Книга II. Синие воды

Я боялась пошевелиться, глядя на существо, возвышающееся надо мной. Теперь, когда я смогла разглядеть его получше, он представился не таким уж и страшным, но все равно чутье на опасность сработало, как звоночек тревоги. Энт был несколько медлителен, что, впрочем, и неудивительно — с такими-то размерами. Но в его движениях было столько мощи, что я с содроганием представила, что было бы, если бы он дотянулся до меня своими руками-сучьями. Одного удара было достаточно, чтобы вышибить из меня дух. Что ж, неудивительно, что следопыты перестали ходить по этим местам — с таким противником далеко не всякий справится. — Мы всего лишь хотим пройти к Аннуминасу, — осторожно произнесла Дис, демонстративно держащая руки на виду. Энт, названный Фингласом, хоть и отнесся к ней вполне добродушно и совершенно точно узнал, но все равно оставался настороженным. Темно-зеленые глаза из-под нахмуренных, поросших мхом бровей смотрели цепко и сосредоточенно, с немалой долей подозрения, словно Дис могла в любой момент совершить какую-нибудь подлость. Я не к месту подумала, что даже такие могучие существа наверняка уязвимы и точно так же, как и простые смертные, держатся за свою жизнь. Мелькнула мысль, что в Черной Чаще, наверное, не так уж все и спокойно, как о том говорила Дис, иначе бы энт не напал так просто, зная, что мы, в общем-то, достаточно безобидны. Хотя бы потому, что огня у нас с собой не было — ни факелов, ни огненных трубок. — Только потому, что я знаю тебя, дочь Траина, я остановлюсь, — наконец, прогудел Финглас. — Слишком много зла видели я и мои сородичи от двуногих. И неважно, кто то был — гном или человек. — Ты позволишь пройти через лес? — Дис заговорила вкрадчиво, чуть растягивая слова, примеряясь к неторопливости своего собеседника, и это возымело действие. — Возможно, — произнес энт, разворачиваясь. — Я обсужу это со своими родичами. И дам тебе ответ. А пока оставайся на месте, не искушай судьбу. Мои собратья далеко не все так лояльны к таким, как вы. Геаглор вынырнул из зарослей так быстро и бесшумно, что я вздрогнула, понимая, что в этот раз напугалась куда сильнее, чем во время встречи с энтом, готовым расплющить меня в лепешку. За следопытом из темноты неслышной тенью возник Кирин — и оба мужчины были вооружены. Я видела, как едва не застонала от досады Дис, понимая, что все ее труды по уговорам Фингласа подверглись угрозе, но не успела она и рта раскрыть, как энт с искренним любопытством уставился на Геаглора, смерив того взглядом и словно бы даже не замечая обнаженного меча в руках человека. — Много времени прошло, — бас древнего существа разнесся по небольшой поляне. — Я давно перестал следить за его течением. Здесь, в Черной Чаще, все иначе, но сейчас я вижу перед собой того, кто не должен находиться здесь. Кто ты, человек? Впервые за долгое время я увидела на лице Геаглора растерянность. Он ожидал узреть перед собой врага, с которым придется сражаться не на жизнь, а насмерть, но его противник внезапно смутил его речами и тем, что не выказал никакой враждебности. Следопыт сначала просто опустил меч, а потом и вовсе убрал его в ножны, бросив острый взгляд на Дис, и мне показалось, что между ними произошел короткий неслышный, но оттого не менее значимый диалог. — Меня зовут Геаглор, сын Киагтара, — сомнений в голосе дунадан было меньше, чем во взгляде — казалось, что он просто не желал показывать свое удивление. — Имя другое, а лицо то же, — и тут я поняла, что медлительность энтов — такая же ложь, как и слабость внешне хрупких эльфов. Финглас столь быстро оказался рядом с Геаглором и склонился над мужчиной, рассматривая его. — Дис? — Он не лжет тебе, — резче, чем следовало, отозвалась гномка. Она была напряжена, как натянутая тетива, и даже Кирин, что успокаивающе положил ей на плечо руку, не смог изменить