***
Очередное письмо от Мэтью Сноу Гвин сжег, даже не открыв. Он и без чтения знал, о чем там говорится. Выпустившиеся из школы ученики, входившие в его кружок, желали продолжать обучение. И Гвин будет говорить им «нет» столько, сколько потребуется, чтобы они отступили. Чтобы поняли, что такая сила не даётся просто так. Но цена за неё может оказаться такой, которую они не будут готовы заплатить. Но эти письма, все эти мысли о школе, о кружке, о Марлин Маккинон и Мэтью Сноу – всё это мешало Гвину вновь погрузиться в лёд. Словно за тот год в школе в нём что-то ожило. Будто на черном пепелище спустя годы вдруг появился маленький зеленый росток. Он может умереть или вырасти в нечто особенное. Но он жив. И Гвин впервые за семь лет ощущал себя живым. И несчастным. Он был сильным, потому что в его душе нечему было больше ломаться. Но сейчас нашлось еще что-то, что хрустело по кусочкам с каждым днём тишины в этой пустой квартире, которую Гвин вдруг стал ненавидеть. Она не была его тюрьмой – для этой цели ему служила сама его жизнь. Но это место так резко показывало ему всё одиночество, весь страх, загнанный по углам, всю боль, что хотелось просто упасть на пол и завыть. Но Гвин этого не делал. Даже когда в душе его разверзлась пропасть хаоса, внешне он оставался спокоен. Даже в глазах, когда-то ярких и живых, был лишь серый лёд. За окном уже вторую неделю шли дожди, выматывавшие мужчине душу. Не меньше погоды давило бездействие. После последнего задания Гвину дали что-то вроде отдыха, хоть он и протестовал. Но по глазам, по лицам людей в Министерстве он ясно видел ужас. Они боялись его. Боялись так же сильно, как и восхищались. Они знали его историю, многие помнили его другим, были дружны с его отцом и братом. Одни думали, что давая ему отдыха, берегут от срыва, заботятся, другие – что спасают себя. Гвин был согласен с последним. Он долго смотрел в камин, даже когда огонек от горевшего письма потух, оставив лишь кучку пепла на дровах. Разжигать их мужчине не хотелось. Холод снаружи и внутри – разве так и не должно быть? Словно он уже гнил в могиле. Иногда ему казалось, что он слышит шаги смерти, но каждый раз с сожалением понимал, что ошибся. Его час не настал. Видимо, у судьбы на него какие-то планы. Глаза заболели, и Гвин прикрыл их. Внезапная решимость откуда-то взялась в нём, и он решительно поднялся и, схватив плащ, направился к выходу. Довольно он бегал от себя. От прошлого. Пришла пора вернуться. Домой. Пока не передумал. Пока такой живой и сильный страх вновь не заставил его отступить. Гвин вышел на улицу и, убедившись, что на него никто не смотрит, трансгрессировал. Шум города так резко сменился тишиной, словно заложило уши. Прошло семь лет. Гвин замер, слыша лишь звук собственного вновь забившегося учащенно сердца в мертвой тишине вокруг. Он думал, что в его груди уже нет ничего, кроме черной затягивающей пустоты. Где-то в глубине души зарождались эмоции, готовые принести слишком много боли. Той, которую не сможет выдержать даже Гвин. Но он отмахнулся от предупреждения Древней магии. Он здесь. Всё-таки он вернулся. И теперь не собирался сбегать. Больше нет. Медленным размеренным шагом он прошел по дорожке. Калитка была закрыта. Краска почти содралась, оголив серое от дождей дерево. Рука не дрогнула, когда Гвин ухватился за калитку и толкнул её от себя. Тихий скрип. Осторожно, словно на проволоке над пропастью Гвин вошел внутрь, в сад. Серого камня под ногами не было видно – его скрывала выросшая трава. Лишь подошвой чувствовалось, что там – не просто земля. И мужчина вдруг замедлил ход. Эта дорога вела не просто к его персональному аду. В место, где он жил и был счастлив. Где всё потерял. Домой. Над домом простиралось серое небо, угнетаемое тяжестью туч. Но дождь прекратился. Обнажая мокрый мир, полный тьмы.***
