Гонки Красной Смерти: Король дорог

      Родился он раньше срока, поэтому был не только очень мал, но и слаб, за что его сразу определили в реанимацию. Его слабость особенно тяжело ударила по отцу, который боялся потерять сына вслед за женой, что умерла при родах. У матери ребенка, Валки Варфоломеевны, беременность протекала без каких-либо тревожных прогнозов от докторов. Женщина была абсолютно здорова, пусть и немного недобирала в весе, несмотря на соблюдение «диеты на двоих», составленной доктором. Да и плод, как показали фото УЗИ, развивался правильно, без отклонений. Однако судьба любит делать резкие повороты.       Ребенок, к счастью, быстро обрел способность дышать самостоятельно, без искусственной вентиляции легких, и через две недели его выписали из реанимации, однако болезни так и липли к неокрепшему телу малыша, отчего он вновь и вновь возвращался в больницу несколько лет подряд. Именно в больнице он в первый раз встал на ноги, перескочив этап ползанья по полу, что обрадовало отца, который, насмотревшись на энергично ползающего двоюродного племянника, уже было решил, что его сын еще долго не начнет ходить. А когда малыш начал довольно рано говорить, практически с первого раза повторяя слова за взрослыми и усваивая их смысл и эффективность применения комбинаций, его отец чуть ли не плакал, умиляясь. Но от ругательств, которые ребенок выучил у своей няньки Плеваки, давнего и лучшего друга его отца, пришлось отучать.       В память о своей жене вдовец, бывший в тот момент в полном отчаянии, назвал своего сына Валентином, так как имя Валентина было дано Валке при крещении, а с восемнадцати лет оно было вписано в паспорт. Зачем девушка так сделала? Об этом знали только близкие, которые все так же называли ее по старому имени и добродушно посмеивались, пожимая плечами, когда девушке пришлось долгое время мучиться, переделывая другие документы, в том числе и аттестат, который она только на тот момент получила. Ее девичья фамилия Карасик тоже перешла к сыну, сделав его практически полным ее тезкой. Теперь в семье появился второй человек с именем Валя Карасик.       До трех с половиной лет с Валентином, из-за проблем со здоровьем, нянчился Плевака, так как отец мальчика не мог отказаться от работы, да и финансовое положение семьи начало напоминать о себе, так как большая часть денег уходила на лекарства для, казалось, вечно больного ребенка. В то время Плевака, которого на самом деле звали Анатолий Борисович Крикливый, ушел с работы, как он сам говорил, из-за недостатка конечностей. Буквально четыре года назад он был известным хирургом и зарабатывал немалые деньги. Имея страсть к приключениям и экстриму, Анатолий Борисович еще успевал профессионально заниматься альпинизмом на Алтае, поэтому в своем родном городе он бывал только в рабочее время. Подумывал было навсегда переехать в горные края и стать инструктором, благо был огромный опыт, да и учить Плевака умел, но последний подъем в гору прошел для него печально. Очнулся он в больнице без левой руки и правой ноги и совершенно не помнил, что именно произошло в горах. У Плеваки было достаточно денег, чтобы установить себе качественные протезы, но с работы он ушел, несильно доверяя своей искусственной руке, которая могла дать сбой и дрогнуть при операции. На сочувственные взгляды коллег и друзей он небрежно отмахивался, мол, плевать. Он с самого детства так «плевал» на свои проблемы, поэтому его и зовут Плевакой.       Ребенка, по настоянию Плеваки, отдали в детский сад, откуда он, Валя, быстро принес ветрянку, что отложило поход в садик до целых пяти лет, так как отец боялся, что его сын подцепит еще что-нибудь.       ― Друг, ― обращался к отцу мальчика Плевака, ― ему необходимо общение со сверстниками. Ты не сможешь вечно продержать его взаперти и быть рядом, уберегая от опасности. Лучше подумай, как его жизнь сложится дальше, если постепенно не выводить его в свет. Поэтому он и чахнет, что вечно сидит в «стерильном» доме. Не перебивай меня! Да, я сам вижу, что он похож на Валку, но это не значит, что он повторит ее судьбу и станет, ― мужчина затих, встретившись со строгим взглядом своего друга, и моментально переменил концовку фразы, ― работать продавцом автомобилей и мотоциклов марки «Шторморез». По крайней мере, не в этом возрасте, ― закончил он, подмигнув Вале, который сидел рядом за детским столиком и пытался аккуратно разукрасить дракона, держа карандаш то правой, то левой рукой. Это наталкивало на мысль о том, что Валентин – амбидекстр. Однако в будущем, имея одинаково развитые руки, мальчик предпочтет левую, чтобы рисовать и писать.       