***
Известие о приближении тяжеловооруженного хирда гномов пришло уже на рассвете. Быстроногие эльфийские разведчики донесли, что в сторону Одинокой Горы двигается Даин Железностоп, что приходился кузеном засевшему в Эреборе Торину Дубощиту. Зная про отвратительные отношения между родом Дурина и лесными эльфами Лихолесья, Бард Лучник только прикрыл глаза ладонью. Надо было быть безнадежным дураком, чтобы поверить в возможность мирного урегулирования вопроса между давними врагами. И даже столь обнадеживающий факт, как наличие страсти сына Траина — Аркенстона — в качестве последнего аргумента, выглядел уже не так радужно. — Он не пойдет на сделку даже ради Сердца Горы, — Бард хмуро повертел в руках сияющий камень и с досадой бросил его на стол. — Как только Дубощит узнает, что пришла подмога, он пошлет нас темным лесом орков гонять. Ничто не сравнится с гномьими жадностью и упрямством. — Если узнает. — Трандуил, владыка Лихолесья, был совершенно спокоен. Пригубил вино из изысканного драгоценного кубка, на камни из которого можно было бы восстановить половину Эсгарота, и холодно произнес: — Ни один вестник не доберется до Одинокой Горы, пока мы не решим вопрос. Мои лучники способны бить на звук, и неважно, что за существо издает его — ворон, человек или гном. Было ли это скрытой угрозой или нет, Бард так и не решил, но презрение, скользящее в голосе эльфа, ему не нравилось. Горячее сердце Лучника не допускало бесчестья и несправедливости, но в распоряжении убийцы дракона была лишь жалкая горстка измученных страшными событиями последних дней людей, которые не смогли бы тягаться ни с гномами, ни с эльфами. Ни с орками, которые точно так же, как и все остальные, польстились на огромные богатства, скрытые в недрах подгорного царства. Слишком многие видели невероятные самоцветы, вросшие в железную шкуру дракона, и то, сколько еще подобных сокровищ можно присвоить себе, волновало не только людей. Бард бы пожелал, чтобы Торин вместе с Трандуилом и Даином провалились куда подальше, но за его спиной теперь были обездоленные жители Эсгарота, которым нужно будет найти приют, и разрушенный Дейл не очень-то подходил для этой цели. А холода с подступающей зимой все ближе, и если они все не погибнут в стычке с темными тварями, то их неизбежно погубят морозы. — Орки будут здесь завтра к закату, — донеслось из темного угла. Старик в серой хламиде и низко надвинутом на лицо капюшоне говорил тихо, но слышно было каждое его слово. — Вам стоило бы объединиться перед лицом общей напасти, а не пытаться разделить Торина Дубощита с его сородичами. Гендальф, именуемый Серым, появился в их лагере совсем недавно, аккурат перед приходом хоббита Бильбо со щедрым предложением. Именно от волшебника они и узнали, что на подходе к Одинокой Горе огромная армия орков, гоблинов, варгов и троллей — слишком губительной силы для небольшой горстки людей и эльфов. — Я не собираюсь во всем этом участвовать, — отозвался чуть погодя Трандуил. Было видно, что ему неприятен Гендальф, но открыто демонстрировать свою неприязнь эльфийский владыка не стал. — Как только я получу причитающееся, то уведу своих воинов прочь. Лить кровь Перворожденных ради кучки гномов я не намерен. — Тогда ты напрямую станешь пособником темных сил! — разгневался волшебник и поднялся на ноги. — Тебе ли не знать о том, насколько важна Одинокая Гора для нас? Если в ней засядет враг, то путь в Ангмар окажется открыт, и оттуда на Светлые земли хлынет мрак! Бард резко развернулся, едва удержавшись, чтобы не сплюнуть гадливо, и вылетел прочь из палатки, оставив Тандуила и Гендальфа громко спорить.***
