… а я не хочу. Хочу – не хочу – это был ее принцип. Нури часто думала, стоило ли Маринке вообще выходить замуж. У эльфов брак не по любви в принципе невозможен, но у людей не совсем так. У них и само понимание любви несколько иное. Во всяком случае, она была уверена, что Рышард Маринку любит. А вот Маринка? Нури чувствовала, что нет. Тогда почему она согласилась выйти за него замуж? - Потому что я так захотела, - объясняла Маринка. – Чего же здесь непонятного. Любовь и брак вообще не могут иметь друг к другу отношения. Любовь – это чувство. Такое же, как чувство голода или страха. Оно не зависит от воли человека. Нельзя полюбить, или разлюбить, или продолжать любить по своей воле. Любовь никак не влияет на наш характер или поступки, она просто есть. Все влюбленные ведут себя по-разному. Наши поступки зависят не от чувств, а от желаний, с одной стороны, и совести - с другой. Тот, кто любит, может хотеть жениться, или просто обладать, или убить, это уж от него зависит. А на что он решится, за это отвечает его совесть. Брак это проявление социальной активности человека, так же как стихи о любви - проявление творческой активности, а секс – половой. Любовь к этому не имеет никакого отношения, иначе браки, стихи и секс возникали бы только от любви, и человечество бы скоро выродилось. Я вышла замуж потому, что таково было мое желание. Я дала клятву верности и собираюсь ее исполнить, ведь я не бесчестный человек, чтобы нарушать слово. Кстати, быть честным человеком, это тоже сугубо мое личное желание. Итак, я верна мужу, но на этом мои обязательства кончаются. Помимо этого я могу делать все, что хочу, когда хочу и где хочу, и не обязана ставить никого в известность. Я не клялась ему в любви и посему оставляю за собой право влюбляться сколько угодно и не скрывать своих чувств. Надеюсь, ты понимаешь, то, что я не люблю мужа, совсем не означает, что я не способна любить вообще? Но я его бесконечно уважаю, а поэтому я ему верна. А еще потому, что больше всех людей на свете я уважаю себя. Нури слушала Маринку – иногда с интересом, иногда снисходительно, иногда почти со страхом. Ей нравилось то, как Маринка рассуждает, нравились цепочки ее логических построений. Сама она так рассуждать не могла. Сознание эльфа действует немого иначе, разбирает проблему не последовательно, а как бы впитывает ее в себя целиком, и воспринимает всесторонне. Железные цепи Маринкиных рассуждений в сознании Нури размыкались и переплавлялись в нечто более обтекаемое. Иногда это «нечто» принимало почти идеальную форму, иногда выглядело достаточно нелепым, и так Нури понимала, что Маринка не права. А иногда она и чувствовала, что права, но эта правда была настолько правдой людей, что Нури было трудно ее воспринять. У эльфов подобных противоречий просто не существовало. *** - Так хоть что ты слушала? Это снова «Rammestein»? - Между прочим, я теперь «OOMPH!» слушаю… Но на этот раз это был «Therion». Они с Маринкой уже вышли на улицу, и успели отойти достаточно далеко от спорткомплекса, в котором проходил концерт. И тут эта девочка, внезапно появившаяся из темноты. Как будто она их подкарауливала. Да, скорее всего, так оно и было. Обычная фанатка, угловатый, хрупкий подросток, гадкий утенок. Однако, увидев ее лицо, Нури поняла, что ошиблась. Она уже встречала эту девочку раньше. - Здравствуйте, пани Янтар! Вы меня не помните? Нури улыбнулась. - Нет, отчего же. Отлично помню. Ты спасла мне жизнь. Девочка помотала головой. - Нет, пани Янтар, жизнь мне спасли вы… И могу я вас попросить еще об одном одолжении? - А именно? - Можете дать мне автограф? Маринка засмеялась. - Вполне того стоит! Автограф и спасение жизни. Девочка смутилась, но бросила на Маринку довольно дерзкий взгляд. - Я же не у вас прошу! - Действительно, - согласилась Нури. – Ну, давай распишусь, где там у тебя. Она взяла протянутый блокнот. - Ну, как тебя зовут? - Вы не помните? – в голосе девочки слышалось разочарование. - Я помню. То имя, которое ты сама назвала мне. Но ведь я дала тебе другое имя? - Его я помню, - сказала девочка серьезно. – Но вы же сами велели никому его не называть. - Верно. Вот когда кто-нибудь сам назовет тебя им… Помнишь? Девочка снова кивнула. - А твое здешнее имя я не забыла, не переживай. Ну что ж, счастливо! - Счастливо, пани Янтар! Девочка схватила свой блокнот и убежала, слегка кивнув Маринке. - Какая милашка, - усмехнулась та. – Но я так и не поняла, кто кому жизнь спас. - О, эта давняя история. Это было в России. Я тебе как-нибудь потом расскажу. - Давняя? – нахмурилась Маринка. – Как-то это слово плохо сочетается с ребенком. - Ну, тогда, ей, кажется, было