Листва опала с деревьев и тихо шуршала под ногами. Голые темные ветви в беззвучной мольбе вздымались к небу, но боги, если и были, их не слышали. Мерлин вышел из тени вишен, и сердце его рухнуло далеко-далеко в пропасть. Лишь с губ сорвался чужой отчаянный хрип, последний вздох умирающего сердца. Серые камни перед домом стали черными от пролившейся на них крови. И запах смерти заполнил воздух, даже легкий свежий ветер не помогал. Словно расстояние между атомами уменьшилось, и теперь каждый глоток кислорода резал легкие острыми осколками. Это не могло быть правдой. Еще десять часов назад они улыбались ему, стоя на крылечке дома. Через неделю у него должна была быть свадьба... И упрямое почти детское неверие в близость смерти вдруг сломалось. И хруст этот, казалось, слышал весь мир. Мерлин упал на колени, закрыв лицо ладонями и даже не почувствовав боли, когда ударился о камни. - Нет... Мистер Гвин лежал на животе, раскинув в стороны руки, в луже собственной крови. Лицо его застыло, серое и почти незнакомое. Миссис Гвин находилась рядом. Конечно. Вместе. Рука об руку. Всю жизнь. Только так и могли они встретить смерть. Рядом. В попытке защитить своих детей. Именно поэтому они первые. Мерлин буквально видел, как, ломая защитные чары, окружающие дом, черная тень врывается в сад. Навстречу ей выбегает отец с палочкой. Рядом – мама. Не поднимаясь на ноги, юноша подполз к своим родителям и захлебнулся в рыданиях. Лицо женщины застыло в последнем ужасе, а горло было исцарапано глубокими порезами, черными от крови. - Мама, - позвал Мерлин детским плаксивым голосом. Он вдруг превратился в ребёнка. И этот ребёнок сейчас умирал. Один. – Мама. Одной рукой он погладил её растрепавшиеся волосы. Такие густые, красивые. А второй сжал её ладонь и поднял, чтобы поцеловать. И только тогда заметил под её ногтями кровь. Понимание пришло сразу же – это она. Она раздирала себе горло. Узел в груди сжался сильнее. Сухие губы прижались к ладони, ощутив лишь холод там, где прежде было тепло. И Мерлин заплакал. Тихо-тихо. Он уронил голову, уткнувшись матери в грудь. Если бы мог, он отдал бы всю свою магию, свою жизнь, чтобы она была жива. Плечи содрогались от рыданий. Медленно юноша поднял лицо и обернулся к отцу. Его последняя улыбка тотчас всплыла в памяти. Если бы Мерлин знал, что тот раз последний, он бы никогда не уходил из дома. - Папа, - прошептал он, одной рукой потянувшись к мёртвому мужчине. Они были его всем. Всю жизнь. Они любили его бесконечно сильно, и он отвечал им тем же. Они оба подарили ему жизнь. Подарили мир. Они всегда в него верили и поддерживали, переживали искренне и самозабвенно. Они отдали бы всё ради его благополучия. И всё, что хотел Мерлин с тех пор, как стал более или менее сознательным, так это сделать их счастливыми в ответ. Подарить им ту жизнь, о которой они мечтали, но не позволили себе, пока растили детей. Они хотели увидеть другие страны – весь мир. И Мерлин так хотел быть тем, кто подарил бы им эту возможность. И вот их нет. Он так редко говорил им о своей любви, он считал это само собой разумеющимся. И лишь сейчас, целуя их мёртвые руки, осознавал с опозданием, что должен был говорить им это каждый день. Взгляд его покрасневших глаз от мёртвых родителей скользнул в строну, и дыхание вновь сорвалось отчаянным хрипом. Мартин. Ноги шатались, словно стали ватными. И едва дойдя до брата, Мерлин рухнул на землю безвольной сломанной куклой. Марионеткой, чьи ниточки вдруг обрезали – слишком резко и без предупреждения. От ужаса тошнота подкатила к горлу. И пусть Мерлин видел уже не менее страшные вещи, но то были чужие люди. А это – брат. Его брат. - Мартин... Трясущимися руками он провел по лицу мужчины, по его щекам. Еще совсем недавно такое весёлое, красивое, оно почернело, и сквозь кожу виднелись капилляры. Тихо, большими пальцами Мерлин в последний раз закрыл эти ясные синие глаза. Ладони его невольно скользнули вниз, к шее, но замерли на подбородке, в страхе не решаясь спуститься ниже. Горло Мартина было