В час столкновенья миров. Книга первая: Тайна Рун

Они вновь встретились с Луинмиром гораздо скорее, чем ожидали. Они долго скитались по Белерианду, разыскивая след Ирит Лалвэн, пока не узнали из достоверных источников, что она погибла вскоре после Нирнаэт. Больше им нечего было здесь искать, и они повернули своих коней на восток. Однако по пути им повстречался отряд нолдор, которые, подобно Луинмиру, уцелели в битвах и скрывались в лесной глуши. В тот день Мириль впервые столкнулась с такими вот изгнанниками. Подобно им с Раутиэлью, у них не было ни родных, ни пристанища. Они все потеряли после падения Хитлума и Нарготронда. Им некого было больше любить, и не на что надеяться. Эти воины казались на первый взгляд суровыми и гордыми. Но Мириль посмотрела и поняла, что они уже сломлены. Души их были искалечены необратимо. То зло, что коснулось их, не оставило ран на их теле, оно гнездилось гораздо глубже. Возможно, именно им скоро суждено быть в числе тех, что скоро пойдут войной на Дориат и вновь прольют кровь своих собратьев. Их было шестеро, тех, кого они встретили в лесу, и с ними была дева, по виду синдэ. Мириль подивилась, увидев среди этих шестерых Луинмира. Хотя куда еще ему было идти? Одет он был, как и все, в темные одежды феанариони, но резко отличался от своих спутников. У остальных волосы были темны, кроме предводителя, у которого они были ярко-рыжими. И лица у всех были мрачны и словно подернуты тенью. А лицо Луинмира в обрамлении золотых волос было ясным и лучезарным. Но еще больше подивилась Мириль, когда увидела деву. Та шла, глядя прямо пред собой, и лицо ее было безучастным. Но руки были связаны, одежда изорвана, а волосы растрепаны и грязны. Прежде чем Мириль сумела понять, что нужно делать, решение приняла за нее Раутиэль. Она спрыгнула с коня и направилась к нолдор. - Приветствую вас, благородные воины! – сказала она. Мирили пришлось спешиться и последовать за ней. Она молча поклонилась эльфам. Те стояли, онемев от изумления. Девы, представшие пред ними, отнюдь не напоминали беглянок или изгнанниц. Мириль подумала, что здесь они выглядят достаточно подозрительно. Рыжеволосый эльф пришел в себя раньше других. - Кто вы? – спросил он неприветливо. – Откуда идете и что ищете здесь? - Воинам пристало называться первыми, - пожала плечами Раутиэль. – Но так уж и быть. Это царевна Мирильдэ, дочь дочери Финвэ. А я Раутиэль Малинальдэ, ее телохранительница. Мы пришли с востока и скоро вновь вернемся туда. Теперь они были поражены еще больше. - Я могу подтвердить ее слова, - спокойно сказал Луинмир. - Эти девы уже встречались мне. И благодаря им, я избежал злой участи. Предводитель поклонился Мирили. - Высокая дева… Я рад приветствовать тебя… Настолько, насколько радость уместна в это темное время. Рад буду принять тебя в нашем скромном убежище… Но позволь спросить. Как получилось так, что ты стоишь предо мной? Ведь тебя давно сочли погибшей. - Я дала обет вечных странствий, - ответила Мириль, - и не прекращу их. Прости, но я вынуждена отклонить твое приглашение. Мы не можем задерживаться в пути. Не так уж они, конечно, и торопились. Но Мирили были неприятны эти эльфы. Раутиэли, по-видимому, тоже. А те, казалось, вздохнули с облегчением. Видимо, не очень-то они им и поверили. - Но сначала ответь мне, - сказала Мириль. – Кто эта дева? И почему вы ведете ее словно обреченную на казнь? В чем ее вина? Лицо предводителя исказилось от гнева. - Эта дева,- воскликнул он. – Проклятая шпионка врага! Мы должны казнить ее. И намереваемся это сделать, ты угадала. Мы лишь хотим отвести ее подальше в лес, дабы не осквернить