Фантастичнее вымысла

Баки носит рубашки с длинными рукавами. Всегда. При любых обстоятельствах, даже если на улице стоит невыносимая жара. Стив замечает это, но искренне не знает, что сделать. Вроде бы для людей нормально носить рубашки. Баки спит в отдельной комнате, натянув на себя ночную рубашку… с длинным рукавом. Если еще отдельную комнату понять можно, то эта надобность закрывать руку… Баки не дает к себе прикасаться, он вообще старается избегать любых прикосновений и волком смотрит на Стива, когда тот пытается дружески его приобнять. Но на заданиях Баки редко когда закрывает руки. Очевидно, это для того, чтобы не сковывало движения. Но даже тогда он старается отвернуться от Стива. Стив считает, что это недоверие. Связь, которая была между ними еще в сороковых разорвалась, и ее придется восстанавливать по нитям. Тони считает, что Баки нужно время. Он вообще плохой советчик, и поэтому говорит это больше для того, чтобы к нему самому не приставали. Наташа считает, что к Баки не стоит лезть. Стив не думает, что это хороший совет. Просто не хочет об этом думать. Клинт думает, что Баки просто не освоился и не до конца осознает, кому можно доверять. Возможно, этот вариант близок к правде. Сэм пожимает плечами и вспоминает, что когда после неудачного полета он чуть не сжег себе пол-лица, то первое время не хотел выходить из комнаты и показываться кому-либо. Вообще. Даже когда ему пересадили кожу. Даже сейчас, подходя к зеркалу, он видит свои недостатки. Это дает Стиву пищу для размышлений. Он присматривается к Баки и замечает то, что не видел до этого. Он видит, что Баки периодически ведет механическим плечом и хмурится. Он видит, как, иногда, Баки тянется к своей руке, но тут же одергивает себя. Может быть действительно дело в этом? Стив заходит в комнату Баки в тот момент, когда он вышел из душа. Удивительно, раньше Баки мог ходить по квартире голым, безумно смущая Стива. А теперь он завернут в огромный махровый халат. — Баки, — зовет его он. — Надо поговорить. — Говори, — конечно. Теперешний Баки вряд ли откажет в чем-либо. — Ты… — только сейчас Стив понимает, что не знает, как донести свою мысль. Сказать прямо? Смешно. Баки стоит, вопросительно подняв бровь. Совсем как прежде. Только в ужасном махровом халате. Вздохнув, Стив приближается к нему, развязывая пояс. Баки было дернулся, чтобы не дать халату упасть, но под сосредоточенно изучающим взглядом все-таки сдался. Хоть и явственно хочет податься вперед, закрывая свое тело. Стив внимательно смотрит, изучает. Его взгляд неумолимо проходится по каждой неровности, по каждой черточке. Баки хочется провалиться сквозь землю. Стив чуть дрожащей рукой касается росчерка шрамов, которые отделяют живую плоть от металла. Баки только моргнуть успевает, и тут же берет себя в руки. — Ты поэтому не хочешь показывать свое тело? Из-за этого замыкаешься? — негромко спрашивает Стив, оглаживая пальцами неровную поверхность. Это даже не кожа на ощупь. Она чертовски не похожа на кожу. Баки молчит, лишь рвано дышит, отворачивая взгляд. Стив ловит его за подбородок, разворачивая к себе. — Ты идеальный, Бак. — Кожа тут настолько огрубевшая, что я не чувствую твоих прикосновений. Он врал. Конечно, он врал. Прикосновения ощущались, только иначе. Каждое касание прошибало будто током. — Бак, вспомни, каким я был раньше, но ты же как-то мог убедить меня в том, что не надо стесняться. Баки отводит взгляд, закрывая глаза. — Я не помню тебя раньше. Это звучит как удар. Как пощечина, или хотя бы толчок. Стиву сложно привыкнуть к тому, что Баки помнит не все. Возможно, он все еще не помнит ничего, просто привык откликаться на это имя. — Просто поверь мне, — Стив не знает, как еще ему доказать, и просто наклоняется, целуя зарубцевавшуюся кожу. Чувствуя запах геля для душа. Слыша прерывистое дыхание Баки. Губами чувствовать шрамы еще более удивительно. Но отнюдь не противно. Стиву вообще кажется, что это ужасно интимный жест. Прохладными подушечками пальцев он очерчивает помертвевшую кожу, вызывая тихий вздох Баки. — Не надо делать это из жалости, — не выдерживает он. — Возможно, ты не помнишь этого, — Стив выпрямился и посмотрел прямо в глаза. — Но я не приемлю жалость ни к себе, ни к другим. Ты идеальный, Бак. Ты — мой герой. Со стороны, это звучит как хренова речь из мелодрамы. Но Стиву плевать. Он просто обходит Баки, оставляя того наедине со своими мыслями. А он, положив руку на свое плечо, туда, где еще недавно касались губы Стива, думает о том, что со временем он смирится. И вспомнит. Он обязательно все вспомнит.