В Эреборе царили запустение и разруха. Многие из прекрасных залов чудесного королевства оказались либо разрушены, либо наполовину завалены, и для того, чтобы вернуть им первоначальный вид, предстояла не одна луна тяжелой работы. Впрочем, к этому кхуздам было не привыкать, и беда, что оставила здесь лишь свои следы, не казалась такой уж страшной, а вполне по плечу трудягам. Гораздо хуже было другое. Двалин сидел на нижней ступени крутой лестницы, уводившей к западному переходу, и смотрел на бесконечное золотое море, плещущееся у ног. Крупные толстые монеты, похваляющиеся профилем Трора; бесчисленные кольца, изящные и воздушные, тяжелые и основательные; статуэтки, вазы, блюда, диадемы и ожерелья чудной красоты; красное, белое и черное золото, сплетенные в причудливых украшениях. Несметное богатство, которое так жаждут прибрать к рукам вставшие лагерем под стенами Эребора люди и эльфы. Проклятое сокровище, медленно, но верно пожирающее разум его короля. Его друга и названного брата. Двалин не мог смотреть на то, как гаснет благородный блеск в синих глазах Торина, приобретает оттенок янтарного взгляда чудовищного Смауга, долгих шестьдесят лет безраздельно властвовавшего над сокровищницей Эребора. И оставившего здесь лишь алчность и беспредельную злобу темного существа, не признающего никакого света, кроме блеска золота. Даже сейчас, когда в мире царила ночь, Торин не выходил из сокровищницы. Он не ел, не спал, не слышал ни доводов, ни увещеваний старого друга, отмахивался от злых и колючих, порожденных страхом за него и отчаянием, слов Фили и Кили. Даже мудрый Балин, находящий верные пути к любому сердцу, не смог пробиться сквозь проклятие Дурина. Торин даже снял вамаальт. С недовольством однажды он пожаловался Двалину, что теплый камень жжет его, не переставая, мешает искать Аркенстон, заставляет предаваться глупым и ничтожным воспоминаниям. Двалину захотелось ударить его, выбить из этой бестолковой башки всю дурь крепким кулаком. Так ведь не поможет. Они проделали такой долгий, полный опасностей и невзгод путь, смогли, пусть и не своими руками, но победить Смауга Ужасного и вернуть давно потерянный дом. Но темная тварь все равно не желает таять в веках, не забрав жизни Торина Дубощита. И Двалин ничего не смог с этим сделать.***
Навстречу нам выдвинулся всадник. Послушная лохматая лошадка уверенно поднесла его к быстрой воде, и мужчина спешился. Он был высок даже для человека, хорошо сложен, темноволос, с точеными, благородными чертами лица, пронзительными карими глазами и тонкими, сжатыми в тонкую нитку губами. Несмотря на обветренную, задубевшую от соленых холодных ветров кожу и бедную, всю в заплатах, но чистую одежду, он казался человеком чести, волевым и сильным. — Мое имя Бард Лучник, — голос его, глубокий и бархатный, без труда преодолел разделяющее нас расстояние. — Я сразил дракона, что твой родич, Даин, сын Наина, разбудил и тем самым навлек беду на мой город. Эсгарот, что стоял на озере неподалеку, ныне лежит в руинах, и только тлеющие угли напоминают о безумном пожаре, что полыхал всю ночь, превращая наши дома в пепелище. У нас нет крова и пищи, нет защиты от грядущих холодов. Так скажи, много ли мы просим за то, что избавили вас от такого врага, пусть и страшной ценой? Даин немного замешкался. Видимо, слова Барда все-таки показались ему в какой-то мере справедливыми. А я не могла поверить в то, что слышу. Если горести действительно обрушились на Эсгарот из-за похода Торина, из-за того, что их отряд проник в гору и вынудил дракона ее покинуть, то несомненная вина сына Траина углядывалась даже для меня. Разумеется, злого умысла не могло быть в намерениях Торина, но тот мужчина, которого я знала и которому отдала свой вамаальт, никогда бы не поступил подобным образом, он не бросил бы нуждающихся и обездоленных людей на произвол судьбы и темных сил. — Твои слова — лишь часть правды, — звонко разнеслось над водами реки, и жеребец Дис раздраженно ударил копытом, взрывая рыхлую землю. — Мой брат никогда бы не поступил, как чудовище, не отринул бы возможность спасти жизни пострадавших по его недосмотру. Но вы пришли к нему с оружием и притащили за собой эльфов, которые не имеют ни малейшего права на сокровища Одинокой Горы! Дис обвинительно указала на перворожденных. От них никто не пришел на переговоры, что было равнозначно плевку в нашу сторону, а потому гномы недовольно заворчали, а когда вперед выступил один из эльфов и швырнул на землю черных комок перьев, Даин и вовсе