место, в котором мы живем, пролитием нечистой крови. - Ее вина доказана? – спросила Мириль. - А что здесь нужно доказывать?! – воскликнул один из эльфов. – Она пробралась к нам украдкой! Она не пожелала назвать своего имени! Но один из наших воинов узнал ее. Она жила когда-то в Нарготронде и была там в час его падения. - Вот как… - прошептала Мириль. - Все, кто был там в этот час, погибли или же были уведены в рабство. Если она побывала в темницах Врага и вышла оттуда живой, значит она шпионка. Говоря это, он схватил эльфийку за плечо и грубо толкнул ее вперед. Она сделала несколько шагов, и ноги ее подкосились. Она опустилась на траву, оказавшись между ними и нолдор, но выражение лица ее не изменилось, глаза оставались по-прежнему пустыми. Сердце Мириль дрогнуло от жалости, но гнев, охвативший ее, был сильнее. Она посмотрела на Луинмира – неужели он может это терпеть? Он стоял, прикусив губу, и старался не встречаться с ней взглядом. - Значит, - заговорила Раутиэль, - ее единственная вина в том, что она вынесла слишком много страданий? Столько, что даже утратила способность рассказать о них? А вы? Вы не смогли защитить своих жен и дочерей от врагов во время битвы… Вы бежали и теперь отсиживаетесь в лесу, да еще помогаете Морготу делать его работу! Говоря это, она подошла вплотную к девушке и встала рядом, заслонив ее. - Как смеешь ты оскорблять нас! – воскликнул эльф. – Только то, что ты дева, останавливает меня от удара! - Так ведь и она дева, - усмехнулась Раутиэль. – Но это вас почему-то не останавливает. А я вам вот что скажу, вы убьете ее не раньше, чем убьете меня. - Заступается за предателей тот, кто сам предатель и шпион! – сверкнул глазами рыжеволосый. Раутиэль прищурилась. - Ты хочешь меня обвинить? Давай. Но учти, у меня найдется, что ответить. Один из эльфов сделал было движение, собираясь достать лук. Но Раутиэль опередила его. Через мгновение ее лук с наложенной на тетиву стрелой уже был обращен против воинов. - Если собираетесь стрелять, - сказала она, - то знайте, я успею первой. Никто не сравниться с нолдор в искусстве владения мечом, но никто не превзойдет эльфов Дориата в быстроте и меткости стрельбы из лука. Тот эльф, что обвинял девушку, выхватил все же меч. Мириль выразительным движением положила руку на рукоять своего. Их было двое против шести, поэтому нельзя было нападать первыми, Мириль это понимала. Впрочем, против шести ли? - А ты, витязь? – обратилась она к Луинмиру. – Может, и ты обнажишь свой меч против нас? Тот покачал головой. - Нет. Тьма еще не настолько проникла в мое сердце, чтобы я поднял руку на своих спасительниц. Да и другим не позволю это сделать. Вы задумали неправое дело, - обратился он к своим спутникам. – А я постыдно молчал, допуская это. Но эти девы открыли мне глаза на мой позор. Я не оскверню свой клинок невинной кровью. - Если ты отступишься от нас, то станешь изгоем! – воскликнул предводитель. Луинмир побледнел, но глаз на этот раз не опустил. - Я стал им, когда Нарготронд пал. Я благодарен вам за все. Но по мне, лучше быть одиноким скитальцем, чем так запятнать свою совесть. - Позвольте нам уйти, эльдар, - тихо сказала Мириль. – И забрать с собой эту несчастную. К чему нам напрасно проливать кровь друг друга? Даю слово, мы более не потревожим ваш покой. Предводитель некоторое время молчал. - Что ж, - сказал он наконец. – Я отпускаю вас. Я не подниму меч против дома Верховного Короля… Если ты в действительности та, за кого себя выдаешь. Уходите обратно под тень или откуда бы вы ни пришли. Эту соглядатайку забирайте с собой. И ты убирайся, изменник! Горе вам, если вы