этого ее состояния. Я не понимала, в чем причина ее беспокойства, но смутные догадки уже бередили душу. — Что ж, — энт выпрямился, зашелестев кроной, — я верю тебе на слово, Шустрая Дис. Оставайтесь на месте, я пришлю вестника о нашем решении. К месту стоянки мы вернулись в абсолютной тишине. Никто не произнес ни слова, а Дис и вовсе выглядела подавленной. Кирин хмурился, не совсем, видимо, понимая состояние жены, но гномка наотрез отказывалась отвечать на любые осторожные расспросы. Запалить костер не рискнул никто, понимая, что таким образом может очень легко навлечь на себя гнев лесных жителей, поэтому мы закутались в одеяла и попытались задремать. Ко мне сон не шел никак, хотя, надо признать, здесь было чуть более спокойно, чем там, до входа в Черную Чащу — словно сила, окутывающая это место, не пропускала цепкие щупы тьмы к душам гостей, что осмелились ступить под кроны древних деревьев и не имели никаких дурных мыслей. Финглас был прав, когда говорил о том, что время здесь течет несколько иначе — это ощущалось в воздухе, и я порой даже думала, будто в этом месте возможно все, даже повернуть события вспять. Наверное, именно поэтому Дис так рвалась сюда… Отнюдь не потому, что это путь короче: она просто хотела вновь испытать это умиротворение и спокойствие, которые с того момента, как Финглас позволил нам остаться, окутали наш маленький отряд. — И куда это ты собралась? — Торин хмурится и перехватывает меня за талию. — Опять спасать кого-нибудь? — Нет! — я выворачиваюсь из крепкой хватки. — Я совсем забыла: Дис просила меня помочь ей на кухне! — Это подождет, — решительно заявляет узбад и захлопывает передо мной дверь тренировочного зала, лишая меня возможности сбежать. Я все еще чувствую себя очень неловко рядом с ним. Мне непривычно видеть вечно хмурого и молчаливого Торина улыбающимся. Он ощущает мои сомнения и, кажется, смущается сам, и оттого мне становится смешно. Мы ведем себя, как два подростка, которые понятия не имеют, что делать друг с другом и с самими собой. Нельзя жить так долго в одиночестве, не подпуская к себе никого, а потом в одночасье спокойно раскрыть душу даже перед любимым. Такие замки открываются очень тяжко, потому что чувства ржавеют, когда в них нет надобности, отцветают, как яблони в начале лета, и сердце сжимается в тугой комок, опутанный цепями. И надо много времени и сил, чтобы позволить кому-то вновь дотронуться до очерствевшей души, не вздрагивая, с радостью и без настороженности. — Будешь от меня сбегать, я тебя выпорю, — серьезно говорит мужчина, но в синих глазах пляшут смешинки. — Я узбад, имею право. Махал, как мне нравится такой его взгляд! Темное грозовое небо исчезает, и небесная синь сияет в его глазах, лицо разом молодеет, а золотые искры на радужке завораживают, и я просто не могу ничего противопоставить его обаянию. Мне даже страшно представить, сколько вамаальтов было выброшено из-за этого мужчины. — Тиран, — укоряю его я и упираюсь ладонями в грудь, не подпуская к себе, понимая, что мое сопротивление сломлено в тот самый момент, когда я впервые увидела его на пороге постоялого двора. Он осторожно берет мои руки в свои и легко целует в ладони — в каждую поочередно. Борода щекочет кожу, и я счастливо улыбаюсь, чувствуя, как полнится грудь светом, согревающим и срывающим всякие замки с замкнутого сердца. Я проснулась и почувствовала, что крепко сжимаю в руках вамаальт. Он был теплым, чуть покалывал кожу крохотными солнечными искрами, и улыбка тронула мои губы. Да, тьма сгущалась над нашими головами, стягивала удавку, но она не знала, что будет противостоять ей. Разве можно погасить свет, который рождается в самом сердце? Разве можно заставить выдрать любовь с корнем, не оставив и крохотной частички? Пока мы любим — мы непобедимы. Наверное, я улыбалась очень уж глупо и выглядела настолько