Калининград-Асбест-Москва, весна-лето-осень 2007 год
Время тоже бывает больно. Его лихорадит от войн. Его морозит от застоев и тошнит от революций… Время умеет огрызаться. Оно затягивает тугую петлю на горле несогласных с диктуемыми им условиями. Управляющими им людьми. Он чувствовал эту удавку на горле у себя с того самого дня, когда впервые сказал вслух о том, что не согласен с «линией партии». С того дня, когда на экран вышел клип о войне и любви. Как какая-то мелкая смертная шваль посмела во всеуслышание придраться к тексту его любимой песни… И этой мрази аплодировали больше, чем всем остальным. И это было так давно… - Что не так с этой группой? – Вадим запрокинул голову, явно выраженно дразня сонного и голодного вампира, сидевшего рядом. – Музыка светлячная хоть, но приятная. Парни красивые. Голос у вокалиста что надо. Могли бы поклонниц косой косить… Эдмунд поплотнее обхватил себя руками, борясь с желанием уснуть просто на месте. Вадим вызвал его с целью обсудить проект, а на деле – вторые сутки ныл про ребят, которых и срезать было жалко, и взять – невозможно. Лидер, вокалист, клавишник – милый улыбчивый молодой вампирчик с ослепительно ясной аурой и идеально ровными зубами – сидел за зеркальной стенкой, уткнувшись в компьютер. - Ну что ты смотришь, как будто знаешь что-то такое, что повредит мне рассудок больше, чем жизнь с Глебом? - А, если знаю?... Вадим убрал волосы от лица, потёр глаза. Брат лютует. Барабанщик бастует. Компьютерные технологии идут вперёд семимильными шагами. Если в этих условиях ещё и лучший друг начнёт в шпионов играть, у него точно нервы сдадут. Тем более, до полнолуния совсем недолго. И нервы начинают активно болеть. - Скажешь? Или будешь продолжать пялиться на моё горло как подросток на чизбургер? Эдмунд дёрнулся, оторвал взгляд от толстой жилы, мягко, очевидно только для вампира сокращающуюся в такт биению сильного оборотничьего сердца. - Я знаю этого пацана. Только не спрашивай, откуда. Он очень хочет быть рокером. - Он хочет быть обычным музыкантом, или, чтобы при словах «Мир огня» люди не перекашивали с непониманием рожу? Эдмунд наклонился к микрофону, включил его. - Костя, иди домой. Мы с Вадиком ещё посоветуемся и позвоним тебе завтра. Парень оторвал взгляд от экрана, кивнул дымчатому зеркалу, за которым сидели люди, управлявшие проектом, снял наушники, стал собираться. - Скоро отчётный, мать его, концерт… - Вадиму показалось на секунду, что вырвет себе все волосы, пока закончит с этими малахольными со всех концов России. - Мне надо знать, кого людям показывать… - Вадь, пойдём, поохотимся? Я на голодный желудок всё равно ничего дельного тебе не скажу. Время не лечит. Было ужасно больно, как вчера, стоять, глядя внимательно на неувядающие цветы на крошечном и единственном в родном городе кладбище. Вспоминать голос, всегда спокойный, приятной громкости, мягких интонаций. Прохладное, мёртвое дыхание вампира на шее. Тёплые ладони на плечах, груди… Проходили годы. Нашлись силы начать работать снова. Написать альбом. Откатать несколько туров. Написать, записать, помочь, поддержать… От активных глаголов пухнет голова. От непоказанных Вадиму стихов пухнет записная книжка. Всё меньше и меньше доверия. Всё меньше и меньше ему веры. Он не идёт вперёд. Он эксплуатирует всё, что подвернётся под руку. Зарабатывает деньги. Точно собирается в обозримом будущем драпать за бугор. Как умел это всегда. А люди? Миллионы фанатов, которые только и живут от концерта до концерта. Впитывают то, что пишет неразрывный тандем. И те, кто списал их со счетов, не знают попросту, какие письма пишут ему заражённые вирусом «Агата Кристи»… - Глеб… - тихий голос самого близкого существа на свете – мамы. Конечно, не родной. Но той, которая в этой жизни стала всем. Её голос помогает отвести взгляд от небогатого памятника. Почувствовать жар воздуха. Слабый голод и сильную жажду. Обветренные губы и головную боль. - Глеб… Ещё один оклик, и, кажется, хватит сил подняться и отряхнуть от сухой земли колени. - Глебушка… - она касается плеча. Нет, сил не хватило. Как не хватает Сашиной солнечной улыбки не для всех. – Вадик