раскроено от уха до уха ужасной резаной раной. Кожа распухла, стала мягкой и влажной, словно покрытой слюной. И из этого разрыва до сих пор лилась и лилась черно-алая кровь, орошая тело и мостовую. Омывая вырванные наружу мышцы и мясо. Тонкие шейные косточки, переломанные резким сильным ударом. Руки Мартина были в крови, словно он еще пытался закрыть эту дыру, но безуспешно. И сломанная, как и он сам, палочка валялась рядом. Стиснув зубы, Мерлин все-таки прикоснулся к месту разрыва. И пальцы его тотчас окунулись в кровь, ощутив ее последнее тепло. Ушедшая жизнь. Она должна была быть не такой. Мартин Гвин мечтал жениться. Мечтал о детях, с которыми стал бы возиться Мерлин. О доме. Хотел еще раз побывать в Бразилии, где ему так понравилось. Где осталась та загадочная девушка, о которой он не говорил. Мерлин всё ждал удобного случая, чтобы выспросить у брата о ней, да вот... Уже поздно. Теперь он не сделает этого никогда. Наклонившись, он тихо поцеловал брата в лоб. И его горестные слёзы упали на мёртвое лицо. - Прощай, Мартин, - прошептал он, не открывая глаз. – Прости меня, прости. Он прижался лбом ко лбу мужчины, тяжело дыша. Это было так больно. Так невыносимо. Страшно. Словно все ужасы, что он наблюдал со стороны в течение своих миссий, лавиной обрушились на него. Еще десять часов назад у него была семья. Лучше бы он никуда не уходил и сейчас лежал мёртвым вместе с ними. Потому что смерть – единственное, что ему теперь оставалось. Его жизнь всё равно была сломана. Мерлин поднял лицо, боясь идти дальше. Боясь увидеть еще чью-то смерть. Он словно наивно и упрямо верил, кусая до крови губы, что кто-то выжил. Что кого-то успели спасти. Пожалуйста. Хоть кого-нибудь. Юноша сделал несколько шагов. Его сердце умирало с каждым движением. Около крыльца виднелось сломанное тело. Темные волосы. Голубая пижама. Она еще спала, когда всё началось. Но вместо того, чтобы спрятаться, бросилась на помощь. Так всегда поступала Марлин. Стараясь быть похожей на своего героя-брата. Мерлин подбежал к ней и опустился рядом. Девушка лежала на животе, и юноша, обняв её со всей нежностью, на которую был способен сейчас, перевернул. Осторожно убрал волосы с лица. Приоткрытые серые губы. Сомкнутые веки. Порез на щеке. Уже подсохший. Мерлин никогда не видел это лицо без скрытой улыбки. Его Марлин всегда была полна жизни, радости. Даже когда грустила, в ней все равно жил этот теплый солнечный лучик. В уголке её губ. И Мерлин сидел, обнимая свою сестрёнку. В памяти вместе с новым потоком боли всплывали воспоминания. Вот он держит малышку Марлин на руках. Вот ловит её, когда она падает. Вот учит летать на метле. Защищает от обидчиков. Сам в шутку дразнит её. А вот они вместе смеются над Мартином. Нет. Это не может случиться... Прошу, нет... Пальцы правой руки замерли на губах девушки. Там, где прежде всегда было солнце. Вторая рука скользнула в её волосы, и на затылке ощутила липкую кровь и осколки черепа, запутавшиеся в волосах. Невольно его передернуло. Но Мерлин заставил себя держать руку, не убирая. Это его сестра. И она мертва. И уже ничто этого не изменит. Никогда.***
Сад ужасно зарос и теперь напоминал лес. Листва с деревьев, мокрая и серая, усыпала всё вокруг. Сухая высокая трава колыхалась от ветра. Гвин мрачной тенью вышел из-под крон деревьев и замер, оказавшись сразу перед домом. Он помнил, что дом стоял близко к калитке, но не был готов к тому, что боль нахлынет так сильно. Он сам был призраком прошлого все эти годы. И вот теперь вернулся туда, где погиб. Где такие же призраки как он ждали его уже семь лет. А он отчего-то до сих пор ходил по земле, а не гнил в ней. Камней на площадке перед домом не было видно из-за травы, но Гвин отчетливо помнил. Здесь лежал его отец. Совсем рядом – мама. Он прошел к тому месту, где нашел их тела. И если бы оно не заросло – не сомневался, камни там черны от крови. Вот там был убит Мартин. Жестоко