неуместно счастливой, что Кирин, чья очередь пришла стоять на часах, не выдержал. — И сколько уже? — Он кивнул на вамаальт. Я совсем смутилась и покраснела так, что, наверное, было видно даже в сумерках, царящих под широкими кронами деревьев. — Два неполных месяца, — тихо ответила я. — Не так уж и долго, — подбадривающее подмигнул мне Кирин. — Разлука — тяжелая вещь, но у вас еще будет время. — Я надеюсь, — неразборчиво пробормотала я скорее для себя, чем для него, но гном расслышал. — Не падай духом, — он вытянул ноги и откинулся назад, прислоняясь спиной к древесному стволу. — Я, честно признаться, был уверен, что Торин никогда не найдет ту, которой отдаст свой вамаальт. Были женщины, что пытались, но он всегда был слишком холоден и никого к себе близко не подпускал. Да что там женщины… У него даже с друзьями не сложилось. Есть те, кто готов идти за ним через огонь и воду, но они видят в нем лишь узбада, кого-то, кто неизмеримо сильнее, умнее… достойнее. А он такой же, как и все мы, со своими страхами, болью и горечью от потерь. Я надеюсь, ты сможешь залечить его раны. В конце концов, у тебя неплохо получается врачевать тело, — он несколько криво улыбнулся, вспоминая сегодняшнее происшествие, — так почему бы не попробовать помочь и его душе? Я молча кивнула, принимая его правоту. Схожие мысли посещали и меня, и я тогда думала о Двалине, который, несомненно, был не просто боевым товарищем, но, наверное, самым близким другом для Торина. Да Балин, может быть. И все. Кирин действительно был прав насчет узбада, но только сейчас я, наконец, отчетливо смогла увидеть всю картину в целом, и сердце сжалось от боли за этого упрямого гордеца, на чьих плечах лежал такой тяжкий груз. Справиться в одиночку с подобной ношей почти невозможно, но если разделить ее с кем-то, то есть шанс не сломаться, однако Торин предпочитал тащить все один. Какие у его действий были мотивы, я не знала, могла лишь только предполагать: может, он не хотел причинять боли своим любимым, но все выходило наоборот — видеть, как он молча сжимает зубы и продирается вперед, загоняя боль поглубже, было хуже; может, считал, что это его наказание за то, что он не смог ничего изменить ни в Эреборе при нападении Смауга, ни в битве при Азанулбизаре, ни потом, когда пропал его отец, Траин. Чувство вины всегда толкало на самые безумные и страшные в своих последствиях поступки. В любом случае, теперь я видела как никогда четко: он нуждался во мне, нуждался в Дис, Фили и Кили, Двалине и Балине, пусть и не желал того признавать. — Как вы с Дис встретились? — желая перевести тему и немного отвлечься от мрачных мыслей, спросила я Кирина. — Насколько мне известно, сам ты из Железных Холмов? — Нет, — гном покачал головой. — В Железных Холмах я пробыл очень недолго и то только потому, что Даин пригласил меня помочь с планированием разработок железных жил и постройкой долговечных укреплений в шахтах. А так я из небольшого поселения на юге Серых Гор, недалеко от Мирквуда. Там ранее находился Фрамсбург, столица Эотеда, и мои предки были в хороших отношениях со всадниками степей. Потом люди ушли на юг, где нынче гремит слава о Рохиррим. В Серых горах было достаточно золота, встречались и самоцветные жилы, но дружбы с Трандуилом, королем Леса, не вышло, и вскоре многим пришлось уйти. Кто-то остался, цепляясь за дом до последнего, но я видел, что других вариантов уже давно нет. Вот и отправился в Железные Холмы, благо был предлог. А оттуда, опять же по приглашению, только уже Торина, пришел в Эред Луин. — И зачем он тебя позвал? — с любопытством спросила я, затаив дыхание. — Они не могли справиться с рекой, — хмыкнул Кирин. — Пытались отвести ее в сторону, чтобы сделать водопровод, только набедокурили и едва не устроили потоп. После чего узбад решил не рисковать лишний раз и позвать того, кто уже имел