Мой сладенький ублюдок

      Ловино неловко перекатился с левой ноги на правую и оглядел толпу. Чего он ожидал от вокзала? Трёх-четырёх человек на весь перрон? Хотелось стукнуться головой об стену, чтобы мозги работали, на будущее. Но не прийти тоже нельзя - не каждый день провожаешь брата в другой город... пока на учёбу, а о дальнейших перспективах пока ещё никто не говорил. Ещё новый жизненный этап не начался, а они уже дальше хотят - куда бежать-то?        - Братец, хорошо кушай, не забывай поливать цветы и береги себя! - Фели лучезарно улыбался, а Ловино казалось, что он видит улыбку Бога. Не может человек так улыбаться, это не в его характеристиках.       - Мне кажется, это я должен был тебе напутствие давать. - поддел старший и с ухмылочкой продолжил. - Не давай себя запугать, вспоминай и отрабатывай уроки самообороны и звони, если что! Всегда готов прилететь и навалять кому-нибудь!        Феличиано лишь покачал головой.        - Я говорю тебе, чтобы ты берёг себя. Значит, колотить никого не надо, это опасно.        Отношения братьев Варгасов снова наладились странным образом за пару дней до отправления Феличиано и Людвига. Паранойя Ловино ворчала, что это всё было ради решения по жилью, которое они приняли: так как вещей в квартире Байльшмидтов было меньше, да и собирать их было проще, в отличии от варгасовского бардака, то есть, творческого беспорядка, они решили сдавать их квартиру. Прибыль уходила в соотношении 80 к 20. 80% - уехавшим, 20% - оставшимся, так как у них есть жильё, плюс они будут работать. Первые же собирались какое-то время жить в общежитии, так что тоже могли не так сильно беспокоиться о месте. Они хотели хотя бы немного освоиться для начала, понять требования к ним, осознать, что будут делать дальше.       - Ладно, ладно. Но в любом случае - я на связи. И лучше, чтобы звонил ты в первое время, потому что я не буду знать, как у тебя с занятостью, а я буду более свободен... наверное. - хмыкнул Ловино. Он, конечно, собирался работать, но не был уверен, что прям сразу сумеет найти место. У Гилберта уже была присмотрена автомастерская, где он умудрился скорешиться с парочкой сотрудников (по секрету сказал - мелким часто туда убегал, с ним там как с ребёнком возились, свой стал).        Байльшмидты стояли чуть в стороне и говорили достаточно тихо, что было не совсем в природе альбиносого. Его белое лицо расслаблено обращалось к брату, будто они просто говорили о погоде.        - Хей! - Ловино подошёл к Байльшмидтам. - Кинешь моего братца где-нибудь - сначала найду его, а потом тебя и голову отгрызу. Понял? - Людвиг приподнял бровь. - Я шучу наполовину. Удачи вам там. Не пропадайте.       - Не попадайте никуда. - Людвиг едва улыбнулся уголками губ, похлопал по плечу Ловино, крепко обнялся с братом и зашёл в поезд.       - Пока-пока! Скоро увидимся! - Феличиано радостно улыбнулся, на мгновение стиснул в объятиях Ловино и тоже исчез в дверях вагона, тут же отделившего две стороны.        Ловино на мгновение показалось, что шлейф солнечного запаха утекал от него к поезду.        Поезд тронулся.        - О чём болтали? - поинтересовался Варгас у задумчивого Гилберта. Тот на пару секунд уставился на Ловино и хмыкнул.        - Ни о чём особенно. - фыркнул тот. - Людвиг, как всегда, пытался мне сказать, что я неправильно делаю, затапливая своё будущее. Я мог бы поступить почти на кого угодно. Но я не хочу. И ты тут не при чём, если что, я уже вижу, как ты себя обвиняешь. - оборвал действительно появившийся поток мыслей Байльшмидт. - Я просто... пока действительно не знаю и не хочу идти туда, куда меня примут. Я хочу идти туда, куда хочу. И, когда я это осознаю, я действительно возьмусь за осуществление. Ну а пока терпи меня таким.        