вернетесь. *** - Мириль? - обратилась к ней Раутиэль, когда они стали на привал. - Ты запомнила того высокого и красивого нолдо? - Огненноволосого? Его было трудно не запомнить. - То был мой отец, Нордилион, - безмятежно сказала Раутиэль. - Что? - Так странно. Я думала, он давно уже сгинул во всех этих битвах. А он уцелел и даже предводительствует у воинов. Вот почему они нас отпустили. Он меня хорошо знает и знает, что если уж я что-то решаю… То от своего не отступлю. - Но разве ты… Твой отец, Раутиэль! И в тебе ничего не дрогнуло? - А что должно было дрогнуть? Он ведь притворился, что не узнал меня. Ведь ни один из них не доверяет чужакам. И мы чужие, пришедшие неведомо откуда. Им не важно, кто мы, что нам довелось вынести… Для них мы все враги, а уж если посмели им перечить… Этого мой отец никогда не терпел. К тому же он не захотел, чтобы я назвала его по имени. Боялся, что его товарищи заподозрят его в чем-то. Понимаешь? Они не доверяют даже своим. Но хватит об этом! Займемся лучше нашей беглянкой. *** У нее были светлые волосы – не золотые, как у Мирили или Луинмира, а снежные – но теперь они казались серыми от грязи. Когда-то роскошные одежды превратились в жалкие лохмотья. Мириль никогда еще не видела у элет такого худого и изможденного лица. Под слоем грязи она обнаружила клеймо – на левой скуле ближе к виску. Но страшнее всего были глаза – пустые и безжизненные. - Бедняжка! – вздохнула Раутиэль. – Даже не представляю, что ей пришлось претерпеть. - Если бы вы не спасли меня тогда, - прошептал Луинмир, - я бы, может статься, был таким же. Но, скорее всего, давно бы сгинул. Они укутали девушку своими плащами, усадили поближе к костру, чтобы согреться, напоили отваром из целебных трав, но она, казалось, не замечала их заботы, оставаясь безучастной ко всему. Мириль сказала: ее разум надежно закрыт аванирэ, пробить которое означало бы непоправимо искалечить девушку. Она сможет исцелиться только, если сама захочет и откроется. - Исцелиться? – спросил Луинмир. – На ней скверна? - Не совсем. Но ее коснулось что-то темное, что ей необходимо изжить из себя. Я могу ей помочь, но лишь по ее воле. - А пока?.. - А пока подождем. Они поужинали, сидя у костра, ржаным хлебом и сушеной рыбой. Синдэ ничего не ела. Мириль сидела рядом с ней и держала за руку. - Может, ты споешь нам, Малинальдэ? – обратилась она к сестре. – Вполголоса, чтобы кому не надо, не услышали? Раутиэль никогда не заставляла себя долго упрашивать. Вечерняя песня Раутиэли В цветке раскрытых рук горит моя звезда И, в прелести своей священна и горда, Встает мечта о Море и о страсти, О бесподобной и безмерной власти. И в выспренности слов рождается огонь. И, снопом искр агатных рассыпаясь, Рождается в лучах рассвета рыжий конь И мчится с ветром на лету играя. Рожденная в долинах широта, И гордость гор, стоящих нерушимо, И неба солнечная высота Манят меня в простор бескрайности равнинной. В лесах таиться день, и мчится белый конь, Как свист ветров, развеянных в просторах. Все зори можно заключить в ладонь, Все радуги собрать в едином взоре. Туман клубиться, путаясь в ветвях. Как вечер, тает сумраком конь серый. И лунный бледный свет сквозится в родниках, И прячут тайну смутные пещеры. Когда прохладой вновь оденется раздол, Когда река притихнет в томном лоне, Когда затухнет пламя темных зол, И свечи загорятся в каждом доме, Тогда мой черный конь с звездою на челе, Прекрасный метеор стремительных предвестий, Зарниц, растаявших в живительном огне, Взбежит на скал излом, пленяя свод небесный. Тогда скажу, обняв шершавый ствол, Не знавший в жизни ласки и привета: «Очерчен