***
Огненно-рыжий и громогласный, Даин был одет просто, без изысков, ничем не отличаясь от простых гномов, что мы видели по пути к правителю Железных Холмов. Этим он очень сильно напомнил мне Торина, что так же спокойно садился за стол и не чурался никого, в отличие от многих представителей людской знати. Длинная борода воинственно топорщилась, и даже металлические зажимы, покрытые искусно выбитыми рунами, не были в силах совладать с жестким волосом. Голову обхватывал широкий литой обруч, показывающий, что перед нами хозяин здешних мест. Пристального взгляда темных, полных жизни и энергии глаз я избегала. — Что ни день, то чудеса, — мужчина быстро спустился с небольшого возвышения, на котором, как укрепленный бастион, стоял массивный, вырубленный прямо в цельном сталагмите трон. — Я бы предположил, что сплю, если бы не был так уверен, что все происходит наяву! Два призрака в один день! Мы с Кирином переглянулись. Почему Даин так говорил о давно исчезнувшем, а сейчас вновь вернувшемся муже Дис, я понимала. Но испытующие взгляды, обращенные на меня, не могли привнести никакой ясности и только еще больше запутывали и пугали меня. Все, кто здесь жил, совершенно точно знали обо мне куда больше, чем я сама. Но не бросаться же мне на всякого встреченного гнома с требованием пояснить, почему они смотрят на меня так, будто некий призрак восстал из могилы? — Что же приключилось с тобой? Задумавшись и совсем уйдя с головой в собственные переживания, дополненные чередой вновь возникающих воспоминаний, я не заметила, как Даин подошел ко мне вплотную и теперь грозно смотрел сверху. Наши взгляды встретились, и мне неожиданно стало ясно, что он… безумно рад меня видеть. — Я не помню, — честно сказала я раньше, чем смогла обдумать какие бы то ни было свои слова. Лицо Даина вытянулось от удивления. Он еще раз окинул меня взглядом, задержался на чехле арбалета, словно узнал, кто был его создателем, и неожиданно проорал так, что мне захотелось заткнуть уши: — Орма сюда ко мне, живо! А ты, — Даин развернулся к терпеливо ожидающей Дис и невежливо ткнул в нее пальцем, — объясни, каким образом дочь Траина умудрилась вытянуть из залов Мандоса Йоввику, называемую Травницей, и Кирина, именуемого Огненным? Оба они давно считались ушедшими за грань, а ее тело, — свирепый взгляд снова ожог меня, пока я, оглушенная словами, прозвучавшими в зале, пыталась прийти в себя, — я видел сам. — Если бы я была наделена такой силой, то вряд ли бы довольствовалась столь великим количеством достойных, ушедших слишком рано по воле злой судьбы. — Дис сложила руки на груди, словно закрывалась от нарастающего гнева Даина. Что стало его причиной — оставалось только гадать. — Дану, что ты так опрометчиво назвал Йоввикой, привел к нам Торин: она жила среди людей, не имея памяти о прошлом. Кирин же был вынужден скрываться от меня и своего народа, чтобы не навлечь на нас беду и несчастья. И если в его случае понятно, как такое произошло, пусть и неясно, кто стал доносчиком, то все, что касается Даны, я лучше спрошу у тебя, Даин! Как ты допустил, чтобы прославленная Травница скиталась по людским селеньям, не имея дома и помощи от кхуздов?! Я только молча переводила взгляд с одно на другую и беспомощно сжимала кулаки. Да, когда мой путь только зазмеился от порога Залов Торина сюда, в Железные Холмы, я верила, что смогу прояснить все, что связано с моим прошлым. Понимала, что оно явно каким-то образом связано с Йоввикой, но никогда не могла предположить, что я — это она. Травница мертва. Так говорила Дис. Так что, мне действительно удалось вернуться из чертогов Мандоса? Или все-таки нас просто перепутали? Сейчас мне было куда страшнее, чем перед лицом смерти. Там я могла хоть что-то сделать, попытаться изменить