и беспощадно. А около крылечка – его Марлин. Они все спали, когда убийца явился в дом. Сначала подумали, что это вернулся уехавший в командировку Мерлин. А когда поняли, то пытались защититься. Но от Древней магии не спастись. Единственный, кто мог бы им помочь, не был рядом. Сердце Мерлина сжалось от старого чувства вины. Комплекс выжившего, кажется, так это называется? Без разницы. Правда лишь одна. И она в том, что он никогда не сможет простить себя за то, что не спас их. Не спас свою семью. Он погубил их. Навлек на них убийцу. Прикончи он Жреца сразу, в лесу, и ничего бы этого не было. Его работа, призванная спасать, в итоге и погубила его родных. Работа и Древняя магия. Жрецы. Там, где лежала Роза, Гвин постоял подольше. Он вдруг вновь словно стал тем юношей, что потерял невесту. Его всегда спокойное ледяное дыхание сорвалось, превратившись в сдавленные тяжелые хрипы. Будто астма. Будто ледяные руки изнутри сжимали легкие. Причиняя боль и холод. Разве мёртвые чувствуют? Покачиваясь, мужчина побрёл к дому. Семь лет. Ступеньки под ногами печально заскрипели. Гвин поднял палочку, и замок открылся. Дверь заунывно запела, отворяясь. Словно тоже плакала вместе с последним из Гвинов. Действительно последним. Когда он умрет, его род прекратится. У него не было ни дядей, ни теть. Его сестра была слишком юной в день своей смерти. А у брата не было детей. И у Гвина их не будет. Порой Гвину казалось, останься у Мартина ребенок, ему сейчас было бы проще. Был бы смысл жизни. Ради кого бороться. Но иногда думалось наоборот – будь у Мартина сын, разве остался бы он жив в той бойне? Так или иначе, не сложилось. Гвин вступил в темноту дома. Шепот губ – и зажегся свет. Дом. Мужчина помнил здесь каждый гвоздь, каждый скрип, каждый угол. Все мелочи, все детали. Он бы с закрытыми глазами отыскал здесь что угодно. Он провёл в этом месте всю свою жизнь. Здесь он умер. Закрыв за собой дверь, он прошел вперед. Шаги звучали едва слышно, приглушаемые толстым слоем пыли. Не только Гвин – никто не был здесь в течение семи лет. Дом, полный привидений. Душ убитых. Расколотых жизней. Пропитанный кровью и смертью. Гвин не осознавал, что делал. Он просто бродил по дому, прикасаясь к вещам пальцами, оставляя черные следы в пыли. Возрождая свою память. Свою жизнь. И с каждой секундой воспоминания в него вонзался еще один нож. И всё больше и больше Гвин падал во тьму. Зная, что уже не сможет подняться. Не в этот раз.***
Он думал, что быть больнее не может, но глубоко ошибся. Его тело словно разлетелось на тысячу осколков, едва он увидел Розу. И сердца не осталось. Будто его вырвали, оставив лишь пустоту и тьму. Боль. Нескончаемая невыносимая боль. От которой хотелось кричать и выть. Хотелось умереть. - Роза! Всё внутри оборвалось от ужаса и горя. И осколки его жизни полетели в пропасть. Его любовь, его невеста лежала в стороне от всех, на спине, и из-под её тела растекалась кровь. Слишком много крови, чтобы еще оставалась надежда. И Мерлин не помнил, как оказался подле девушки. Но вот он уже сидел на коленях на холодных камнях, перепачканный кровью, и прижимал Розу к себе. Из груди его вырывались хрипы, а от слёз зажгло глаза. - Роза... – безостановочно, словно в лихорадке, шептали губы. – Роза... Лицо девушки было изуродовано страшными глубокими ранами. Словно кто-то изрезал его острым кинжалом. Искромсал. В истерическом приступе сумасшествия. Безумец, сделавший это. Чудовище. Мерлин снова и снова проводил по шрамам пальцами, стирая кровь. И в памяти его вместо этого было другое лицо – Роза улыбалась ему и целовала его. И юноша наклонился, прижимаясь губами к её изрезанным губам. Теперь у нас обоих есть шрамы. Но кровь лилась, не останавливаясь. Пропитывая одежду Мерлина. Лилась из разрезанной груди девушки. Её желтая блузка стала коричневой от крови. А в месте разрыва – черной. И там, в груди, зияла пустота. Среди потоков крови и разорванных