дела с норовом горных рек. Это было его самое мудрое решение. — И гном ехидно так улыбнулся. Я не удержалась и хмыкнула: конечно, кто бы иначе подумал. Ведь именно благодаря Торину Кирин и нашел Дис. Этот перевал дался ему сложнее других. Дорога обледенела и больше походила на горку, что заливают для зимних забав, поэтому Кирину приходилось тащить несчастную лошадь почти что на себе. Не помогали даже шипованные подковы, и животное рисковало свалиться и переломаться. Гном уже подумывал, что лучше бы его жеребца сожрали горные варги, потому что бросить это дурную зверюгу подыхать он не мог, но сил тащить его вверх по склонам тоже уже не оставалось. И он был уверен, что еще немного — и он поступит не по совести. По счастью, прибегать к крайним мерам не пришлось. В тот самый момент, когда гном, ругаясь на чем свет стоит, был готов не только отпустить жеребца, но еще и пинка ему дать, дорога выровнялась, стала пологой, и двигаться стало куда легче. Лошадь немного оживилась, уверенно переставляя ноги, и Кирин со стоном заполз в седло, оставшуюся часть дня давая отдохнуть ногам. А к вечеру увидел за очередным поворотом узкой тропки высокий частокол и возблагодарил Махала, что тот позволил ему преодолеть этот путь. На подъездах к Эред Луину его остановил громкий окрик часового, и гном почувствовал себя неуютно. За многие годы жизни он уже хорошо знал это ощущение, когда неприятно кололо под правой лопаткой — чаще всего это означало, что его желают продырявить в неположенных для того местах. Он поднял голову, всматриваясь в мелькающие наверху силуэты: вокруг уже царили сумерки, а часовые не зажигали факелов — со своих наблюдательных позиций они могли отлично просматривать всю местность вокруг, — но все же скудного света хватило ему для того, чтобы рассмотреть наконечники тяжелых болтов и дуги массивных арбалетов. Впрочем, запустили его быстро, стоило только часовым разглядеть, что новоприбывший тоже гном. Кирин въехал в ворота, которые с металлическим лязгом сомкнулись за спиной, как челюсти чудовищного зверя, и огляделся, с одобрением отмечая, что с точки зрения оборонительных сооружений все тут сделано очень толково. Внутренний двор был залит светом — факелы и фонари были расположены так, чтобы хорошо освещать каждый дюйм, и, несмотря на позднее время, в Чертогах Торина вовсю кипела жизнь. На гостя мало обращали внимание, словно для них незнакомцы были делом привычным, не стоящим особого внимания, и приветствовать Кирина никто не спешил — в этом он углядел серьезное отличие от гномов тех же Железных Холмов. Спешился, пытаясь сообразить, куда же двигаться теперь, а потом увидел, что от основных ворот в подземные залы, распахнутых во всю ширь, к нему уверенным шагом двигался кхузд. Кирин, ни разу не видевший Торина, сына Траина, наследника Эребора, разом признал его, вспоминая рассказы, которые ему приходилось слышать. Узбад был высоким, с повелительным разворотом плеч и гордой королевской осанкой, однако на лице его лежала печать глубокого горя. Торин умело скрывал чувства, таящиеся в его душе, но всякие события оставляют на челе неизгладимый след, и тот, кто умеет читать по лицам, сразу же видят достаточно многое для того, чтобы понять, кто перед ними. — Приветствую в Эред Луине, Кирин, сын Фрорина, — поздоровался с ним узбад, и гном почтительно наклонил голову. — Я рад, что ты добрался до нас. Мы ждали тебя еще вчера, и я хотел уже выслать отряд тебе навстречу на тот случай, если ты попал в беду. — У вас здесь неспокойно? — поинтересовался Кирин больше для того, чтобы поддержать разговор, чем действительно из любопытства. — Орки и варги лютуют, — коротко ответил узбад. — На прошлой седмице караван к нам поднимался — всех убили, нам никого не удалось спасти — даже лошадей, и тех задрали. Кирин покосился на терпеливо следующего за ним усталого