круг опять. Мой день ушел. Мой день ушел – я снова жду рассвета». Раутиэль вдруг престала петь и кивком головы указала на юную синдэ. - Она смотрит. Та действительно смотрела. Взгляд ее стал осмысленным, а глаза наполнились слезами. - Теперь ты спой, сестра, – попросила Раутиэль. - Но я же… - Спой. - Хорошо. Я спою о Лютиэн. Луинмир удивленно взглянул на нее. - О той, что ушла на путь смертных? О той, что суждено покинуть наш мир навсегда? - Не было сказано – «навсегда». Было сказано – «до конца времен». И когда-нибудь он придет. Когда-нибудь… Когда-нибудь отступит мрак, И нежный свет Звезды Укажет путь сквозь боль и страх В священные сады. Раскинется равнин простор И солнечность долин. И встанут гордо цепи гор – Сверкающих вершин. Озер проснется глубина И бег прозрачных рек. И вновь очнутся ото сна И Эльф, и Человек. И Средиземье расцветет - Взаправду, не во снах. И Море песню пропоет, Рожденную в веках. И снова свет алмазных звезд Наполнит сень лесов, Тишь предвечерья разорвет Звук милых голосов. И снова будет новый день И светлые лучи. И снова песня Лютиэн Под ними зазвучит. И отшатнется от нее, Смутившись, смерти тень. И свой порыв умерит зло Пред ликом Лютиэн. И будет вечно красотой Струиться ясный день. Ведь в танце с дивной песней той Кружится Лютиэн! Девушка вдруг уронила лицо в ладони и безудержно разрыдалась. Они не стали утешать ее, так как знали, что эти слезы целебны. Это тает лед, что сковывает ее душу. Когда она выплакалась, то рассказала, наконец, о себе. *** Ее звали Эредель, и она была совсем еще юной. В год падения Нарготронда ей не сравнялось еще и пятидесяти весен. Ее семья была очень большой по эльфийским меркам, но она всех потеряла в тот злой час. Ее отец и старшие братья погибли на стенах во время штурма. Мать и младшего брата орки убили у нее на глазах. Сестер разлучили с нею после пленения. Известно, что большинство нарготрондских пленников орки зарубили у Перекрестья Тейглина. С ними была и Финдуилас, дочь Ородрета. Но был и другой отряд, который ушел из Нарготронда раньше. Те пленники уцелели, и в их числе Эредель. Но уцелела она только для рабства. Многие невольники, особенно те, кто был ранен, погибли во время самого перехода – из-за отсутствия пищи или под бичами орков. Остальных привели на рудник. Там их допросили и разделили на группы. Большинство сильных мужчин сразу заковали и отправили в забой. Тех, кто совсем ослаб, во время пути убили – отдали на корм волкам или на потеху оркам. Так же поступили и со многими женщинами, ведь на работах они были бесполезны. Других отдали в рабство людям в качестве награды. Этой участи Эредель страшилась более всего. Известно, что мало кто из людей обращается с рабами-эльфами милосердно. Особенно с женщинами. Редкой эльфийке удавалось долго прожить у человека служанкой и не стать жертвой его похоти. То, что эльфийки от этого умирали, людей мало заботило. Эредель считала, что лучше быть замученной орками, чем умереть от насилия. Но ей другая судьба была уготована. От эльфов отделили тех, кто был искусен в каком-то ремесле или знании. Эредель, несмотря на юные годы, приобрела уже славу искуснейшей из ткачих и вышивальщиц. Поэтому на следующее утро ее с другими мастерами повели из рудника куда-то дальше. Когда она узнала куда, то пожалела, что не стала добычей волков. В Ангбанд! Она желала бы умереть в пути. Но слишком она была молода, и слишком много в ней еще оставалось нерастраченного жизненного огня, чтобы решиться на такое. О там, что произошло в твердыне, Эредель не нашла в себе силы рассказать. Они узнали это при помощи осанвэ. - Так ты видела