внутренностей, раскромсанных мышц и раздавленных ребер не было сердца. Истерические всхлипы сменились тихими дорожками слёз по бледному лицу. Мир исчез. Исчезло время и пространство. И осталась только боль. Огромная нечеловеческая боль. Немыслимая. И невозможная. Та, с которой не живут долго. Не живут вообще. Последняя мысль, затухая, ещё звучала в голове – смерть. Умереть вслед за своей семьей. Потому что жить с этим, жить после случившегося – разве возможно это? Этот груз, эта боль и вина раздавят, уничтожат, сожгут изнутри. И лишь смерть принесет покой. Только она. Больше Мерлину ничего не осталось. - Не оставляй меня... – прошептал юноша, чувствуя, что уже сам находится на грани безумия. Он был сломан. Так сильно, что никогда больше не соберется. И губами вновь прильнул к губам девушки. – Ты обещала мне... Словно и его сердце вырвали из груди вместе с её. Он умирал. Умирал мучительно долго. В этой тьме. Тонул. Захлебывался. Кричал. Но никто не слышал. Никто не мог его спасти. Они мертвы. Мертвы. Так почему он не лежит с разодранным горлом рядом с ними? Почему он до сих пор жив, когда все они убиты? Плечи вновь затряслись от рыданий. Не нужно ему было уходить. Останься он дома, как обещал Розе, наплюй впервые в жизни на приказ, всё было бы по-другому. С ним у них был бы шанс. Древняя магия. Он бы спас их. Или погиб вместе с ними. Но так было бы правильно. А не остаться одному над их холодными телами. - Это я виноват... – прошептал он сквозь слёзы тем, кто уже не мог его услышать. – Простите меня. Это я... Мама... Но никто не мог его утешить. Погладить по голове, прижать к себе и защитить от всего плохого. Сказать, что всё будет хорошо. Потому что хорошо больше ничего не будет. Потому что его мама и папа, его брат и сестра, его невеста – всех их больше нет. Они не просто умерли. Они были убиты. Жестоко. И в Мерлине вдруг всколыхнулось отчаянное глубокое чувство – злость. Ярость. Гнев. Он не ощущал прежде ничего подобного. Такой тьмы. И сейчас ему хотелось увидеть лицо убийцы. Хотелось превратить его существование в ад. Чтобы он молил о смерти. Чтобы смерть казалась ему спасением. От Мерлина. Не месть. Правосудие. Справедливость. Кто бы ни был убийцей, Мерлин положит всю жизнь на то, чтобы его найти. И воздать по заслугам. За свою семью. В этой тьме и боли у него еще есть цель. - Я убью его, - выдохнул он в волосы Розы, закрывая глаза. – Обещаю, Роза. Он заплатит за всё. А потом... я приду к вам. Потому что без вас мне не нужно ничто... Роза... Он всхлипнул совсем как ребенок. Потерявшийся в боли и злости. И не видящий света. Его свет потух. Навсегда. Оставляя его во тьме.***
Новые и новые воспоминания словно камнями били Гвина по голове. Добивали. Убивали. Но он больше не собирался сбегать. Осмотрев первый этаж, мужчина направился на второй. И вот тут сердце его содрогнулось сильнее. Он буквально видел, как лохматая Марлин бежит по коридору из своей комнаты на завтрак. А вот из-за двери комнаты Мартина появляется голова её хозяина. Он недовольно провожает сестру взглядом, разбуженный её топотом. Мартин всегда был соней в отличие от младших брата и сестры и предпочитал валяться в постели чуть не до обеда. И дверь дальней комнаты открывается следом, и оттуда выходит весёлый и довольный Мерлин. С полотенцем на плече направляясь в ванну. Так проходило каждое их утро, еще когда все трое ходили в школу. Какими же маленькими они тогда были. Совсем зелеными. Добрыми и счастливыми. Еще не знавшими боли и тьмы. Живыми. Дверь в его комнату была не заперта. И Гвин тихо вошел. Его вещи, его предметы, его жизнь – всё это замерло здесь, оставленное, ненужное, покрывшееся пылью. История. А сам он – только тень на стене. Для мракоборцев он чуть ли не легенда. Герой. С трагедией, сломавшей его жизнь. Отнявшей всё, чем он дорожил. Чудовище. Они не знают. Никто не знает, что он не меньший монстр чем тот, кто убил его семью. Тогда