течение событий, здесь же… Здесь оставалось только надеяться, что правда, цепляя звено за звеном, сможет вытянуть эту проклятую цепь прошлого, которое в итоге привело меня к своему сердцу. К Торину. Прежде, чем сообразила, что делаю, я уже вытянула крепкую цепочку с синим камнем и сжала его в руке. Тот, и без того ободряюще теплый, нагрелся еще больше — и словно бережные мужские руки обняли меня, защищая от всех невзгод, боли и колких, изучающих взглядов. В тронной зале было совсем мало гномов, но я, как зверь, чуяла это болезненное любопытство всех тех, кто остался за тяжелыми дверями. Однако стоило мне вновь столкнуться взглядом с Даином, его глазами, потемневшими от едва сдерживаемой холодной ярости, как страх снова волной обрушился аккурат на затылок, словно крепкий удар дубинкой. И я уже окончательно перестала понимать, что происходит, когда негромкий, но крайне недовольный голос, раздавшийся сзади, заставил меня подпрыгнуть на месте и резко развернуться. — Ты звал, Даин? Стоящий передо мной мужчина был достаточно высок, крепко сложен и отменно хорош собой. Высокий лоб, умные зеленые, как у кота, глаза, окладистая короткая борода; сильные руки кузнеца и мастера с натруженными пальцами; уверенные и плавные движения бывалого воина, которому не привыкать держать оружие. И то же неверие, смешанное с ужасом и какой-то безумной, отчаянной надеждой во взгляде, брошенном на меня. Названный Ормом остановился, будто получил удар копья в грудь, ошарашенный, не в силах промолвить и слова. Но они были не нужны. Потому что я все вспомнила. И без тени сомнения выхватила из-за пояса кинжал, выставив его перед собой.***
Большая комната, залитая светом от многочисленных масляных светильников, пропитана терпким запахом трав. На широком столе бесконечное количество различных колб и пузырьков, в которых плещутся разноцветные жидкости. Йоввика может безошибочно распознать их даже по слабому запаху и точно сказать, какая настойка для чего применяется. Отчасти потому, что многие из них придумала она сама. Вот и сейчас, откинув растрепанную толстую косу за спину, женщина сосредоточенно всматривается в небольшую чугунную емкость, в которой неспешно меняет цвет густой раствор. Он пахнет хвоей, древесными щепками и еще чем-то неуловимо знакомым. Травница выпрямляется, морщится от ноющей боли в пояснице и ставит емкость на стол. Негромко скрипит дверь, Йоввика разворачивается и хмурится: на пороге стоит Орм. Не так давно он предложил ей свой вамаальт. Ей было жаль его, но никаких чувств к этому мужчине, несомненно, красивому, сильному и наверняка достойному, она не испытывала. И Травница постаралась как можно мягче сказать ему об этом, однако его посеревшее лицо и взгляд, полный безнадежности, еще несколько дней виделся ей во сне. Лекарка привыкла не только исцелять, но и причинять боль. Потому что практически ни одно излечение не проходит без мучений, и чем страшнее болезнь — тем сильнее будут страдания. Однако причинять их просто так, без видимой на то причины и не имея за спиной уверенности в дальнейшем избавлении от боли, Йоввика не имела опыта, а потому ей было стыдно. За себя, за равнодушие к Орму, за эту особенность сердец горного народа, но ничего сделать с этим женщина не могла. Травница точно так же понимала, что с великой долей вероятности и она окажется на месте гнома с отвергнутым вамаальтом. — Йоллик лоб рассадил, — спокойно говорит мужчина, словно и не было между ними тяжелого разговора. — Дашь что-то? — Конечно. — Ей удается скрыть выдох облегчения, и травница после недолгого поиска протягивает Орму чистую тряпицу и небольшой стеклянный пузырек. — Просто обработайте, ссадина быстро заживет. — С подмастерьями всегда много проблем, — тонко улыбается гном. — Ладно, потом