Ловино отвёл взгляд в сторону, задумавшись.        - Как ты узнаешь, чего ты хочешь, не пробуя? Тебе стоит перепробовать сотни специальностей, чтобы осознать, что тебе действительно нужно. Поступить в одно место. В другое. Перепоступить. И повторить много раз, не так ли?        - Ты, конечно, прав. Но кто сказал, что это нельзя делать дистанционно? Мы в цифровую эпоху живём, придурок. Есть видеоуроки, курсы, лекции. Я уже этим занимаюсь. Хочу ходить в разные места, спрашивать и уточнять. Я буду пробовать. Ну а чем собираешься заняться ты?        - Сам придурок! - огрызнулся Варгас. - Я... буду подрабатывать в магазине от дома. И, может, ещё кое-чем. Давно этого не делал, не знаю, как пойдёт.        - Чем? - Гилберт потянул за руку партнёра, чтобы увести с вокзала. Но он стоял.        - Ты... знаешь нашего с Фели деда, верно?        Гилберт кивнул. Кто же не знал?!        - Когда-то мы с Фели вместе занимались у него. И если у него всё получалось самого, не сразу - куда без этого - иногда с эмоциями, то у меня процесс шёл тяжелее. Но кое в чём я был неплох. Я хорошо перерисовываю. Но сто лет этого не делал. Дед говорил, что в моих работах нет души. Они с неплохой техникой, я чувствую цвета, да. Но без души. Я... редко беру в руки краски. Но, может, получится.        Байльшмидт порывисто обнял Ловино.        - Ты чего? - опешил тот.        - Ты... не знаю, как, почему, если твой дед казался мудрым человеком, почему он не дал тебе раскрыться? Нужно было время. Нужно было дать попробовать найти свой стиль, да и поддержать. Неужели это было так неочевидно?        Варгас фыркнул в плечо альбиноса.        - Да я сам взбунтовал и перестал рисовать. Фели с дедом пытались вернуть меня некоторое время к рисованию, но быстро сдались. Особенно дед. Просто сосредоточился на своей звёздочке, которая сейчас у нас сделала очередной шаг к покорению мира. Я и не против. Знаешь... - Ловино почти шептал. - Фели оставил достаточно всего, чтобы я только начал рисовать. Он надеется, что теперь ко мне придёт вдохновение. Я надеюсь.... надеюсь, что возьму кисть и взгляну на холст без боли. В любом случае, технику я ещё не терял, так что попробую в этой сфере найти работу.        - У тебя получится. - прошептал Гилберт и утянул Ловино с вокзала.        Планы были построены, какая-никакая цель очерчивалась в будущем. Жизнь налаживалась. Разве могло быть лучше?        Гилберт действительно устроился на работу в автомастерской, а по вечерам они с Ловино смотрели различные познавательные видео. На большей части Варгас просто засыпал рядом с альбиносом, но иногда попадалось нечто и правда интересное, где Ловино даже обращался к гуглу, чтобы уточнить пару моментов, показавшихся особенно интересными. Иногда Варгас возвращался к кистям и краскам. Гилберту он показывал лишь часть, работ, которые сам считал достойными, из-за чего Байльшмидт удивлялся, что его партнёр не уехал с братом, чтобы обучаться живописи дальше. Но Ловино чувствовал, что их бы снова сравнивали и что его самооценка вновь пострадала. Также он взял первый заказ на копию картины, довольно простой, но это было уже довольно ответственно. Альбинос гордился им, будто это были его собственные достижения.        В какой-то момент парней нагрузили на работе гораздо сильнее. Вечерние посиделки сократились, выходные, если присутствовали, не совпадали, сил никаких не было. Ловино ужасно тосковал и в часы одиночества, пока не было работы, рисовал в альбоме карандашом. Варгасу нравились и краски, особенно, акварель, её лёгкость и воздушность, но его сердце уверенно определило любимчика - карандаш средней жёсткости, но надёжный. У Ловино после деда остались и прекрасные карандаши высшего качества, которыми он почти не пользовался, потому что основой всегда ставили краски. Ловино даже припоминал, что ему нравились наброски, но дальше идти не хотелось - давать им цвета и заканчивать. Сам предок, будучи мастером любых красок и кистей, который мог из школьных наборов сделать недолговечный, но шедевр, недооценивал карандаши, но не собирался покупать откровенно плохого качества, за что сейчас Варгас был безмерно благодарен.        