он погряз во тьме. Тогда не отличал правосудие от мести. Тогда от открыл злу путь в свое сердце. И до сих пор не смотря ни на что, об этом не жалел. Даже если он и правда стал чудовищем, то лишь потому, что всё потерял. Почему в историях о героях никогда не говорится о том, как они несчастны и одиноки? Да, они самые сильные. Они спасают других людей. Спасают мир. Но в груди у них пустота. Не бывает героев без потерь. За семь лет здесь ничего не изменилось. И если бы не пыль, не запах холода и пустоты, могло бы показаться, что Мерлин просто ушел куда-то. Даже вещи лежали на тех же местах, что и в последний день. Гвин тогда не решился войти в дом и забрать хоть что-то. Тогда это бы его убило. И сейчас убивало тоже. Но была разница – сейчас он уже давно был мёртв. Он провел пальцами по столу, вытащил из пыли и паутины старую деревянную рамку. С колдографии на ней улыбалась обнимающаяся пара. Темноволосый юноша с глазами-ракушками и светловолосая девушка с самыми красивыми губами на свете. Гвин помнил, что этот снимок был сделан за год до трагедии. Он слышал в ушах звонкий смех Розы, собственные глупые шутки. Ощущал её поцелуй на губах. Звон разбившегося стекла внезапно нарушил тишину. Гвин и не заметил, как руки разжались, и рамка полетела на пол, усыпав его осколками. Но вместо того, чтобы наклониться, он пальцами провел по своим губам. Словно в напрасной попытке сохранить на них тот поцелуй. И не запомнил, в какой момент по щекам его одна за другой заскользили слёзы. Он снова и снова ломался, истекая кровью и болью. Прошлое душило его, резало ножами, разрывало грудь. А он ведь знал, что будет так тяжело. Потому и боялся сюда вернуться. Но оказавшись здесь, не желал уходить. Получая странное мрачное удовлетворение от того, как плохо ему было. Словно бы он это заслужил. Стекло хрустнуло под ботинком, когда Гвин все же склонился, чтобы поднять рамку. Не глядя, он положил её на стол изображением вниз. И шагнул к шкафу. Дверки заскрипели. И в этом звуке Гвину слышалось предостережение. «Не открывай. Уходи. Спаси себя. Пока еще можешь. Пока ты еще не рухнул во тьму навсегда. Уходи». Но за всю жизнь Гвин так и не научился подчиняться предостережениям. Он всегда рисковал. А теперь, когда ему было нечего терять, в осторожности и подавно не было никакого смысла. На деревянных плечиках висело длинное свадебное платье. Белое, как свежевыпавший снег. Белый мелкий жемчуг сверху складывался в цветы. Струящаяся ткань подола уходила вниз. И полупрозрачная фата была прикреплена к плечу. Ладонь прикоснулась к платью, гладя нежную ткань. Гвин так и не увидел свою невесту в этом платье. Он должен был встретить её в день свадьбы у алтаря, сияющую от счастья, с цветами в волосах. Откинуть с её лица фату, чтобы встретиться взглядом. Произнести клятву. Надеть ей на палец кольцо. Он должен был стать её мужем. Он должен был прожить с ней всю жизнь. Как она прожила с ним всю свою. Гвин бережно вытащил платье из шкафа и вдруг прижал к себе. Как когда-то обнимал свою Розу. Как однажды держал её тело. Он никогда не должен был её отпускать. И Гвин вдруг снова стал Мерлином. Тем юношей, который мог плакать. Потому что из-под сомкнутых век текли слёзы. Беззвучно. И оттого еще более отчаянно и горестно. Это были слёзы скорби и тоски. Слёзы сильного разбитого человека. Который спустя годы так и не научился жить без своей семьи. В тот день семь лет назад он потерял не только их. Он потерял себя.***