отправлю его к тебе в конце дня. Йоввика кивает и провожает его взглядом. …Он точно так же улыбается, когда подсыпает ей в питье яд. Редкий, очень редкий, смешанный с отравой из жвал пауков, населяющих Темнолесье: он приносит ложную смерть. Парализует, делает неслышными дыхание и биение сердца, сковывает и уничтожает всякую память о прошлом. Йоввика узнает его в последний момент, когда перед глазами уже совсем темно, и чернота подступает со всех сторон. Отчаянно цепляясь за стол в лазарете, она успевает выпить противоядие, но время упущено, отрава делает свое дело, и Травница погружается в похожий на смерть сон. …Женщина приходит в себя, уже будучи беспамятной. Долго лежит, пытается понять, что случилось, кто она и что происходит. Негромко скрипят колеса крытой телеги, в которой ее положили на заботливо настеленную солому. Она, стараясь преодолеть немощность в членах, поднимается, с трудом выглядывает за полог: Орм сидит на козлах и негромко что-то гудит себе под нос. Конечно, Йоввика его не узнает и робко интересуется, кто он, смущаясь почти до слез, растерянная и обескураженная. Он вздрагивает, останавливает лошадей и долго-долго смотрит на нее. Затем улыбается и говорит только одно слово: «Муж». А затем в плотный полог врезается зажженная стрела, и пламя мгновенно охватывает сухую ткань, превращая все вокруг в бесконечный огненный кошмар.***
Гробовая тишина повисла в тронном зале. Даин стоял, будто громом пораженный, когда последние слова сорвались с моих губ. Его можно было понять — плох тот король, у которого прямо перед носом произошло такое злодеяние. Однако я сама испытывала смешанные чувства: с одной стороны, Орм в своем слепом желании обладать разрушил ранее принадлежавшую мне жизнь, а с другой… С другой он дал мне возможность начать все сначала, оказаться свободной в Чертогах Торина и в конце концов отдать свой вамаальт тому, кто стал моим сердцем. Это стоило и боли, и слез, и отчаяния, которыми была полна моя жизнь после того, как я очутилась у Файры. — Она лжет, — вдруг без тени малейшего сомнения рявкнул Орм. Кирин неожиданно вышел вперед, прикрывая меня. — Эта женщина лишь похожа на Йоввику, она не может ей быть! Ты, Даин, сам закрывал гробницу Травницы! Так почему ты так просто веришь словам какой-то обманщицы?! Я испуганно сжалась. А что, если сейчас действительно окажется, что мои воспоминания — лишь ложь, которую я придумала сама себе, где-то услышав историю знаменитой лекарки? — Так давайте посмотрим, — подала голос невозмутимая Дис, только глаза ее сейчас были темны от гнева. — Глумиться над телом, ты это хочешь предложить? — задохнулся Орм и положил руку на рукоять широкого ножа, висевшего в узорчатых ножнах на поясе. — Только потому, что эта оборванка напела немыслимое? — Тихо! — громом пронесся голос Даина, и все разом повернулись к нему. — Орм, покажи вамаальт Йоввики. Ты называл себя ее мужем и утверждал, что незадолго до своей гибели она отдала его тебе добровольно, тем самым связав вас неразрушимыми узами. Дай его сюда. — Нет, — набычился гном. Взгляд у него стал, как у затравленной собаки, что защищает то последнее, что у нее осталось. — Я не отдам его. Ты не имеешь права такое требовать. Стало понятно, что добром он не подчинится приказу своего короля. Кирин сделал обманчиво спокойный шаг навстречу стоящему недалеко гному и быстрой лаской оказался у него за спиной, зажал в жестокий захват и заставил пасть на колени, низко склонившись к земле. Я только негромко ахнула. Все происходящее казалось абсолютным кошмаром, странным и жутким, и мне очень сильно хотелось проснуться, выбраться из удушливого видения. Даже вамаальт Торина, обычно теплый, подбадривающий, сейчас больно жег беззащитную кожу, словно крохотный