жеребца и подумал, что ему определенно в этот раз повезло. Дис он увидел только на следующий день во время завтрака, когда она вместе с другими женщинами накрывала на стол. Кирину, как почетному гостю, отвели место рядом с узбадом — за утренним приемом пищи соблюдалась какая-никакая традиционность, и Торина сажали во главе стола. Было видно, что ему это не нравится, но мужчина молчал, принимая мнение большинства. «Не развалюсь», — читалось на его мрачном лице, хотя становилось ясно, что в такие моменты он желал, чтобы вся трапезная провалилась куда поглубже. Впрочем, для тех, кто насыщался перед тяжелым трудовым днем, было не до терзаний своего узбада, и Торин молча страдал в одиночестве. С появлением Кирина его утреннее бдение перестало напоминать повинность — завязался оживленный разговор. — Если мы повернем ее сюда, то рано или поздно все перекрытия рухнут. — Кирин, отставив тарелку с нетронутой едой в сторону, ткнул в разложенный прямо на столе план. — Так самый удобный и быстрый вариант по совместительству еще и самый опасный. — Укрепим, — метнул на него косой взгляд Торин и непримиримо сложил руки на груди. — Это вода, а не дерево, — фыркнул его собеседник. — И она, как известно, даже камень точит. Порода у вас тут мягкая, всякое может случиться. — На мой век хватит, — пожал плечами узбад, и Кирин удивленно посмотрел на гнома. — Я не собираюсь торчать тут всю жизнь. — Так то ты, — ошарашенно произнес темноволосый мужчина. — А как же те, кто захотят — или будут вынуждены, — остаться здесь? Если прорвет, то затопит все Чертоги. — Я уведу свой народ из этого места, — тихо произнес Торин и открыл было рот что-то добавить, но карту неожиданно сдернули со стола. — Не обращай на него внимания, — светловолосая гномка свернула бумагу в рулон и, ничуть не стесняясь, засунула за голенище сапога. — Когда мой брат голоден, он начинает нести всякую чушь. По сути дела могу сказать следующее: это трапезная. Так что будьте добры, господа хорошие, извольте пожрать нормально и заняться уже, наконец, работой. Вне стен этого зала. Там можете обсуждать хоть методы усекновения Смауга, если вам будет угодно. Кирин, глядя на нее снизу вверх и ошеломленно прислушиваясь к словам женщины, которая не боялась при всех не только пойти наперекор воле грозного узбада, но еще и посмела его отчитывать на глазах у всех здесь присутствующих, уже тогда понял, что пропал. Раньше гном считал, что истории про внезапно вспыхнувшую любовь — досужие вымыслы, сказки для молоденьких девчонок, которыми их тешат няньки, но в тот момент сам, кажется, оказался ничуть не лучше тех самых барышень, которые жадно вслушивались в каждое слово старших и куда более опытных женщин. Впрочем, наверное, мало кто мог бы удержаться от восхищенно вздоха при виде Дис — разве Кирин не был мужчиной, чтобы не оценить красоту стоящей перед ним гномки? Но далеко не только это привлекло его в ней. Неукротимый дух и пламя, пылающее в душе — они заставляли ее глаза светиться. Кирин чувствовал ее сейчас, как самого себя, и отчетливо ощущал надлом в душе, но надлом, который уже заврачевали, и от открытой раны остался старый, безобразный шрам, с которым ей придется жить дальше. Однако это не превратило ее в озлобленного зверя, способного на все ради душевного спокойствия, а наоборот, закалило женщину, дало ей тот стержень, благодаря которому она не сломается, что бы ни произошло с ней дальше. — Это Дис, — устало произнес Торин, даже не предпринимая попыток поспорить с гномкой, вставшей у них за спиной и уперевшей руки в бока. — Моя сестра. Кирин промолчал, последовав примеру узбада, послушно взявшего в руки ложку. Но это неусыпное бдение у него над плечом порядком раздражало. — Ты боишься, что я подавлюсь? — вежливо поинтересовался он, разворачиваясь. — Я на это надеюсь, — проникновенно заявила золотоволосая