- Мерлин... – мистер Пристли мягко обхватил юношу за плечи. – Пожалуйста, отпусти её. Нужно унести тела. Ты же знаешь. Мерлин замотал головой. Он не желал отпускать Розу. Потому что знал, что если отпустит, то навсегда. - Прошу, Мерлин, - настаивал мракоборец. – Пойдем в дом. - Нет! – юноша сам не ожидал, что голос его прозвучит так разбито и напугано. Не в дом. Как сможет он вступить на порог дома, зная, что остался один? Что все, кто там жил, теперь мертвы. Это выше его сил. Это добьет его. Он не может, нет. Не заставляйте меня, пожалуйста. Прошу. - Ладно. Не пойдем туда, - видимо, понял Пристли. – Просто отпусти её. Она мертва. Мерлин опустил голову, уткнувшись девушке лицом в плечо. - Я не могу...- прошептал он. – Я не могу без тебя, Роза... Я не могу тебя отпустить. Чьи-то руки, должно быть, Пристли, настойчиво тянули его. Разжимали его ладони. Мерлин не запомнил, как кричал, не желая отпускать тело совей невесты, как падал, когда его пытались увести прочь. Но в память врезались другие тела, укрытые одеялами из его дома. Под этими одеялами они спали. Под ними же теперь лежали мертвыми. Следующее, что осталось в памяти – Мерлин сидит на траве за территорией дома, кругом суетятся толпы мракоборцев, стоит гам, но юноша не может разобрать слов. Его трясет, и кто-то укрывает его ватным одеялом. Но вдруг сквозь поток звуков он различает тихие слова – чей-то доклад: - Я опросил соседей, которые нас и вызвали. Они сказали, что после криков и шума видели, как из калитки вышел полуголый мужчина, почти старик, измазанный кровью. Без палочки... Всё остальное вновь смешалось, став неважным. Мерлин встрепенулся. Убийца. Жрец. Он нашел способ ему отомстить. Юноша думал, что он придёт за ним, но тот оказался куда более безумным. И уничтожил его семью. Тех, кто не был виновен в ошибках Мерлина, но поплатился за них жизнью. Вот почему они были убиты так жестоко. Это не было простое нападение. Именно месть. Жажда крови и тьмы. Вызов. Вот почему не спаслись. Древняя магия. Зло. Всё внутри юноши кипело. Не только от боли и пустоты. От гнева и ярости. Теперь он знал, кто виноват. На чьих руках кровь его семьи. И теперь ничто его не остановит. Он найдет Жреца. И заставит того страдать так сильно, как тот не мог и представить. Он услышит его крик боли. Он вырвет его душу и сердце. Он отомстит. Гвин поднялся, чувствуя в себе небывалую тьму. Наверное, от этого предостерегал его первый Жрец. Юноше было плевать. Мерлин мёртв. А Гвину всё равно, какой будет цена, если он сможет наказать убийцу его семьи. Пусть даже ценой станет свет его души.***
Гвин не помнил, как много времени провел со свадебным платьем в руках. Будто обнимая призрака Розы. Он опустился на кровать, вдыхая пыль и едва сдерживая кашель. Может, он бы и хотел здесь задохнуться. Умереть окончательно в том месте, где жил. Где погибла его душа. Эмоции вновь вернулись под его контроль. Ни слёзы, ни слабые стоны – ничего больше не осталось. Мальчишка вновь исчез. Остался лишь мужчина с разбитой душой. Еще не Жрец без имени, но уже и не Мерлин Гвин. Давно нет. Гвин аккуратно повесил платье обратно. Он не собирался снова жить здесь. И что-то менять тоже. Это место застыло во времени. Пусть так и остается. Разве призраки могут что-то менять? За окнами стемнело. И ночевать здесь Гвин не мог. Это было бы слишком. Быстрыми шагами он направился прочь. Думая, что больше сюда не вернется. Он был здесь счастлив. В прошлом. Тот мальчик, мечтавший стать героем, жил здесь. Этот мужчина был тут чужим. Спускаясь по лестнице, проходя по коридору, Гвин проводил пальцами по всем поверхностям, оказывавшимся под рукой, оставляя в пыли следы. Он прощался с этим местом так, как не смог попрощаться тогда. Оглушенный болью и жаждой мести, он сбежал, не поставив точку. И дом ждал. И вот дождался своего последнего одинокого призрака. Гвин запер двери и наложил несколько защитных заклинаний. Дом этот превратился в памятник той трагедии, что произошла здесь. И никто не посмеет осквернить это место или изменить здесь что-то. Никогда. В этом месте жизнь замирает. Не оглядываясь на дом своего детства, Гвин пошел прочь. Выйдя за калитку, он наложил еще несколько защитных чар, как новой, так и Древней магии. Никто. Никогда. - Прощайте, - произнес в тишину его холодный ровный голос. – Однажды я вернусь к вам. Навсегда. Закрыв глаза, Гвин трансгрессировал.