уголек, попавший за шиворот. Мой разум не мог найти выхода: я не знала, что сказать, что сделать, куда вообще деваться — да хоть под землю провалиться, лишь бы прекратить это мучение, следующее за обретением своей прошлой жизни и памяти. И тех, кто был в ней. Кирин тем временем, не обращая внимания на жалкие попытки сопротивления, вытащил тонкую цепочку из-за ворота Орма, безжалостно сорвал ее с шеи и протянул подошедшему Даину. Железностоп, который ни словом, ни делом не стал препятствовать такому решению мужа Дис, взял вамаальт в руки, несколько мгновений смотрел на него, темнея лицом, а затем глухо сказал: — В темницу его. Судить будем потом. — И показал камень нам. Я долго не могла отвести взгляда от безжизненного, покрытого сеткой трещин топаза. Облаченный в изящную золотую оправу, как в кружево, он был похож на ослепшее, мутное око. В прежде сияющем — я вспомнила его таким, — как лукавый солнечный луч, камне не осталось ни жизни, ни души, что некогда оставила на нем отпечаток. Лишь изломанная оболочка, иссохшая и мертвая. — Так бывает, когда кто-то силой забирает вамаальт, — едва слышно обронила Дис, со смесью жалости, ужаса и отвращения глядевшая на топаз. — Нет страшнее преступления для нас, чем принудить женщину сделать подобный выбор против ее воли. — Кирин, все так же прижимая Орма к земле, гадливо искривил губы, словно ему было противно даже прикасаться к поникшему и уже не сопротивлявшемуся мужчине. Орм низко склонил голову, пряди волос полностью скрыли его лицо, но я услышала тихий, полный боли и отчаяния стон, растаявший в гулкой тишине большой залы почти сразу же, как сорвался с губ. Молчаливые могутные стражи вскоре увели его, как только Кирин отошел в сторону, а я на мгновение увидела глаза этого знакомого незнакомца: темные, без блеска, пустые, и лишь где-то в глубине дымкой вилась застарелая ненависть и боль. Я отвернулась, не в силах смотреть на это, зажмурилась и замерла. Казалось, будто неподъемная плита рухнула сверху, придавила и не дает подняться. — Я могу надеяться лишь, что в твоей душе есть место прощению, — голос Даина раздался совсем рядом. — Вина моя непомерна — ты не раз спасала мою жизнь, латала дубленую шкуру и длинными ночами сидела рядом, когда раны приносили с собой кошмары, лихорадку и бред, а я отплатил тебе равнодушием. Не заметил беды, не смог пресечь. И не знаю, смогу ли хоть когда-нибудь искупить это. Вамаальт, зажатый в руке, больно уколол меня в ладонь. — Можешь, — медленно произнесла, сама не узнавая свой голос. Чудилось, будто принадлежал он не мне, как и тело, и душа — словно видела со стороны. — Помоги Торину. Не бросай родича в столь страшной беде, встань с ним рядом в решимости вернуть то, что по праву принадлежит роду Дурина. Сказала и замолчала, с честью выдержала похолодевший взор Даина. Он долго сверлил меня взглядом, и уверенность в его отказе росла с каждым мгновением. Даже если он считал, что не смог защитить того, кто доверился ему, Железностоп не станет подвергать опасности другие жизни ради безумной мечты Торина. — Он бы помог, — Дис произнесла это тихо, едва слышно, но ее слова громом рухнули на нас в тишине залы. — Дубощит не стал бы сомневаться, если бы тебе требовалась помощь, не стал бы выжидать и надеяться, что все как-нибудь решится без его участия. — Отдыхайте, — тяжело обронил Даин и отвернулся. — Завтра с рассветом выступаем. Я выдохнула, только сейчас осознав, что за долгие мгновения ожидания затаила дыхание, словно могла вспугнуть робкую надежду. Даже не сразу поняла, что у нас все получилось, и, только столкнувшись взглядами с тщетно удерживающей улыбку Дис, смогла расслабить сведенные судорогой плечи. Мое прошлое, которое едва не раздавило меня, дало нам возможность создать свое будущее.