В садик мальчика привели во второй раз и навсегда, забросив его в группу, в которой уже был его троюродный брат Себялюбов Виталий Викторович, который дал родителям честное слово, что, как они и попросили, присмотрит за братиком Валей. Виталя в самом деле следил, и Валентину это не нравилось. От троюродного брата, естественно, не укрылось то, что Валя из-за неопытности в общении со сверстниками очень сильно волнуется и начинает икать.       ― Икалка, Икалка, ― дразнил он его, пока дело не доходило до драки, в которой он, Виталя, выигрывал из-за того, что в этом возрасте был довольно высоким и крупным ребенком по сравнению со своим хилым троюродным братом, что потом тихо пускал слезы, заверяя, что ему не больно. ― Плакса Икалка.       Однажды за Валю заступился один полненький мальчик, Широков Игорь, за что тут же получил обидное прозвище.       ― Я даже не знаю, чем от тебя больше пахнет, ― наигранно морщил нос Виталя, насмешливо глядя на заступника Икалки, ― рыбой или потными ногами. Точно! Будешь у нас Рыбья Нога. Ха-ха!       ― Сморкалка, ― тут же в ответ придумал Валя, застав как-то троюродного брата и его маму, которая, улюлюкая, просила своего сыночка высморкаться в носовой платочек. Оказалось, что этот ритуал повторяется у Виталия уже две недели из-за насморка, поэтому прозвище «Сморкалка» задело мальчика особенно сильно, что очень радовало Валентина. С тех пор Игорь и Валя стали друзьями.       К первому классу семилетних Валентина, который поборол свою икоту, Игоря и Виталия практически все знакомые называли только по прозвищам, что эволюционировали в Иккинг, Рыбьеног и Сморкала.       ― Я проклят Богами! ― закатил глаза Иккинг, узнав, что он не только проведет школьные годы рядом с троюродным братом в «В» классе, но и, по решению учителя, разделит с ним одну парту на двоих, а его друг Рыбьеног будет учиться в параллельном. Но не это было самым большим огорчением для Иккинга.       Иккинг не мог удовлетворить потребность своего отца в идеальном сыне, который бы был физически достаточно силен, чтобы иметь успехи в спорте. Да куда уж там! Он и бегать-то не любит, хоть и развивает неплохую скорость, когда убегает от кого-то. Отец мечтал вырастить из него подобного себе мужчину: сильного, выносливого, серьезного, справедливого и в меру жесткого. Но Иккинг не такой. Иккинг был полностью у себя в голове: говорил немного и всегда неуверенно, сопровождая свои слова подергиванием плечами, много думал, делая какие-то пометки в своем маленьком личном электронном блокноте, что всегда таскал с собой, часто мечтал, выпадая из настоящего, никого не хотел слушать и был рассеян.       ― Может, займешься боксом, как Виталя? Вы могли бы вместе тренироваться, ― предложил ему отец, когда забирал его из школы.       ― Да, боль, ― вяло отозвался Иккинг, по привычке взламывая новый пароль, что был установлен на компьютере рабочей машины отца. ― Обожаю.       Примерно такие же короткие ответы были и на другие предложения. Однако мальчишке смогли найти занятие по вкусу не в спортивной области.       Как и ожидалось, Плевака не смог долгое время сидеть без дела, не смотря на то, что на его попечении был сын его друга. Плевака нашел время переучиться и накопить средства на аренду небольшого помещения в крытом рынке. Теперь мужчина занимался ремонтом компьютеров и делал это весьма неплохо, подтверждая, что талантливый человек талантлив во всем. Уже в одиннадцать лет Иккингу, который не только отлично разбирался в различных программах, но и увлекался сборкой и ремонтом всевозможных приборов, быстро нашлось место в мастерской. И мальчишке нравилось работать с Плевакой, да и отца это устраивало. Вроде.       