взъярился. — Хороша же ваша хваленая честь, коли сбивать вестников, не давая Торину узнать о подмоге, допустимо для таких напыщенных мерзавцев! Сын Наина резко развернул лошадь, не давая недоуменно обернувшемуся к эльфам Барду сказать ни слова, и громкий приказ пронесся над стройными рядами хирда. Взмыли вверх ранее упертые в землю щиты, грохнули секиры о благородный металл, взметнулись в небо стяги и знамена. Призыв боевого рога рыком дракона прокатился по долине, подернул рябью реку и умчался к Эребору, неся на быстрых крыльях звука известие для Торина. Через томительные мгновения с той стороны реки глухо грохнуло победным кличем сигнальной установки — Дубощит услышал своего родича и отозвался. — Стойте! — я ударила пятками кобылу, и она прыжком оказалась на пути Даина. — Нельзя начинать боя! Скоро здесь будут орки, и что мы, измотанные противостоянием с эльфами и людьми, сможем против них сделать?! — Для этих тварей хватит и наших топоров! — рявкнул мне в ответ Железностоп, едва не снеся с пути. — Разделаемся с этими алчными негодяями и встанем в оборону Одинокой Горы. Ни одно темное существо не сможет разрушить стен древнего королевства! — Их больше, чем нас, — заупрямилась я. Недоумение от того, почему Даин не видел всей картины в целом, росло во мне подобно лавине, смешивалось с отчаянным страхом за Торина и злостью. — Эльфы тренировались в воинском искусстве сотни лет, потому что их жизнь не оканчивается сама, они прекрасно вооружены, и их две тысячи против пятисот наших воинов! Ты не был готов помочь Торину в походе на Эребор, потому что боялся пролить кровь своих подданых, а сейчас хочешь бросить хирд на пики и стрелы эльфов? — Уйди, женщина! — взревел Даин и вцепился мне в воротник, разгоряченный приближающимся сражением. — Что ты можешь знать о воинском деле, коли твое место в лазарете? В моем праве было приказать вам остаться в Железных Горах и ожидать нашего победного возвращения, но я позволил идти вместе с воинами! Так не доказывай мне, что сделал неверный выбор! Я жестко ударила его по руке так, как учил меня Двалин. Даже железная перчатка не смогла в должной мере спасти от боли, и Железностоп от неожиданности разжал пальцы. Но не успела я выплюнуть ему в лицо гневные слова, как зычный голос рухнул на нас сверху: — Довольно! — Человек в серой хламиде, с длинной белоснежной бородой и массивным посохом стоял на той стороне реки рядом с Бардом Лучником и его отрядами, что уже были готовы к атаке. — Вы собачитесь, как свора безумных псов над костью, в то время как вор с тяжелой палкой уже занес ее над вашим хребтом! Тьма и безумие дракона и проклятого золота затмевает ваши умы и заставляет ссориться, разобщает перед лицом общего врага! Что застанут орды черных тварей, когда придут сюда?! Лишь побоище, смерть и кровь, от которого они будут в восторге! И никакого сопротивления: бери Эребор голыми руками, оставляй все сокровища себе и превращай подгорное королевство в передовой пункт для нападения на Светлые земли! Вы, безумцы, готовы на такой конец, или все-таки внимете голосу разума и остановите склоки?! Казалось, что даже непоседливый ветер замер в ожидании. Тишина не нарушалась ни птицами, ни даже слышимым дыханием воинов, оцепеневших в томительном ожидании боя. И таким хрупким был этот обманчивый миг, что любой звук мог разбить его, сорвать в полет грозные стрелы и выпустить из клетки смерть. Но боги в этот раз были на нашей стороне. Гнев Даина хоть и не утих, но уменьшился, остался готовыми вырваться пламенем углями, а темная пелена, спутывающая сознание всех, кто был сейчас здесь, растворилась в лучах выглянувшего из-за облаков золотого солнца. — Таркун, — Железностоп смерил новоприбывшего тяжелым взглядом. — Скажи, есть ли хоть одно событие, во время которого ты не приносишь тяжелые вести или не пророчишь всем страшную смерть? К твоей чести, мы знаем об ордах орков и варгов, что маршем двигаются к Одинокой Горе. Пустые смерти станут пищей для их темных душ, а оттого я соглашусь на временный мир. — Твои слова мудры, Даин, — мне почудилась в