звонил, ты ему в Москве нужен. - Зачем? Удивительная вещь – быть вампиром. Видеть то, что скрыто от глаз даже ангелов. Сначала пугает. Женщина, знакомая чуть не с детства, с вороньими перьями вместо волос. Вертикальные кошачьи зрачки у здоровающегося с ней художника… К этому можно привыкнуть. Не жать руку лучшему другу – никогда. Чувствовать запах крови за несколько метров. Определять на глаз, прикосновением или театральным поведением рук у лба давление, температуру. На запах знать точно, кто что ел и когда. Ощущать кожей присутствие родной крови. Видеть вампиров в толпе. Чувствовать связь с каждым из них и знать наверняка, кто есть кто, и кто чью пил кровь. Так пугающе сладко. Невозможно привыкнуть. Легко скользящий по металлической лестнице оборотень – матёрый чёрный волк. Его косо остриженные кудрявые волосы в глазах вампира стоят дыбом ощеренной колючей гривой. Если не сосредотачиваться, может показаться на секунду, что крепкие руки покрывает густая чёрная шерсть, а тёплые добрые глаза мерцают янтарным огнём. - Готовься, - Вадим остановился в пролёте от дверей студии, нетерпеливо открыл окно, закурил, - сейчас будет скандал. Побудь лучше здесь, я возьму огонь на себя, и позову тебя, когда проклятия на ходовых языках иссякнут. - Как скажешь… Странным является то, что организм вампира так быстро и легко зарубцевал страшнейшие раны на руках. После первой же охоты от них не осталось и следа. Присев на подоконник и стараясь не прислушиваться к тому, что происходило наверху, Костя попробовал вспомнить. Там же, в Польше. Нищенка лет двенадцати. Лёгкая добыча, на которую указал Эдмунд. Тонкая шея, песок, который было сложно оттереть от губ потом… И, не оставив даже тончайших шрамов, эта сила не восстановила до конца зрения. Не то травма была слишком глубока не то вампирский бог решил посмеяться над глупым Светлым, решившим перейти на сторону Тьмы. Так или иначе, за последнее время приучив себя к мысли, что очки – это необходимость, он стал проще относиться ко всему. Вампирская сущность вообще пропитана неким духом дзен-буддизма. Будь спокоен, и никто не обратит внимание на синюшный оттенок кожи в пике голода. Будь спокоен, и сможешь преодолеть этот самый голод. Будь спокоен, и жертва сама подставит шею под укус. - Костя! – Вадим, живой и, кажется, невредимый, открыл дверь студии. – Зайди! Нагромождение техники. Скрипучий крутящийся барный стул без спинки. На нём сидит, опираясь на сиденье ещё и руками, скукожившись, опустив в пол глаза… Тот самый. Такой же юный, как и 65 лет назад. С растрёпанным коротким ирокезом непослушных убитых краской и солнцем каштановых кудряшек. В очках в тонкой стеклянной оправе. В толстовке цвета зверски убитой вороны, которая уже на три размера ему велика… - Знакомься, - теряя решимость, с болью глядя на брата, произносит, отступая Вадим. - Guten Tag Herr SS-Standartenführer! – и, если совсем честно, когда Глеб поднимает голову, Косте очень хочется победно рассмеяться. - Schon nicht sah, treffen Sie! [1]Москва, зима 2008-2009 год
Шёл мокрый снег. В открытое окно задувал холодный мокрый воздух. Внизу, на замёрзшем заборчике как мокрые замёрзшие воробушки сидели пять девочек в длинных чёрных куртках. Клонированные, глупые, привязчивые неофитки, которые пойдут за кумиром куда угодно. Как выяснилось, даже на тот свет. Фанатки… Когда-то кто-то сказал очень точно, что они для их кумиров как фаст-фуд: на каждом шагу прекрасный источник удовольствия. Однако Костя так не считал. Охотиться только на незнакомых. На тех, кто даже не сможет узнать. Выбирать одиноких. Не оставлять следов. Светлячные правила в мире Тьмы, как называл это оборотень степной волк Дима, куривший сейчас рядом. От его присутствия по спине пробегают мурашки. Слишком умный. Слишком профессиональный. Слишком волк, хоть и называет себя змеем. Охотиться с ним не вышло. В полнолуние оборотни убивают жертв и не делятся ни с кем, а в порыве могут и убить попавшего под горячую руку (или лапу) вампира. Во все остальные дни его не заботит ничего кроме пляски на задних лапках перед Вадимом. Глеб… Глеб дичился. До сих пор. Не здоровался с