бестия и невинно хлопнула длинными ресницами. Кирину не оставалось ничего иного, как отвернуться и уткнуться носом в тарелку. — Ты ее не переспоришь, — посулил ему узбад, правильно истолковав его долгий взгляд, которым гном проводил наконец отошедшую от них женщину. — И Кирин, я напоминаю еще раз: она моя сестра. «Даже и не думай», — читалось в потемневших глазах узбада, который, наверное, уже и жалел о том, что пригласил его сюда. Кирин предупреждение услышал. Но не внял. — Она совсем не изменилась, — помимо воли улыбнулась я, во все глаза глядя на Кирина, который, рассказывая о том, что было давным-давно, легко поглаживал жену по плечу, а Дис жалась к нему, как кошка, ждущая ласки. — Изменилась, — тихо сказал гном. — И очень сильно. С рождением Фили она стала мягче, и наши ежедневные перепалки перестали напоминать мне бой на выживание. Ты себе даже представить не можешь, на что она способна. Я вспомнила ее откровение про Араторна и с сомнением поглядела на гнома — в этом Кирин ошибался, но разубеждать я его не стала. Рассказ гнома разбередил мне душу. Конечно, я знала, что так оно и будет, но не смогла заставить себя не слушать. В его голосе было столько искренности, когда он рассказывал о Дис, что сердце щемило. Хотелось бы мне, чтобы Торин когда-нибудь заговорил обо мне хотя бы малой долей того, что скользило в каждом слове Кирина. Но узбад совсем другой. Из него лишнего слова не вытянешь, да и на проявления чувств он небогат, и только по глазам я могла понять, насколько мятежное сердце бьется у него в груди. И оно было способно на все: на любовь и ненависть, радость и тоску, ярость и надежду. Просто он не мог позволить себе проявить всего этого, искренне считая слабостью. Вот только, думая так, он сильно ошибался. Наши чувства — это основа, фундамент для души, они дают нам возможность верно выбрать путь и не сворачивать с него. Торин, сам того не понимая, руководствовался не велениями разума, но сердца — он желал вернуть Эребор не потому, что так было бы лучше для его народа, как он сам убеждал всех, а потому, что Одинокая Гора — это его дом. Колыбель, в которой он вырос, и избавиться от ощущения, что у него отняли самое дорогое, он не смог бы никогда, даже найдя пристанище в Синих Горах. То, что он называл долгом, было желанием; необходимостью — мечтой, грезой о тех временах, когда он был свободен и счастлив. И ошибался он только в одном: этого всего уже не вернуть. Слишком много воды утекло с тех пор, слишком многое изменилось — и слишком многих он потерял. Прошлого не вернуть. Но можно построить будущее. Я вздохнула и закрыла глаза. Сердце билось ровно и спокойно, а зажатый в руке вамаальт грел ладонь. В ту ночь мне не снились кошмары.

***

Финглас появился под самое утро, когда все мы были уже на ногах. Геаглор, дежуривший в самые сложные часы перед рассветом, постоянно зевал, словно кочевая жизнь здорово его измотала, но после пары кругов по границам лагеря вернулся злой, всклокоченный и мокрый — росы оказалось на удивление много, и высокая трава переливалась в лучах умытого солнца, будто усыпанная чудной красоты самоцветами. Я не выдержала, опустилась на колени и принялась рассматривать капельки воды, сквозь которые проходили лучи. Они преломлялись и дробились, пуская во все стороны яркие блики, и от этого света засвербело в носу. Я звонко чихнула и едва не ткнулась носом во влажную землю, но следопыт, сначала удивленно на меня косящийся, а потом хмыкнувший с пониманием, ухватил меня за шиворот, не давая упасть. Я спутано поблагодарила, смущенно улыбнулась и торопливо поднялась на ноги, отряхивая штаны. — Мы приняли решение, — неторопливо пророкотал энт и остро взглянул на замершую в ожидании Дис. — Вам позволено проехать через Черную Чащу… — И года не прошло, — буркнул тихо Геаглор и едва слышно охнул, получив локтем