голосе волшебника — а это, несомненно, был он — скрытая издевка. — Мы ждем тебя на этом берегу — армии не должны действовать разобщенно. Поспеши, времени мало. — Вот и придется теперь обсуждать тактику с этим высокомерным остроухим, — под нос себе пробурчал Железностоп, когда серая хламида мага исчезла между плотных рядов опустивших оружие эльфийских лучников. — Видишь, женщина, до чего ты нас довела. Сражаться бок о бок с эльфами! — Меня зовут Дана, — огрызнулась я. — Коли ты не хочешь называть меня Йоввикой, зови Даной. А еще раз напомнишь о том, кем я создана Махалом и где мое место, я обрею тебя налысо. Отвернулась, не глядя на донельзя удивленного Даина и тщетно пытающуюся не расхохотаться в голос Дис, и направила кобылку к неглубокому броду.***
В шатре было тесно. Плотная ткань не пропускала достаточно воздуха, и внутри царила духота. Еще бы: все командиры ныне союзных армий собрались в одном месте. Все были изрядно напряжены, особенно Даин и Дис, которые волками смотрели на высокого беловолосого эльфа с надменным — больше, чем у остальных перворожденных, — лицом и презрительно искривлённой линией тонких губ. В льдистых глазах светился холод, и только самый внимательный наблюдатель мог бы заметить огонек возмущения и откровенной неприязни, притаившийся в самой глубине. Владыка Лихолесья никогда бы не пошел на какой-либо диалог с гномами, если бы не однозначный ответ Торина, получившего весть посредством боевого рога — Дубощит едва не пристрелил эльфа из лука Кили, когда понял, что тот не только обманным образом завладел Аркенстоном, но еще и пытался перекрыть доступ вестям о прибытии Даина. Но в открытый конфликт Трандуил пока не вступал, предпочитая сначала выслушать новоприбывших. — Если мы не выстроим хоть сколько-нибудь толковую тактику, то нас просто сметут, — негромко произнес Бард Лучник и прикурил трубку. Темноватый огонек мелькнул и исчез в полумраке шатра, а мужчина и вовсе отступил чуть в тень, рассматривая разложенную на столе карту издалека. — Вся оборона могла бы отлично выстроиться на защите Эребора, — грубовато буркнул Даин. — Но Торин теперь не пустит даже меня и моих воинов из-за того, что эльфы не желают отойти в сторону. — Дубощит окончательно потерял голову от страха и гнева, — тут уж лесной владыка не смог промолчать. Голос его был столь же холоден, как и глаза. — Его решения мало достойны Короля-Под-Горой. — Не тебе его судить. — Дис вперила тяжелый взгляд в Трандуила. — Мы можем бесконечно обсуждать, что именно вы пришли сюда с оружием и требованиями, а это совсем не делает вам честь. Пусть от вас люди получили продовольствие и фураж, но мой брат, волей судьбы оказавшийся в твоих владениях — лишь темницу и унижения. — Хватит, — в сотый раз разнял недовольных Гендальф. — Вам лучше поторопиться с принятием решения и разобраться со всем до того, как орда орков хлынет в долину. Я примостилась на небольшом стульчике в самом дальнем углу шатра, стараясь лишний раз даже не показываться на глаза собравшимся. Они справятся и без меня, но все же я хотела знать, какое решение будет принято. Кроме того, именно на мне скорее всего будет передвижной лазарет. До того момента, как мы все-таки сможем пройти в Эребор и развернуть лечебницу уже там. Но и в этом случае все раненые и пострадавшие во время боя будут нуждаться в срочной помощи. Нужно хотя бы понимать, на что рассчитывать и к чему готовиться. — Я могу увести людей в Дейл, — сказал Бард. — Там множество укрытий, и даже небольшой отряд сможет достаточно долго удерживать атакующих. — Они не станут тратить время и силы на вас, — отозвался Даин. Нахмурившись, постучал пальцем по карте. — Обойдут и все равно бросят основные отряды к Эребору. Гномы могут встать на восточном отроге. — А эльфы — на западном, — нехотя буркнул Трандуил. — Лучников поставлю на площадках недалеко от Вороньей Высоты — оттуда хороший обзор. Копейщики займут отроги ниже, на подступах к воротам. — Тогда как только враг окажется рядом с Эребором, у него останется только один путь — назад. — Дис одобрительно