его? – пораженно ахнула Раутиэль. – Моргота? Эредель кивнула. - Я смотрела в его глаза, - прошептала она. … Пленников ввели в тронный зал и стали по одному подводить к Темному Владыке. Он смотрел каждому в глаза. После этого с ними поступали по-разному. Иных обезглавливали прямо здесь же. Другие сами падали замертво под взглядом Врага. Остальных куда-то уводили. Эредель не сомневалась, что умрет. Она мечтала лишь об одном – поскорей бы. Поэтому, когда ее схватили, чтоб вести к трону, она сама сделала шаг вперед. И сама взглянула в его глаза, раньше, чем ее принудили это сделать. Их взгляды встретились, и время для Эредели остановилось. Она впала в оцепенение. Напрасно ее пытались согнуть и поставить на колени – ее тело словно обратилось в камень. Она хотела опустить глаза, хотела пасть – и не могла. Было что-то выше ее, выше самого Властелина, что не позволяло ей это сделать. А он смотрел, казалось, даже с интересом и легким удивлением, словно не понимал, как такое ничтожное и слабое создание смеет противостоять его воле? Наверно, прошло не более минуты, но для Эредели она стала вечностью. Наконец, она лишилась чувств, но глаз не опускала до последнего. Ее оставили в живых. Теперь она должна была трудиться в твердыне. Но она не могла работать так, как раньше. Ее труд требовал участия сердца и души, а все внутри нее было убито. Она пыталась начать работу, но замирала в странном полусне, которому не могла противиться. Часами сидела она недвижимая и безмолвная. Надсмотрщик над ней, из людей, считал это проявлением гордыни и упрямства. Он постоянно бранил ее и несколько раз наказывал, но это ничего не меняло. - Ну хорошо же, - сказал он однажды. - Я проучу тебя, строптивица, раз и навсегда. С завтрашнего дня ты отправишься в рудники. И после возвращения оттуда здешняя жизнь покажется тебе блаженством. Так случилось, что Эредель вновь оказалась на том руднике, куда их привели в начале плена. Большинство рабов на нем были эльфами. Но женщин среди них почти не было. Только Эредель и еще одна женщина из нолдор. Ее муж трудился здесь же. Конечно, Эредель не отправили в шахту. Вместе с той женщиной ей вменялось в обязанность готовить, печь хлеб и исполнять другую грязную, но не слишком тяжелую работу. Та еда и тот хлеб, который они приготовляли для надсмотрщиков, сильно отличалось от того, что готовилось для рабов. Вряд ли это вообще можно было назвать едой. И поначалу самым трудным для Эредели было разносить пищу по забоям, раздавать невольникам эти жалкие крохи, которые не могли насытить, могли только продлить их муки. И все же на руднике ей было лучше, чем в Твердыне. Работа, голод и холод терзали ее тело, но закаляли дух. Она почти исцелилась, но по-прежнему не могла сказать и слова. Эта немота пала на нее после того, как она посмотрела в глаза темному властелину. На руднике Эредель могла общаться и с другими эльфами. К счастью, она не встретила никого из своих знакомых, это было бы слишком тяжело. Но было здесь несколько эльфов из Нарготронда. Они были совсем молоды и сильны, потому и выжили до сих пор. Одного из них звали Роменнион – он был не многим старше самой Эредели. Он был одержим мыслью о побеге. Не мог смириться с тем, что умрет рабом Моргота. Он еще слишком мало пожил – не провел в Арде и человеческого века. От одного из рабов, уже погибшего, Роменнион знал о тайном ходе, который вел из шахт на волю. Говорят, через него бежал когда-то Гвидор, тот самый, что привел Турина в Нарготронд. Те, кто бежали тем ходом в последний раз, обрушили кровлю в самом его начале, чтобы не допустить погони. Но ведь ход можно и откопать. А