Тающий сахар

Она все же сильная, сильная в другом смысле. Вытерпит? Конечно, сможет. Но не сейчас, сейчас она должна быть слабой, должна выплакаться. Не нужно разговаривать, пусть молчит. Молчать легче? Легче. А как видеть в людях всю эту холодность, с которой они смотрят на тебя, будто во всех их неудачах виновата ты? Ты лишь пешка в играх судьбы. Это все – великое ничто, потому что она больше не откроет глаза в темноте, больше не пойдет навстречу ветру и темным тучам. Нет желания смотреть на небо через стекла машины, несущейся по черным проспектам. Девушка потеряла покой, а найти его слишком сложно. Вот бы раствориться там наверху, упасть с многоэтажки, чтобы чувствовать свободу от всех чувств. Они давят сверху, зажимая в литровой банке и наливая туда кипятка. Жизнь тяжелыми волнами, сбивает с ног, а Пелагея и не сопротивляется. Перебирая ручки сумки, она смотрит в никуда. Желание одно – выбросить все, сжечь к черту. Фотографии, картины, мебель, зачем ей это без него? Она готова спать на холодном кафельном полу, вдыхая гнилой воздух, готова терпеть любые издевательства, но чувствуя рядом мужа. Повторять себе в сотый раз, что нет Дениса, совершенно нет, он испарился, улетел, сбежал, но не умер, Ханова была готова тысячу раз. Возвращаться домой после офиса, Пелагее не хотелось, другого выхода не было, девушке некуда идти. Прислоняясь лбом к холодному окну, она дала волю эмоциям, достав платок из кармана пальто. Если бы в мире не было проблем, он был бы идеален. Такой мир существовал в голове у нее. Все люди были добрыми, бесконечно улыбались и проблем не знал никто. Что с ним случилось - он развалился, продолжал ломаться с треском и грохотом, истребляя вместе с собой человеческие жизни. Целых два дня, она не думала о нем, вернее пыталась. Люди, которые унесли его жизнь… Давайте на чистоту, мужа Пелагеи убили из – за денег, кто это мог быть девушке в голову даже не приходило, хоть и думала она об этом от силы минут десять. Но разве ради каких – то жалких бумажек нужно лишать человека жизни? У Дениса был секрет и, похоже, не знал его никто, но что он за человек тогда? Она не знала, угрожает ли ей опасность и нашли ли те люди, то, что хотели, девушка всего лишь хотела жить рядом… с ним. На горизонте показался знакомый дом и через секунду, черный автомобиль заехал на участок. За ним плавно закрылись ворота, не пуская чужих глаз на участок. -Пелагея Сергеевна, мы приехали, - Миша оповестил девушку, после чего открыл ей дверь, подав руку. Она вышла из машины, проигнорировав жесты и слова со стороны мужчины. Понуро опустив голову, девушка направилась в сторону сада. Пелагея любила гулять там летом босиком по влажной траве, сейчас же желтая листва плотно покрыла землю, голые деревья стояли не двигаясь. Она шла вперед и вперед, не заметив, что пару шагов назад выпустила сумку из рук и как та приземлилась на мягкое разноцветное покрывало из кленовых листов. Он мерещился, он стоял впереди. Ей было нужно его тепло. Девушка приветливо улыбается, будто не понимая, что это все нервы сдают. Она не решается делать шаг на встречу. Остатки разума? Нет. Не может, ноги, будто закопали в землю. Моргнула. Раз. Он все еще стоит там, протягивая руку. Два. Исчез. Запуская руки в волосы, девушка не понимала: кто она, где находиться и что происходит? Она была готова кидаться камнями в этот момент, не замечая никого вокруг. Это было уже похоже на болезнь. Каждую секунду думать, просто неистово думать; без жизни, без просветов и общества. Она плавилась под напором своих же чувств при том, что не чувствовала ничего. Девушка забыла про маму, которая опекала ее на данный момент, старалась отвлечь, подруг – неподруг, говорящих такое страшное слово «забей». Господи, да как она могла с ними дружить? С тем, кому кроме крупных купюр ничего и не нужно. Любовь, бывшая и настоящая навсегда в ее сердце и разуме; все их ночные прогулки при первом знакомстве. Они познакомились на улице, совершенно случайно. Он спешил на очередную деловую встречу, а она шла из института с тяжелыми книгами. -Простите меня, пожалуйста, - собирая все книги с толстым переплетом и отдавая девушке в легком платье небесно – голубого цвета, мужчина взглянул ей в глаза. Серые, совершенно точно, серые, без намека на другой оттенок. – Я очень спешил, правда, - вставая, Денис взял в другую руку темную папку с документами. -Нет, не извиняйтесь, я никогда не смотрю, куда иду, - весело хихикнула Поля. На тот момент еще ПОЛЯ. Не трогайте ее сегодня, не называйте Полей теперь, это режет, будто ножом, оставляя за собой яркие отметины на душе Хановой. – Меня Пелагея зовут, но друзья Полей называют, протягивая аккуратную ладошку, произнесла девушка. Освободите ее от всего этого, ну пожалуйста. Видите, она стоит одна над обрывом, готова спрыгнуть, помогите и не давайте больше смотреть вниз. Поля, не делай этого! Они ходили по Москве, держа в руках шоколадки и металлические бутылки со сладкой газировкой, согреваясь теплом друг друга. Сейчас нет ничего того, что было раньше. Может, Пелагея спит, видя до безобразия ужасный сон, тогда девушка желает проснуться! А может, умер не он, а она? Глупо это