новенькими, не смотрел никому в глаза. Первое время ещё и огрызался. И, кажется, даже плакал иногда, поскольку являлся на репетиции с опозданием, помятый и запредельно грустный… Потом стал относиться проще. Просто смотреть сквозь пальцы. Это злило. Он плакал там, в подвале страшной тюрьмы, касаясь пальцами в тонких перчатках решётки. На его лице был написан ужас и горе. В его глазах отражалась настоящая любовь. Та самая, которая с первого взгляда и на века… - Завтра полнолуние, - от мыслей отвлёк Дима. Затушил окурок, бросил его вниз, в снег. Пять пар горящих, голодных до кумирского тела глаз взметнулись к окну. Снейк помахал им рукой с деланной улыбочкой. – Мы с Вадимом поедем в область. Присмотришь за мелким? - Конечно… - Костя затушил окурок в специально поставленной здесь банке из-под дешёвого кофе. – Эй, Димон, стой! Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Дима остановился на лестнице, облокотился на перила, внимательно посмотрел на замершего у окна вампира. Надвигающееся полнолуние тянуло жилы, сдавливало сердце. Трансформация начиналась сейчас, постепенно меняя тело, образ мысли, сжимая сознание до размеров точки. Уничтожая все мысли до предела – «Убивать». - Ничего не происходит, Кость… Наша любимая группа умирает, вот и всё. Это предложил, кажется, не то Миша, не то Андрей. В любом случае, идея была прекрасной. Каждое полнолуние, отделавшись от рутины, не желающие проблем оборотни, находившиеся в зоне доступа, плотно набивались в большой внедорожник Горшенёва и отправлялись подальше от города. В полном составе это удавалось проворачивать редко. Всё же, гастрольный и репетиционный графики групп почти не совпадали. Но, когда это удавалось… Каждый раз, замирая в ожидание прикосновений полной луны, Вадим молился только о том, чтобы их не застал какой-нибудь запоздалый охотник или любитель ночной фотосъёмки. Конечно, Балу разорвал бы его пополам. Но кто сказал, что никто не найдёт снимки или не окажется в этот момент с ним на связи… Да и вообще, чёрный, степной и серый волки, лис, енот и медведь, окружившие бронированный хаммер, за рулём которого крепко спит худосочный мужчина с весьма узнаваемой внешностью – пожалуй, самая подозрительная компания… Но вот сегодня «КиШ» застряли в каком-то провинциальном городе, и ехать пришлось вдвоём. Оборотни, старшие, кем бы они ни были, но они уехали. Три дня свободы. Три дня только для себя… За последние два с лишним года в мировоззрении снова что-то изменилось. Всё, что происходило последние годы в мире и в лучшей в мире стране, которую не хотелось больше менять ни на одну другую, пугало. Пугало по-настоящему, сильнее, чем толпы на концертах, замкнутые пространства, пустота сознания и отсутствие вдохновения вместе взятые. Превосходная интуиция и опыт шестивековой жизни давали понять как нельзя лучше, сейчас или никогда нужно делать выбор. Сейчас или никогда понять, куда идти дальше и, если того потребует свобода воли, быть или не быть… За последние два с лишним года, наконец, притупилась боль после ухода Саши. Нельзя не отдать должное новому составу. С ними было адски тяжело. Особенно с Костей. С его виновато-обвиняющим взглядом. С его едва заметными порывами. Съезжающим до шёпота голосом и нервными интонациями… Но с другой стороны, нельзя было не признать, что его присутствие, выбивая из колеи, причиняя некоторую боль, точно вправляло понемногу выбитый сустав. Он медленно, очень постепенно, заменял собой всё, чего так не хватало последние годы. Психолога, психиатра, благодарного слушателя… Жаль только, он не пил. Вот и сейчас он, взяв ключи у Вадима, готовил что-то на кухне. Заботливая жёнушка… Зашёл в комнату. Сел рядом. Спокоен снаружи. Только ладони вспотели. Даже у вампиров потеют, когда они нервничают. Чувствуется как столб пламени. Дрожит внутри. Сердце ухает громко и сильно. У него, наверно, самого болит сейчас голова. - Ты думал, я к тебе на шею брошусь? Главное – не отрывать взгляд от телека. Захватывающий фильм по мотивам недавно прочитанной книжки об НЛО в Третьем Рейхе. Чушь полнейшая. Но, если отвести глаза, можно наткнуться взглядом на этот тихий огонь