кивнула. — Зажмем их в клещи. — Не самый лучший план, учитывая разницу в численности, — возразил Гендальф. — Они прорвут оборону. — У нас нет другого выхода. Разве что только кто-то, — Трандуил насмешливо взглянул на Дис и Даина, — сможет уговорить тупоголового упрямца отворить ворота. — Мне очень любопытно знать, — вскинула дочь Траина, — сколько готов заплатить Азог за шкуру одного надменного эльфа? — Уж точно меньше, чем за голову твоего братца, — язвительно донеслось в ответ. Я раздраженно поежилась, встала и покинула шатер. Примерный план союзных войск для меня был понятен. Сначала я рассчитывала разместить лазарет как раз в Дейле, но судя по направлению движения орков, это была отвратительная идея, потому что в таком случае раненные и ослабленные воины окажутся в тылу у врага и будут подвергнуты опасности каждое мгновение. Больше идей не было, потому что просто-напросто не было места, кроме самого Эребора, а туда нас никто не пустит. Я на мгновение задумалась, что было бы, если бы к воротам подошли я или Дис? Пустил бы нас Торин внутрь или так же продолжил бы упрямиться, опасаясь подлости со стороны эльфов? Меня тянуло туда, как магнитом. Однако в то же время я боялась того, что могу увидеть. По коротким рассказам окружающих о Торине я поняла, что он сильно изменился. Да и сердце говорило, нет, кричало об этом. С каждым проведенным в стенах подгорного королевства, рядом с проклятым драконьим золотом, тьма все сильнее проникала в душу Дубощита. Я видела это по его вамаальту. Он темнел, тускнел, словно терял силу, а в его глубине вместо бесконечности звёздного ночного неба появилась белесая дымка, скрытое безумие, недугом охватившее разум столь дорогого мне мужчины. И это убивало меня вернее всякого клинка. — Красивый камень, — тихо раздалось рядом, и я вздрогнула. Ругнулась про себя, подумав, что Двалин уж точно надавал бы мне по ушам за такую невнимательность, и подняла взгляд на того, кто подкрался тихо, словно кошка. Это был хоббит. Тот самый, что украл Аркенстон у Торина и отдал его Барду и Трандуилу, в надежде на предотвращение грядущего кровопролития. Невысокий, даже ниже меня, исхудавший — это было видно по осунувшемуся лицу, в запыленной, местами порванной и залатанной одежде, он выглядел растерянным и немного испуганным. Однако я знала, что за этой внешней безобидностью скрывается сильная и храбрая душа. — Это раньше принадлежало Торину, — почему-то мне показалось это важным сказать. — Точнее, оно и сейчас принадлежит, но… Не совсем. В общем, это обычай нашего народа. — Я никогда не видел гномок, — бесхитростно сообщил мне хоббит и присел рядом на остатки полуразрушенной стены. — Глядя на своих спутников, думал, что вы такие же… — Бородатые? — с приглушенным смешком вырвалось у меня. — Буйные, — смутился мой собеседник. — И да, бородатые. Мистер Бильбо Бэггинс, к вашим услугам. — Дана, — я пожала протянутую руку. — Так как бороды у меня, к сожалению, нет, то, боюсь, придется вам поверить мне на слово, что я гном. — О, я ничуть в этом не сомневаюсь, — Бильбо расплылся в добродушной улыбке, но было в нем что-то надломленное. Словно его мучал какой-то недуг, боль, которую он никак не мог унять. — Скажите, мистер Бэггинс, Торин, он… — я запнулась, не зная, как выразить все сомнения, наполняющие мою душу. — Он справится, — твердо произнес хоббит и поднялся. Со стороны шатра донесся шум, и наружу вышел Бард. — На нашу долю выпало очень много испытаний, но ему пришлось куда тяжелее, чем остальным. Драконье золото едва не сломало его, желание обладать Аркенстоном — едва не лишило разума, но я никогда не видел такой стойкости и силы воли. И я уверен, что как только он увидит, что его родичи сражаются за него, то непременно возьмет в руки оружие и поведет всех за собой. Нужно верить в то, что мы победим. Иначе эта мечта никогда не станет явью. Словно поставив точку в его словах, истошно взвыл боевой рог. Я подскочила на месте, заполошно огляделась, нашла взглядом вылетевшую из шатра Дис, и подруга коротко сказала: — Они уже почти здесь. Наше время вышло.