отрицать, но и смириться с этим тоже глупо. Как бы она не хотела, но выкинуть из головы Дениса не получалось и вряд ли, что когда – то получиться. Услышав шаги позади себя, девушка обернулась. Она увидела Светлану Геннадьевну с теплым пледом и ее сумкой в руках, а когда она ее успела потерять? Тихо, без лишних слов подходя к дочери, женщина накинула на нее плед, от чего Пелагея вздрогнула. Переведя туманный взгляд на мать, девушка шмыгнула носом, прижимаясь к ней, устраивая свой подбородок на мамином плече. Поглаживая дочь по спине, Ханова старшая что – то шептала, молитву вроде. И какого только счастья она не желала для дочери в будущем, но именно сейчас она думала только о ее спокойствии. Боль передавалась и ей, от чего целый вихрь гулял по телу. -Все будет у нас хорошо, - уже громче добавила женщина, обнимая дочь и направляясь в сторону дома. А Денис часто говорил так. – Пелагея, девочка моя, тебе поесть нужно ни сегодня – завтра в обморок упадешь, я волнуюсь, - чуть ли сама не плача, проговорила Светлана Геннадьевна. Лужа неподдельных слез, так это, кажется, называется. Помогая снять дочери пальто тяжелое как никогда, словно доспехи рыцаря, женщина поспешила на кухню. За большим круглым столом сидел водитель, поедая суп. На ощупь, отодвигая стул, Пелагея приземлилась рядом с мужчиной. Он перевел свой взгляд на нее. Убийственно черные? Он смотрел на нее с яростными глазами, что, даже Миша теперь чужой? Темные, карие глаза, но не такие как у Димы, которого она сегодня приняла на работу. Девушка не запомнила ничего из того, что он рассказывал про себя, не запомнила его внешность, ей было не интересно это, но не те, карие, пожирающие изнутри глаза. Он смотрел ими на нее так наплевательски, что и от этого она могла бы в обычной жизни разреветься, не будь у нее горя, от которого в миллион раз неприятнее и больнее. Спешно отвернувшись, направляя взгляд в пол, Пелагея что – то прохрипела. Голоса не было совсем, как и энергии, чтобы жить. Она словно листок, качающийся на ветру, вот – вот, да и упадет, сорвавшись с безопасной шершаво – коричневой ветки. Перед носом девушки приземлилась тарелка с горячим бульоном. Мать умоляюще посмотрела на нее, но в ответ Пелагея лишь покачала головой, направляясь теперь уже не в ИХ, а в СВОЮ спальню. Снимая платье, колготки, девушка осталась в кружевном нижнем белье, после чего задернув шторы и включив ночник, чтобы совсем не остаться в темноте, она улеглась в кровать. В холодную и такую же не гостеприимную, как у Билана. Ведь девушка не знала его, не знала, что его тоже что – то мучает, она просто видела его глаза. Наполненные болью, безразличием они смотрели на нее с призрением. Насыщенные янтарные глаза, что старались не поднимать взгляд на нее, умело пряча глаза на одной из полок с книгами, отпечатались внутри. Что? Он тоже страдает? А такие сильные могут страдать? Закрывая глаза, она медленно одними губами пожелала мужу спокойно ночи и с горем пополам заснула. Нехватка воздуха заставила вскочить Пелагею посреди ночи, ей нужен был воздух. Ее собственный воздух. Она накинула халат, и быстрыми движениями распахнула балконные двери. Морозный чистый кислород ворвался в нее, неприятно заколов в носу. Именно неприятно было ощущать его внутри себя, осматривая спящий поселок. Нужно успокоиться, убрать, удалить привязанность к людям, настолько сильную, которая душит, хватая своими цепкими ручонками за горло крепко – крепко сжимая. Она не устанет это повторять, потому что так оно и есть. Возможно, ее любят, только не здесь, а там, на небесах. Вглядываясь в небесную пустоту, в яркие звезды, Пелагея начала всхлипывать. Кажется, что плакать она любит больше всего, но она была бы и рада не делать этого, только они сами… скатываются по щекам. А осенний мороз уже начал пробираться под кожу, уверена, что спать совершенно не хочет и никакие снотворные и успокоительные не помогут, лишь навредят. Зачем спать, когда ты не цветные сны видишь, а черно – белые с ядовитыми оттенками, зачем? Оглядываясь по сторонам и слушая вой собак, девушка не торопилась заходить назад в комнату. Не думая о том, что завтра может проснуться с диким кашлем и насморком, она продолжала стоять неподвижно. Звезды ярко мерцали, и полумесяц заливал ярко – лимонным светом землю. «Здравствуй, Поль. Хочу, чтобы ты знала, я буду любить всегда тебя. Даже, если нас разлучит расстояние. Купаясь в твоей любви и больше ни в чьей другой, мне так хорошо! Поверь, мы будем счастливы назло всем! Построим большой дом, купим собаку и будем ночами сидеть под звездным небом, любуясь его красотой. Верь мне. У нас будут дети, очень много детей. Представь, такие карапузы носятся по дому, а в них частичка тебя и меня. Когда я увидел тебя в белом прекрасном платье, то понял, что никогда не пожалею о своем выборе. Мое сердце целиком и полностью принадлежит тебе. Ты настолько красива и умна, что мне кажется, я тебя не достоин! Правда! А твоя улыбка и глаза, все это греет душу! Прости, если я когда – нибудь оставлю тебя одну, значит так нужно! Только не роняй, пожалуйста, из – за меня свои бриллиантовые слезы. Ты итак счастлива будешь!» Навсегда твой Денис.