лет пять… - Пять? Ты с ума сошла. Но ведь ей сейчас, по меньшей мере, лет семнадцать! - Наверно, меньше. Она и тогда выглядела старше своих лет. - Не в том суть! Ведь лет десять прошло. И что она интересно подумала, увидев тебя такой же юной? - То же, что и все. Что в наш век пластическая хирургия способна творить чудеса. К тому же я не думаю, что в том возрасте и в тот момент, она могла что-то запомнить. - Ох, Нури! Ты дождешься. Кто-нибудь тебя да и раскусит. - Не переоценивай людей, пожалуйста. Даже если и так, то что? Те, кто сумеет меня, как ты выразилась, раскусить, рано или поздно уйдут из этого мира. А я останусь. Ты за меня тревожишься, но забываешь, какое количество веков я живу с этим. Задолго до того, как ты родилась. - И какое количество веков это еще продлится, когда меня уже не станет, – закончила Маринка. Нури смутилась. - Знаешь, - сказала она осторожно, - возможно и есть способ… - Даже и не начинай, - оборвала ее Маринка. – Что я об этом думаю, ты знаешь. Некоторое время они шли молча. - Знаешь, я наверно провожу тебя до следующей остановки, - сказала Маринка. – Посажу на автобус. Мне оттуда близко. Но не забудь, что ты завтра должна зайти. - Обязательно. Но ты уверена, что не хочешь поговорить сегодня? - Я же сказала, что не в состоянии. Устала жутко, ничего не соображаю. Мне бы выспаться. - И как тебе только в голову пришло в таком состоянии заявиться на концерт! - А что было делать? Я же билет купила еще два месяца назад! Планировала как раз вернуться, заранее даже. Если бы не все эти дела. Хорошо хоть, вообще успела. Отдала Рысеку в аэропорте вещи и сразу сюда. - Поесть-то хоть успела? Может, зайдем куда-нибудь в кафе? - Нет уж, я дотерплю до дому, Рысек наверняка что-нибудь приготовил, так что, чем голоднее я буду, тем лучше. Знаешь, какой у него ненормальный распорядок питания? Он меня будит каждый день часов в восемь или полвосьмого. Во сколько он сам встает, даже страшно подумать. - Особенно, если учесть, что ты раньше трех не ложишься… - Да. Так вот, он меня будит и кормит молочной кашей, которую сам варит. Каждое утро, ну, то есть, когда я дома. После того как я поем, мне можно опять лечь спать, и встать уже в более нормальное время. И тогда он мне подает завтрак в постель. Уже что-нибудь вкусненькое. И не улыбайся ты так! Ты знаешь, я тоже люблю готовить. Но только не завтрак. - Я улыбаюсь, потому что радуюсь за вас, - сказала Нури серьезно. – Очень радуюсь. - А знаешь… Ты вот сказала про кафе, и я вспомнила… Помнишь, когда я была еще школьницей, мы года два жили в Праге? А ты ездила каждый день на работу в какой-то другой город, и возвращалась на автобусе поздно вечером. Мы жили совсем рядом с автовокзалом, и я ходила тебя встречать… Почти каждый вечер. И мы всегда заходили в такую маленькую кафешку на вокзале – выпивали по чашечке горячего шоколада и съедали что-нибудь. Пирожное или бутерброд. Ты еще никогда не размешивала шоколад и потом позволяла мне съесть оставшуюся гущу? - Я помню, - улыбнулась Нури. - Знаешь, я думаю, что за всю свою жизнь я никогда не ела вкуснее, чем в том кафе. Эта чашка шоколада была чем-то особенным. Таким переходным периодом между холодным и равнодушным ночным вокзалом и домашним уютным спокойствием. Казалось, это кафе существует вне реальности. Такой… островок между мирами. Это смешно, то, что я говорю. - Нет, - сказала Нури. – Я понимаю, о чем ты. Иногда хочется найти такое место, где можно было спрятаться от реальности. От любой. И от опасной и холодной, как вокзал, и от уютной домашней. - Потому что эта домашность и таит в себе больше всего опасностей, - горько усмехнулась Маринка. – Что все это может кончиться. Или что-то плохое случится с твоими близкими. Только в кафе нет никаких проблем, потому что там вообще ничего нет. Мне иногда хочется, чтобы так все и было. - Что? - А стереть бы этот мир со всем, что в нем есть. Вообще стереть. И начать жить с абсолютного нуля, с чистого листа. - Мне приходилось и не раз, - сказала Нури. – Поверь мне, в этом нет ничего веселого. Маринка кивнула и отвернулась. - Кажется, вот-вот подойдет твой автобус, - сказала она сумрачно. – И почему ты не купишь себе машину. - Нет уж спасибо! До, завтра, Нерданэль… Прости, Марина! - До завтра… И – Нури. Не бери особо в голову, то, что я тебе наговорила… Про неприятности и все прочее. Может, ничего такого и нет на самом деле, а все просто моя паранойя. Лицо у Маринки было при этом такое, будто она ждала подтверждения своих слов. Нури ободряюще ей улыбнулась. Хотя чувствовала – Маринка не ошибается. Что-то действительно происходит или собирается происходить.