в ребро от Кирина. Финглас то ли действительно не услышал, то ли всего лишь сделал вид, не собираясь вступать в пререкания с человеком. — Более того, мы окажем вам всю посильную помощь, но с одним условием, — энт чуть наклонился к внимательно вслушивающейся в его слова гномке. — Лес болен, Дис, дочь Траина. Что-то пьет из земли силу, заставляет корни деревьев слабеть, и черная гниль добирается до сердцевин могучих энтов. Черная Чаща, некогда великая и несломленная, погибает. Мы хотим, чтобы вы выяснили, что происходит. Я тут же замотала головой, понимая, что это приведет к сильной задержке в пути. Неясно, как скоро мы сможем распутать клубок, да и вообще сможем ли. А времени было и без того мало. Кажется, Геаглор все-таки был прав насчет того, что следовало ехать в объезд. — Есть какие-то соображения? — неожиданно деловито поинтересовалась гномка. — Хоть что-то, от чего можно было бы оттолкнуться? — Конечно, — удовлетворенно произнес Финглас, уверенный в том, что мы согласимся помочь ему и его собратьям. — В самом сердце Черной Чащи кто-то поселился. Энты не могут увидеть его, как и ступить на отравленную смертью землю, но именно оттуда ползет черная гниль. Да к тому же стали появляться жуткие существа, жадные до чужих жизней, и нам все сложнее оберегать границы и не пускать их дальше. На этих словах я прикусила язык, и возмущение поведением Дис сменилось смущением. Я не думала об этом с такой стороны. А ведь Геаглор говорил, что в этих землях стали появляться наполненные тьмой существа, цель у которых была только одна — убивать. И следопытам с каждым днем становилось все сложнее их сдерживать, а если не выдержат они, то эта зараза распространится дальше, в земли, где живут те, кто не сможет себя защитить в полной мере. И если накрыть гнездо здесь, выяснить, кто же стоит за всем этим, то можно будет спасти множество невинных жизней. И я почти сразу отчетливо поняла, что Геаглор в этот раз полностью поддержит решение Дис принять условия Фингласа. Я все понимала, но тревога снедала меня. Что будет, если мы не справимся с возложенной на нас задачей? Как повернется история, если не успеем добраться до Даина раньше, чем Торин с отрядом прибудет к Одинокой Горе и сунет голову прямо в пасть дракону? А что, если времени на уговоры Железностопа помочь узбаду потребуется больше, и в результате мы все равно опоздаем? У меня задрожали руки. Слишком много вопросов, на которые я не имела ответов. Более того, я совершенно не представляла, чем обернется для меня будущий день, но грядущее пугало меня все сильнее. Мне казалось, что любое промедление — это шаг к смерти Торина. И почему-то никак не могла избавиться от этих навязчивых мыслей, как ни пыталась гнать их прочь. — Будет так, как сказал ты, Финглас, — почтительно наклонила голову Дис, и Геаглор согласно кивнул. Я обменялась обеспокоенными взглядами с Кирином — он ничуть не меньше меня переживал за сыновей, которые шли к Эребору, в котором сейчас властвовало древнее чудовище, создание тьмы и огня. — Однако я хочу кое-что уточнить: мы попытаемся помочь тебе. Но если ничего не получится, я хочу знать, что ты и твои сородичи не воспрепятствуете нам, и мы сможем спокойно покинуть Черную Чащу. — Пусть наш уговор будет крепок, — согласно пророкотал энт. — Я верю твоему слову, Шустрая Дис, как и ты моему. Следуйте за мной, я выведу вас на тропу, по которой вы сможете двигаться дальше. Некоторое время мы ехали молча. Лошади совсем не боялись Фингласа, размашистыми шагами меряющего утоптанную тропинку, которая словно сама собой возникала прямо под копытами коней, и у меня было время поразмыслить и вновь все взвесить. Однако первой нарушила молчание не я. — Разумно ли это? — мрачно спросил Кирин, в упор глядя на Дис. И если я раньше считала, что этот мужчина вряд ли мог бы справиться с темпераментом дочери