затравленных бесконечным ожиданием добрейших в мире синющих глаз. А тогда есть великий шанс не выдержать. Сдаться. Услышать, как бьётся своё внезапно оказавшееся живым и чувствующим сердце. - Даже не надеялся. Кладёт руку на спинку дивана. От руки – странное тепло. Тепло вампира – неподдающаяся описанию волна. То чувство, когда температура воздуха рядом меняется на пару градусов в более приятную сторону. Как хочется податься к источнику. Прижаться лицом к ладони, уткнуться носом в шею. Закутаться в крепкие объятия… Стоп. Просто давно не было секса. Просто не хватает энергии держать себя в руках. Просто грёбанное полнолуние, сводящее с ума не только оборотней, но и всех остальных. Просто зимнее обострение старых болячек. Плохо прижжённая водкой кровоточащая рана на душе. - Пойдём ужинать? - У меня есть идея получше… - он, хоть и бывший эльф, не посмеет отказать. - Пойдём на охоту? Проходит неделя. Неделя странного взаимодействия без единого прикосновения. Так мало сказанных друг другу слов. Но идеальное взаимопонимание. Три жертвы – две девушки и парень. Все одинокие, потерянные, на грани жизни и смерти. Все чистые, без болезней и наркотиков. Разве что чуть пьяные от шампанского… Обездвиженные утомительными и долгими ласками изголодавшегося инкуба. Обескровленные смертельным поцелуем едва смирившегося со своим нынешним существованием вампира… Но главное, что было там – понимание и доверие. Голая страсть, зародившаяся в момент, когда схлестнулись когда-то Тёмная и Светлая аура, смешалась кровь инкуба и альва давно потухла. Сейчас на месте неё начинал теплиться слабый огонёк особенной дружбы. Особенных отношений, тонкой сонастройки, созвучия… Они начинали репетировать вместе ещё до того, как старшие просыпались в своих конурах. Они обсуждали новости за чашкой кофе. Они придумывали что-то, искали нужные струны и акценты там, где всё казалось ясным и понятным… И вот, сегодня утром произошло что-то неимоверно странное. Что-то разрушающее все принципы, все сложившиеся стереотипы. Если бы об этом узнал кто-то из дежуривших посменно у дверей студии фанаток, у них разорвало бы мозги. (С другой стороны, откуда им было знать о заведённых нормах?) - Послушай, пожалуйста, - профессиональный цифровой диктофон предательски дрожит в руках. – Вадик точно завернёт, а мне очень нравится… На записи – манифест. На записи – обнажённая душа. Безобразная бабочка, собирающаяся - известно точно – вырваться из тесного плена куколки застоя. На записи нечто, захлёстывающее нервы и рвущееся изнутри. Заставляющее задуматься о том, что происходит. Очнуться от сказки и, ощерившись, броситься в бой… И, конечно, нет смысла даже предлагать это для «Агаты Кристи». Как ещё целую тетрадь отвергнутых текстов, целый диктофон отвергнутых мелодий. И вдруг от этого становится больно… А потом… - Неужели ты всё это не видел? Не помнишь облавы, стрельбу, зачистки? Глеб долго смотрит злым немигающим пьяным взглядом из-под короткого поля новой стильной шляпы. От этого взгляда по лицу визави пробегает судорога. Его тёплые добрые глаза могли бы наполниться слезами неясных чувств, если бы шесть сотен лет назад он, взяв за руку маленького брата, покидая родную деревню, не разучился плакать. - Неужели ты не понимаешь, к чему всё идёт!? Ну всё, пора отбирать у в сотый раз за последний год перессорившихся братьев алкоголь. Но, кажется, сегодня что-то сломалось вконец. Именно сегодня по какой-то причине… Придётся выбирать… Вадим отрывает взгляд, шарит глазами в поисках поддержки по усталым лицам сидящих рядом коллег. - Кость, скажи ему! Ты же умный, советский человек! Для каждого наступает момент, когда приходится решать, с кем ты. На чьей ты стороне. Выбор не сложен, когда сердце и разум на одной стороне… - Вот именно, Вадь. Я в Союзе нажился, - Костя демонстративно ткнул себя двумя пальцами в горло, - хватило. - Дим, ну хоть ты! Другое дело – когда сердце на разрыв кричит о преданной привязанности, зависимости… А разум отрицает возможность правоты объекта поклонения просто потому, что выучился видеть зомбированных ещё пару сотен лет назад. - Нет, Вадим, прости… Но ты не прав…