дорогу Роменнион знает, и они не заблудятся в подземных лабиринтах. Он много раз в подробностях рассказывал об этом пути. Эредель слушала и завязывала на волосах узелки, чтобы лучше запомнить. Ей единственной еще не обрезали волосы, и это значило, что скоро ее собираются вернуть в Твердыню. Вот почему она так страстно хотела бежать. Впрочем, и остальным терять было нечего. Самая мучительная смерть в случае неудачи, всего лишь смерть, а ничего худшего здесь их и не ждет. Кроме Эредели и Роменниона их было шестеро. Та женщина, ее муж и еще четверо. Одного звали Линтион… Он был лучшим другом Роменниона, и когда-то одним из лучших танцоров в землях Нарготронда. Он уже пытался бежать однажды. Чудо, что его оставили после этого в живых. Зато отрубили по колено обе ноги и приковали в забое. Его уже не поднимали наверх в бараки, но урок спрашивали как со здорового. Иначе не давали еды. Эредели и остальным удавалось его немного подкармливать. Все вместе они понемногу раскапывали тайный ход, который должен был привести их к свободе, и перепиливали свои оковы. Эредели и ее подруге Найрэлин удалось украсть кое-что из кухонной утвари, из чего можно было изготовить инструменты. Наконец, проход был расчищен. Ничего, казалось, не мешало им бежать. Но Роменнион боялся, что их исчезновение будет обнаружено, и на их след нападут раньше, чем они сумеют уйти достаточно далеко. Ведь им придется нести Линтиона. Они укрепили потолок вначале прохода, но обрушить его вновь было совсем не трудно. Роменнион предложил – кто-то останется и будет стеречь проход: если появится погоня – достаточно будет обрушить одну из опор. Тогда проход снова будет засыпан, и у них будет немного времени в запасе. Пока проход вновь раскопают… К тому же вряд ли орки и надсмотрщики-люди сунутся в подземный лабиринт, где легко заблудиться. Ведь никто кроме Роменниона не знает пути. Но это означало, что тот, кто останется на страже сильно рискует. Роменнион сказал – как только они вынесут Линтиона, он сам вернется за оставшимся и выведет его. Вдвоем они смогут быстро скрыться. Эредель предложила себя. Знаками она объяснила – она на рудниках временно, и ее, возможно, не убьют. - Но будут пытать! – воскликнул Роменнион. Эредель пожала плечами. После того, что произошло в Твердыне, она ничего больше не боялась. Они согласились. И только когда ее друзья ушли, она ощутила страх. Сидеть одной в шахте и ждать – это было невыносимо. А потом их стали искать – Эредель слышала крики орков и мелькание огней в коридорах. Она забилась как можно глубже в проход, надеясь, что ее не обнаружат. Она не могла уйти дальше в глубь, чтобы быть рядом с опорами и обрушить их в нужный момент. Она жалела, что это нельзя сделать таким образом, чтобы обрушившиеся своды погребли сразу и ее. Эредель ждала долго. Очень долго. А потом поняла, что никто не придет. Слишком много прошло времени. Отчаянье овладело ею. Она решила пойти в коридор одна. Дорогу она искала ощупью и по заметкам на своих волосах. И вот, после многих часов пути она увидела луч солнца. Увы! Он проникал из узкой щели под самым потолком. Проход был засыпан! Ею овладело безумие. Она бросилась на кучу камней и щебня, начала рыть и царапать ее, прокапывая себе ход к солнцу. Земля осыпалась на нее сверху, еще немного, и она оказалась бы похоронена заживо. Но она продолжала упрямо рваться вверх, к свету. И ей удалось вырваться. Измученная, грязная, она все-таки оказалась на воле. Невозможно было поверить в такое счастье. Но никто не ждал ее там. И она решила, что ее товарищи по несчастью не нашли в себе сил вернуться за ней во тьму и