Траина, то теперь, глядя в потемневшие глаза нахмурившегося гнома, я поняла, что не хотела бы столкнуться с ним в гневе. — Мы потеряем очень много времени. Но неизвестно, будет ли результат. — Ничего мы не теряем, — раздраженно отозвалась гномка. — Наш путь все равно пролегает через сердце Черной Чащи, а потому разве сложно нам хотя бы попытаться выяснить, кто же задумал вредить как лесу, так и всем землям вокруг? — Сложно! — неожиданно рявкнул гном, и его жеребец испуганно присел на задние ноги, прядая ушами. — Дис, ты дура! То, что описал Финглас, имеет только одно происхождение! — И какое же? — опасно сощурилась женщина, разом напомнив мне разъяренную кошку. — Черное колдовство, — тихо произнес Геаглор, вклиниваясь между мужем и женой. — Прекратите ссору. Дис уже пообещала Фингласу, она дала слово. — Не посоветовавшись перед тем с нами, — запальчиво возразил Кирин. — Не много ли ты на себя берешь, моя красавица? — А что мне еще остается делать? — ехидно вызверилась на него Дис. — Тебя, знаешь ли, слишком долго не было рядом. Вот я и научилась принимать решения самостоятельно. И что самое важное — быстро. — Она действительно дала слово, — медленно проговорила я, осененная внезапной догадкой. — И мы просто обязаны попытаться. Но суть ведь не в этом, так, Дис? Тобою двигали вполне определенные мотивы? — подруга помедлила, но все же кивнула, стараясь не обращать внимания на свирепый взгляд мужа. — Слухи о том, что вороны возвращаются к Одинокой Горе, глупые россказни и байки, которые трубят о смерти Смауга Ужасного — и поход Торина, который просто не смог остаться на месте, понимая, что если не он, то кто-нибудь другой. И тут же странные существа, которые внезапно появились в Северных Землях, наступая на следопытов, гниль и колдовство в Черной Чаще… Это не может быть не взаимосвязано. А значит, есть вариант… — Что за всем этим стоит кто-то один, — согласно кивнул Геаглор, выстроивший ту же цепочку, что и я, и посветлевший лицом. Он, как представитель дунэдайн, не мог остаться в стороне перед возможностью посмотреть врагу в лицо. — Но, Дис, ты действительно поступила не совсем верно, не поделившись своими догадками. Впредь я попрошу тебя оповещать о подобного рода решениях всех нас. Мы — твои товарищи, и нам придется прикрывать тебе спину в случае провала, а то и принять смерть. Отнесись к этому с уважением. Дис побледнела, и я сердцем почуяла, что однажды подобные слова она уже слышала. Вполне возможно, что от Араторна — она болезненно реагировала на все, что было связано с ее другом. И мне вспомнились слова Фингласа: «Имя другое, а лицо то же». Что имел в виду энт, когда говорил так о Геаглоре? Кого ему напомнил молодой следопыт? И почему Дис так испугалась этих странных речей? Сейчас гномка, кивнувшая согласно мужчине и пообещавшая, что впредь будет дальновиднее, смогла взять себя в руки, но в ее глазах я видела растерянность, словно она не знала, как ей поступить. Впрочем, донимать вопросами ее сейчас я не хотела, но мысленно пообещала себе, что до этого еще доберусь и вызнаю все, что только возможно. Я не хотела бы, чтобы какие-то тайны близкого существа вышли мне боком — слишком многое было сокрыто тьмой в моей прошлой жизни, чтобы потом еще спотыкаться о чужие наковальни. Дис была сестрой Торина, и это заставляло меня размышлять именно таким образом, потому сомнений я не испытывала, видя слишком значимые изменения в поведении гномки. Тропинка ложилась под ноги лошадей так легко, словно они отдыхали долгое время перед тем, как ступить на этот путь. Финглас, что вывел нас на торную дорогу через Черную Чащу, пролегающую через самое сердце леса, исчез незаметно и внезапно, будто его никогда и не было. Тишина, царившая в этом месте, растворилась в привычных и умиротворяющих звуках леса, и я задремала в седле, уставшая от переживаний.