В последние дни, когда Байльшмидт буквально начал ночевать на работе, его рисунки становились всё более депрессивными. Альбом прятался или не доставался вовсе, а сам Ловино начал снова замыкаться. Варгас понимал, что это не его вина, извёл себя, но решил дождаться Гилберта, чтобы поговорить. Слишком много было нервов съедено, на его взгляд, и Гилберт этого совершенно не заслужил. Он же хотел как лучше? Он же хотел, чтобы они могли купить что угодно?       Из-за занятости обеих сторон, с ними перестали связываться и братья. Ловино понятия не имел, как дела у двух ближайших людей - Фели и Гилберта, а Франц и Тони не появлялись на горизонте и вряд ли появятся вообще. Почему-то в этом Варгас был уверен.       Ловино взял в руки свой последний рисунок. Он бы назвал его «Последняя надежда». На нём он смог изобразить себя с Гилбертом: они держались за руки, переплетённые нежными ветвями цветов, которые придумал сам Варгас. Он абсолютно не был уверен, что такие цветы существуют на самом деле. Но это было неважно. Ловино отложил рисунок на стол и встал. Хотелось порадовать Гилберта и приготовить его любимое блюдо.       Тихо шипело мясо на сковороде, лил дождь. Варгас бросил взгляд на свои руки, истончившиеся, подозрительно светлые для такого смуглого человека как Ловино. С чего это началось? Как снова успело всё слететь в какие-то тартарары? В голове сменялись отрывки моментов как ломалась постепенно старая жизнь, как на обломках пытались собрать из последних сил новую. Варгас перевёл взгляд в окно. Показалось, что что-то красное мелькнуло в темноте, а сердце сбилось с ритма, предательски заставляя нервничать. Казалось, будто невидимый враг появился по его душу.       В уютной тишине раздался звонок. Людвиг?       – Ловино, добрый вечер. Это Людвиг. – голос младшего Байльшмидта был взволнованно-уставшим.       – Давно не слышались. Что произошло? – Ловино вообще не помнил, чтобы они вообще хоть когда-то общались по телефону, минуя Феличиано. Что-то неслыханное.       – Мне позвонили из больницы. Как родственнику Гилберта.       – Что с ним? – перебил Варгас.       – Его избили по дороге домой. Сейчас в тяжёлом состоянии.       И снова всё возвращалось к этой больнице. Сам Ловино там побывал, Тони, Франц, а теперь добралось и до Гилберта. И всё опять началось с него, все несчастья, которые он принёс людям, все плохие вещи…       – … Ловино? Ловино? Ты тут? – пытался докричаться Людвиг.       – А?.. да, извини. Я что-то… задумался. Извини меня, пожалуйста.       – Ерунда. – Байльшмидт не понял, за что так извинялся Варгас, поэтому пропустил его слова мимо ушей. – Прошу тебя, сходи к нему. Я дал врачам твои контакты, они знают, что ты можешь прийти. И, если тебя не затруднит, дозвонись мне потом, скажи, как он.       – Конечно. Пока. – рука с телефоном безвольно повисла, сам мобильник едва держался в ослабевших пальцах.       Они этого совершенно не заслужили. Никто из них не идеален, но никто не заслужил такого. Что ему сделать, чтобы люди вокруг него перестали страдать. А как страдали Фели и Людвиг, глядя на происходящее с ними? Невозможно было отделить Ловино от его внутренних терзаний, но пришлось собраться с силами и направиться в больницу. Теперь он не мог подвести Людвига и бросить на произвол судьбы Гилберта.