ушли… Она ошиблась. Она нашла своих друзей неподалеку, в дубовой роще. Все они были прибиты к деревьям и замучены. Роменниона сожгли на медленном огне, разведя под деревом костер – ноги его были обуглены до костей. Их, видимо, схватили сразу же, как они вышли из подземелья. Если бы она пошла с ними, ее бы ждала та же участь. Они не выдали ни пути в подземных коридорах, ни ее, Эредель… После того, как она оплакала своих друзей, ей действительно стало все равно. Прежнее оцепенение вновь овладело ею. Она просто встала и пошла, куда глаза глядят. Часто слышала она орочьи барабаны, но это ее уже не заботило. Она шла и шла, когда изнемогала, падала на траву и спала. Иногда рвала ягоды и ела. Так и шла пока не наткнулась на отряд Нордилиона. *** - Бедное дитя, - вздохнула Мириль. – Сколько ты вынесла. И эти феанариони вместо того, чтобы помочь тебе… - Да, хоть я и происхожу из их дома, - сказала Раутиэль, - но скажу, что все феаноринги какие-то… И она добавила такое словечко, что Мириль даже подпрыгнула. Эредель посмотрела на нее с изумлением и отодвинулась. Луинмир вскинул бровь. - Это вы у орков научились таким выражениям? - У людей! И, да, я очень восприимчивая. И потом… Вы знаете… Я однажды дружила с орком. Эредель и Луинмир уставились на нее во все глаза. Мириль вздохнула. - Из всех нелепиц, что я когда-либо от тебя слышала… - Да ты погоди! Я же была тогда ребенком. И однажды, слоняясь по лесам, я нашла раненного орка. Орчонка даже. Я, конечно, хотела его зарезать, как и полагается, но он стал пищать и молить о пощаде. А потом сказал, что мы, эльфы, называем их орков жестокими, а сами поступаем еще хуже, чем они. А вот если бы я поговорила с ним по-доброму… Рассказала о нашей красоте и благости… Он быть, может, и изменился бы… Я, девчонка, конечно же, на это купилась. Ну и… перевязала его, выходила… А потом решила провести его по нашим землям, чтобы показать нашу благость и красоту. И главное – я, дура, протащила его по всему Белерианду! На счастье, нам по пути попался отряд феанорингов, а у них с орками разговор короткий, даже имени не спросили. - Раутиэль, - скорбно произнесла Мириль. – Скажи, что все это неправда. Что ты это выдумала. Пожалуйста. Обещаю, я не буду очень сердиться. Раутиэль, захлебываясь от смеха, повалилась на траву. - Конечно, выдумала! Вы что, поверили? Мириль прикрыла глаза ладонью. У Луинмира губы дрожали от едва сдерживаемого смеха. Даже лицо Эредель на мгновение дрогнуло, будто она собиралась улыбнуться, но не сумела. Но Мириль верила, что когда-нибудь она научится улыбаться вновь. Хотя все чаще и чаще встречала она эльфов, предпочитающих упиваться скорбью, а не бороться с ней. Впускающих в свои сердца столько злобы, что там не оставалось места для любви. *** Эредель спала, укрытая плащами. - Что вы будете делать с ней? – спросил Луинмир. - Возьмем с собой. Там, на востоке, живут лесные эльфы, которых Тень еще долго не коснется. Оставим ее там. - А вы сами? - Отправимся дальше. Луинмир покачал головой. - Что вы ищете, девы? Мириль не ответила. Она не знала и сама. Многие века спустя, один человек, с душой непокойной и вечно-юной, скажет это за нее. «…Нет никакой окончательной цели. Мы должны постоянно идти и именно туда, где никто из нас никогда не был…» - Меня ведет моя клятва, - отвечала Раутиэль. - Что ж… Тогда я иду с вами. Я не знаю ваших клятв, но я сказал, что если судьба опять сведет нас… Я вас больше не оставлю. Вот в этом я клянусь. Раутиэль вопросительно взглянула на сестру. - Решать тебе. - Пусть так, - сказала Мириль. – И говорю это от всей души – я рада тебе буду. Теперь у нас есть брат.