У Иккинга был малый круг общения, если не брать одноклассников, с которыми он виделся только в школе и разговаривал очень редко. Этот круг включал небольшое количество людей: отец Иккинга, что с каждым годом все больше и больше отдалялся от сына, утопая в работе; Плевака, к которому мальчишка очень сильно привязался; немая старушка Готти, что живет в единственном среди коттеджей старинном, деревянном, одноэтажном домике по соседству и торгует всякими травами; Сморкала, который не утратил привычку присматривать за братцем и не позволял никому, кроме себя любимого, обижать Иккинга; Рыбьеног, что учился в параллельном «Б» классе, но приходил к другу в гости, где они вместе делали уроки; неугомонные близнецы Александра и Евгений Непослушных, которые по праву заслужили прозвища Забияка и Задирака. Этого общения Иккингу вполне хватало, так как большую часть времени он любил побродить по лесу, что находился на окраине города, недалеко от его дома, и охотиться на троллей, которые, сколько парень себя помнил, воруют левые носки Плеваки.       До пятнадцати лет жизнь была более спокойной, пока к ним в класс не перевели спортсменку, отличницу и просто красавицу Князеву Анастасию. У Иккинга тогда впервые дрогнуло сердце перед девчонкой, отчего он чуть снова не начал икать. Настя была девушкой серьезной, собранной, сильной и решительной, что удивительно прекрасно сочеталось с ее внешностью: округлое лицо, длинные, распущенные, золотистые волосы и стройное, подтянутое тело. За нее сразу же проголосовали, как за старосту класса на текущий год, и Настя оправдала их доверие, подойдя к должности со всей ответственностью. Неудивительно, что Сморкала положил на нее глаз. За смелость и бойкий нрав Настю в ее прошлой школе называли Камикадза, что на новом месте через время каким-то образом превратилось в Астрид.       Астрид отклоняла все попытки Иккинга и Сморкалы с ней подружиться, а вот с близнецами, в основном с Забиякой, и Рыбьеногом, которого она встретила на собрании старост классов, быстро нашла общий язык. Но упрямому Сморкале улыбнулась удача, когда он узнал, что у них с девушкой общие интересы – бокс.       ― Ты же боксируешь, да? ― довольно ухмылялся Сморкала, тыкая себе в грудь большим пальцем: ― Я могу показать тебе несколько приемчиков. Ну, как?       Радовало только одно, что когда Астрид, наконец-то, согласилась на предложение Сморкалы, Иккинг смог лицезреть, как его троюродного брата отделала девчонка.       Иккинг, конечно, общался с Астрид, так как с ней дружили его друзья. Но он был по сравнению с другими слишком неприметный, и казалось, что он ничем, кроме тараканов в своей голове, не интересуется. Для нее он был слишком странный. Расположил он ее к себе только через год, показав, что тоже на что-то способен. А для этого всего лишь нужно было увлеченно заниматься своей работой в мастерской Плеваки и не сразу заметить, что Астрид стоит возле него и с интересом наблюдает. Плевака, заметив, как Иккинг среагировал, когда заметил Астрид, не сам пошел, как обычно, а отправил его посмотреть, что там с компьютером девушки, из-за которого она и пришла в мастерскую.       За полтора года поменялось многое.       Отец Иккинга окончательно «поженился» на своей работе и бывал дома так редко, что, казалось, совершенно забыл о своем единственном сыне. В те редкие моменты, когда сын и отец встречались в родном доме, происходил один и тот же разговор:       ― Я вернусь. Возможно, ― говорил отец вместо «до свиданья» и спешил убежать на работу.       ― Я буду здесь. Наверное, ― расстроено отвечал на это Иккинг.       На школьных собраниях отец больше не появлялся, потому что не хотел слушать, как других детей восхваляют за какие-либо заслуги перед классом или школой, а его сына даже не упомянут, только покажут классный журнал, где в строчке, что подписана «Карасик Вал.», будут стоять вразнобой оценки: три, четыре, пять. Мужчину всегда расстраивал этот журнал. И дело было вовсе не в оценках Иккинга, а в том, что имя Валентин, почему-то, часто сокращали до короткого Вал, которым вдовец любил называть свою жену.       ― «Рука отсохнет «я» дописать», ― передразнивал отца Иккинг, жалуясь Плеваке. ― Что он привязался к моему имени? Сам дал его мне! Ему мало того, что он каждый раз смотрит на меня с такой кислой физиономией, словно пытался взрастить розу, а вырос ло... лопух.       ― Ну, немного от лопуха у тебя есть. У вас это, кстати, с отцом семейное, ― пытался шутить Плевака, но увидев, что парню не до шуток, откровенно добавил: ― Пойми, дело не в тебе. Просто он очень скучает по твоей маме и хочет, чтобы она гордилась, каким хорошим парнем он тебя вырастил.       ― А я не оправдываю ожидания, да? ― перебил его парень. ― Теперь я все понял, спасибо.       ― Ты не дослушал меня.       ― Он хочет, чтобы я пошел по его стопам. Выучился и работал там же, где и он. И я думаю, что мне стоит его послушать, ― совсем тихо закончил Иккинг, снова и снова перелистывая свой личный электронный блокнот.       ― Этого хочет твой отец, ― напоминал ему Плевака и просил: ― Прислушайся лучше к себе. Сам-то ты чего хочешь?       ― Не знаю, ― Иккинг печально взглянул на брошюру с надписью «Летная академия "Дракон"», которая промелькнула в блокноте, и удалил ее в «Корзину». ― Стать сыном, который достоин отца.       У Плеваки же дела, в отличие от Иккинга, шли в гору. Он, имея успех у клиентов, немного расширил мастерскую, выкупив соседнее помещение. Теперь в мастерской можно было нормально развернуться, не боясь еще больше повредить неловким движением прибор, отданный на ремонт.       Одноклассники Забияка и Задирака, что были одинаково светловолосы, остролицы и нестандартно длины, стали немного отличаться друг от друга. Забияка все так же заплетала свои блондинистые волосы в три нелепые косицы, но научилась делать это куда с большим изяществом, отчего косы уже никак нельзя было спутать с длинными дредами Задираки, которые он носил с четырнадцати лет, несмотря на ворчание учителей. Еще одним отличием стало то, что плечи Задираки стали шире, чем у сестры-близнеца, а у Забияки начала округляться фигурка. А в остальном они остались такими же энергичными идиотами.       Рыбьеног, обскакав Астрид, стал лучшим учеником школы и шел на золотую медаль. Олимпиады он умудрялся хорошо писать по каждому предмету, но его любимицей всегда была и есть биология, так как парень любил животных и мечтал продолжить их изучение после школы.       Астрид стала более открытой в общении, привыкнув к своим новым друзьям. Она сменила прическу: выстригла челку, подровняла концы и стала заплетать сложную, объемную косу. Вскоре девушка удивила всех тем, что увлеклась кулинарией и полюбила экспериментировать с едой, давая попробовать новые шедевры своим друзьям. К счастью, это увлечение было непостоянным и дегустаторам не пришлось долго травиться ее едой.       Сморкала, в отличие от той же Астрид, которая боксировала только для поддержания физической формы, занялся боксом профессионально и уже не раз уезжал на соревнования, возвращаясь домой с победой. За годы тренировок он приобрел накаченное тело, молниеносную реакцию и прыгучесть, что с его небольшим ростом смотрелось на ринге забавно. Однако противникам было не до забавы, когда он наносил далеко неслабые, точные удары. «Мал клоп, ― говорил про Сморкалу Иккинг, ― да вонюч».       И вот сегодня Сморкала снова вернулся с победой и решил, раз родители на работе, устроить вечеринку в честь себя любимого, пригласив весь класс. Иккинг не хотел идти, но там будет Астрид, и парень надеялся под шумок с ней потанцевать. А фиг ему! Сморкала, как виновник торжества, имел полное право «посвятить» все танцы себе и Астрид. Иккинг заранее знал, что ничего хорошего в этот вечер ему не отпадет, поэтому, хоть и расстроился, принял это как должное.       Это был самый худший вечер в жизни Иккинга. С Астрид он так и не потанцевал, даже словечком обмолвиться не смог. Умудрился сесть за стол между близнецами, которые его никуда не отпускали и, весело махая руками, случайно (а, может, и специально) несколько раз опрокидывали на него его же стакан с соком, который он потом убрал подальше. Все галдели. Было душно и тесно. Музыка долбила по мозгам. Затем открыли балкон, и Иккинг почувствовал, как несет осенним холодом по ногам. Парень, чтобы близнецы его отпустили, рассказал, где его троюродный брат с детства прячет от родителей бомбочки и петарды. Близнецы занялись поиском, пообещав, что если это правда, они не предадут своего информатора. Иккинг тут же поспешил в прихожую, чтобы забрать свою куртку и уйти домой, но его перехватил Сморкала и потащил в сторону шкафа с наградами.       ― Эта блестящая, круглая штучка – медаль, ― хвастался Сморкала. ― Их у меня много, а у тебя – ноль. Не хочешь подержать?       ― Нет, воздержусь, спасибо, ― отвечал Иккинг, закатывая глаза.       Долго терпеть издевательство Иккингу не пришлось. Астрид прервала хвастовство Сморкалы, ударив его под дых.       После гостей пришлось помогать прибираться и решать вопрос, что делать с прожженным бомбочками ковром. Несмотря на сонливость и жуткое желание поскорее оказаться дома, в теплой постели, Иккинг был счастлив, так как конец вечера он провел на кухне с Астрид, помогая мыть и расставлять посуду, пока Рыбьеног прибирался в зале, а Сморкала воевал с близнецами, что догадались закрутить его в прожженный ковер и планировали вынести на мусор. «Мытье посуды – не танец, ― думал Иккинг, украдкой поглядывая на Астрид, ― но все же какая-то близость». А когда девушка попросила проводить ее до дома, так как первая часть пути у них была общая, Иккинг, не задумываясь, согласился.       ― Спасибо, что проводил, ― Астрид открыла входные двери и проскользнула в свою квартиру. Иккинг проводил ее не только до подъезда, но и до этажа, решив, что так будет с его стороны благороднее.       ― Всегда рад, миледи, ― скромно улыбнулся Иккинг, прикусывая язык: «Я это сказал! Ой, дурак! Надеюсь, она уже не услышала».       ― «Миледи»? ― девушка высунула голову в подъезд и улыбнулась. ― А ты у нас романтик.       ― Да, это так, ― замялся Иккинг, подергивая плечами, и перевел разговор на другую тему: ― Ох, который час. Время позднее. Я пошел.       ― Постой, ― Астрид полностью вышла в подъезд и протянула парню зонт: ― Ночью дождь обещали.       ― Спасибо, Астрид, но я так добегу… ― заикнулся парень, но под строгим взглядом голубых глаз передумал и принял зонт. ― Спасибо. Я верну. Завтра же зайду.       ― Тогда, ― махнула на прощание Астрид, ― до завтра. Буду ждать.       ― Да, до завтра, ― улыбнулся Иккинг и продолжал улыбаться до тех пор, пока девушка не вернулась к себе в квартиру. ― Есть! ― как можно тише возликовал он и поскакал вниз по лестнице, преодолевая сразу несколько ступеней.       Иккинг был в приподнятом настроении, поэтому шагал бодро, насвистывая любимую песенку Плеваки, которую тот пел, когда ему было хорошо: «У меня есть топор и булава…». Над головой собрались тучи, закрыв собой звезды и месяц, начинался мелкий, моросящий дождь, но парень этого не замечал. Он сжимал зонтик в руках, думая о том, что завтра будет замечательный день, так как у него, Иккинга, есть повод зайти в гости к Астрид и, скорее всего, остаться на чай. Она сказала, что будет ждать! Возможно ли то, что Иккинг ей нравится? Или она сказала это просто так?       Иккинг перестал насвистывать и, остановившись, посмотрел на свое отражение в витрине магазина, оценивая. Достаточно высок для своего семнадцатилетнего возраста, но хиловат, из-за чего кажется еще выше. «А Астрид нравятся высокие и худые?» Такие же, как и у его покойной матери Валки, судя по старым фотографиям, рыже-каштановые волосы и зеленые глаза. «Где-то читал, что зеленые глаза – красивая редкость.» Есть немного веснушек на лице.       ― Н-да, ― протянул Иккинг, понимая, что себя он все равно не оценит так, как это со стороны может сделать Астрид.       Дождь начал усиливаться. Иккинг решился воспользоваться зонтом девушки, который был сплошь разрисован попугаями в сине-желтой гамме. Парень, укрывшись под зонтом, заспешил в сторону, где за многоэтажками, через дорогу, располагались частные дома. Вдалеке сверкнула молния. Но грома, почему-то, не было слышно, за него моросящую тишину улицы разгонял взвывающий звук мотора, который становился все громче и громче. Ветер подул сильнее, подхватив зонт с рисованными попугаями, который наклонился вперед, закрыв Иккингу обзор на дорогу. Когда парень поправил зонт, произошло пугающее, мимолетное действие.       Черный, практически неразличимый в ночи, даже под светом фонарей, мотоцикл выскочил из-за угла буквально в нескольких метрах от Иккинга, оглушив того звуком мотора, и погнал прямо на него. Иккинг испуганно отскочил в сторону, выронив зонт, и грохнулся на землю, запнувшись о собственные ноги. Мотоциклист в последний момент заметил парня и на огромной скорости свернул в сторону, неуклюже зарулив в ближайшую подворотню, откуда послышался звук удара о мусорные контейнеры и шорох по старому асфальту.