Фантастичнее вымысла

#записки_на_коленке Солдат жил, выполняя чужие приказы. Он жил, выслеживая кого-то, кого-то убивая. Солдату было всё равно на ранг его будущей жертвы. Солдат не испытывал эмоций. Он просто делал то, что ему велели. А потом просто позволял прочищать свои мозги (хоть и испытывал иррациональный страх перед этим), и также соглашался ложиться в криокамеру. Без возражений. Солдат не любил людей, которые много разговаривали. Они давили на него этим. В словах всегда скрывалась ложная истина. В них не было правды. Солдат не любил над этим думать. Ему не нравился этот процесс. Многие в Гидре называли его пустоголовой машиной. Но это было не так. Солдат мог за минуту просчитать в голове с десяток возможных вариантов развития событий. Каждое свое задание он просчитывал до мелочей. Но иногда его мысли уходили в другое русло. Иногда в его мыслях поселялся человек, нашептывавший непонятно что. Будто разговаривающий на другом языке. Солдат не любил этого человека, но не мог вытравить его из головы. Не хотел. Поэтому Солдат старался не думать, не тянуться, отключать мысли. Позволять себя обнулять (хоть человек в этот момент начинал вопить и кричать, чтобы он этого не делал), позволять управлять собой. Так было лучше. Игнорировать - всегда лучше. Очередное задание. Убить человека, который мешал Хозяину свершению его планов и почти помешал убить темнокожего. Солдату не давали имен. Ему давали фотографии. Этого было достаточно. Человек оказался неплохим соперником. С ним бы было интересно драться, но его нужно было пристрелить. Что-то пошло не так уже на первой стадии. Они дрались на смерть. Точнее только Солдат. Человек же просто блокировал удары, прикрываясь щитом. Очередной захват, и рука Человека легла на лицо Солдата, закрывая нос и глаза. Всего мгновение. А Солдата прошибло током. Потому что эта ладонь оказалась знакомой. Знакомой настолько, что Солдат закрыл глаза. Знакомой настолько, что он потерял концентрацию, позволил стянуть с себя маску. Позволил себе сделать паузу, чтобы не сойти с ума. Солдат знал эту ладонь. Знал каждый изгиб и каждую линию. Но… — Баки? — Какой еще Баки?