***
Гвин прокручивал в голове воспоминания о вчерашней битве в пригороде Манчестера. И губы его невольно растягивались в едва уловимую улыбку. Марлин Маккинон. Как рьяно она сражалась, как отважно и решительно действовала, не позволяя страхам или сомнениям одолеть себя. Гвин прежде не встречал ни одну девушку, похожую на Марлин. Да, его сестра тоже была смелой и упрямой, но не так. Его Марлин всегда рассчитывала на помощь своих старших братьев, а эта Марлин – только на себя. Более того, она сама готова была помогать всем, защищать других. Его Роза тоже хотела помогать людям. Не так, не размахивая палочкой и уж, конечно, не убивая. Но она была удивительно доброй и заботливой. Она сопереживала и хотела сделать мир лучше. С ней Гвин никогда бы не стал сражаться бок о бок, как с Марлин. Да он бы просто не пустил Розу в бой, усыпил бы, запер где-нибудь, но оставил в безопасности. Она была его «принцессой в башне». А он её героем. Марлин Маккинон же не нуждается в героях. Она сама герой. И это не могло не вызывать восхищения. И сейчас, оглядываясь назад, в то время, когда Гвин только пришел в Хогвартс преподавать и впервые встретил Марлин, мужчина не понимал, как мог первое время видеть в Маккинон свою Розу. Может, и было нечто общее в их внешности, но если узнать лучше, то это исчезало. И Гвин был этому рад. Он знал, что второй такой как Роза нет во всем мире. И никогда не будет. Взгляд его соскользнул на Марлин. Девушка, утомившаяся после работы, дремала прямо за столом. Она прибыла в мракоборческий центр несколько часов назад и осталась здесь в ожидании дальнейших распоряжений. Наверняка, сорвалась прямиком с собрания Ордена Феникса. Много ли ей удается спать в последнее время? Тревожные тени под глазами, выступившие скулы, беспокойный взгляд. И если Гвин не нуждался в отдыхе в полном смысле этого слова, то Марлин была нормальным человеком, которой он был необходим. Не мигая, Гвин вглядывался в лицо девушки. Маленькая морщинка на переносице, словно она и во сне думает о чем-то, что ее тревожит, пара блеклых веснушек, чуть приоткрытые губы, подрагивающие ресницы. Всё это было так странно. Гвин знал, что ему, вероятно, стоит меньше думать, но он не мог. И мысли его путались от двойственности всего происходящего. Он четко знал, что не имел права ни на что в этой жизни, что Марлин опасно находиться рядом, что он сам никогда не сможет полюбить её, как бы сильно ни было её чувство. Знал, что должен уйти, должен прекратить всё это. Но не прекращал. Это как снова упасть во тьму. Он больше не мог в ней находиться. Годами Гвин задыхался в одиночестве и боли. А Марлин вдруг смягчила его отчаяние и изменила его мир. Не собрала, ведь собрать руины невозможно, но пыталась. И вдруг во сне Марлин улыбнулась. Бегло, лишь на мгновенье. Словно луч солнца скользнул по её лицу. И Гвин отбросил все свои тяжелые мучительные мысли. Он просто будет жить. Дальше. Он годами оберегал себя от любой возможности новой боли, он скрывал осколки своего сердца в страхе, что и их уничтожат. Может, пришла пора рискнуть? - И всё потерять? – ехидно прошелестел ветер. – Всё, что ещё осталось. Но Гвин не стал его слушать. Единственное, что ему нужно от ветра, это день его смерти, который всё никак не хотел наступать. А в остальном советы ему ни к чему. Не от Древней магии точно.***
- Профессор Гвин, - четко, во весь голос. Гвин стоял перед зеркалом и смотрел в отражение. Он видел сурового грозного мужчину с тяжелым взглядом и неулыбчивым лицом. Он видел учителя, готового предстать перед своими учениками. Но под этой маской он видел себя. Разбитого мальчика в чужой шкуре. Потерянного и одинокого. С большими растерянными глазами и плачущим сердцем. Но если смотреть ещё дольше, то в мальчике можно было увидеть кого-то ещё. Жреца. В глубине глаз клубилась живущая в душе тьма. И золотыми искорками вспыхивала Древняя магия. Мужчина ещё раз причесал волосы, сомневаясь, что те когда-нибудь улягутся идеально без магии. Но делать с ними что-то совсем не хотелось. Пожалуй, не мешало бы постричься. Для преподавателя его волосы слегка длинноваты. Хотя, какое кому дело? И, главное, какое ему самому дело до чьего-либо мнения? Он здесь для того, чтобы... Гвин отвернулся от зеркала и подошел к столу. В чашке остыл чай. Глядя в него, мужчина задумался. А для чего он здесь на самом деле? Чтобы подлечить искалеченную душу? Чтобы не быть одному? Чтобы найти в библиотеке что-то о Древней магии? Чтобы отыскать доказательства правдивости легенды о сердце Тьмы, в которой он и так почти не сомневался? Чтобы научить детей защищаться от Темных сил? Или же... О, да. Конечно. Вот оно. Чтобы выбрать себе преемника. Кто может подойти для этой цели лучше, чем неопытный юный студент, мечтающий стать героем? Уж Гвин-то знал, ведь он таким был. И попался. Взрослого, уже сложившегося человека, сложнее переделать. А из юной души можно сотворить что угодно. Черный плащ висел у дверей. За годы существования среди маглов Гвин совершенно отвык от волшебных мантий и считал их крайне неудобными. А вот его плащ, прошедший с ним так много, пришелся к месту и здесь. Было в нем что-то драматичное. Нечто, что соответствовало состоянию души. Гвин надел свой плащ перед выходом и, оглянувший на зеркало, поднял воротник. - Вперёд, - тихо произнес он глубоким голосом, глядя себе в глаза. – Вперёд. Пришло время выглянуть из своей крепости. Хогвартс гудел как пчелиный улей. Вернувшиеся с каникул ученики радостно кричали и обнимались, увлеченно делились новыми событиями в жизни, шутили или даже ругались. Для всего этого было одно общее, подходящее слово – жили. Они жили. Словно ступая по тонкому льду, который мог обрушиться в любой момент и унести на дно в тёмные-тёмные воды, Гвин шагал по коридорам в сторону Большого зала. Ему совсем не хотелось там сейчас находиться, но он всё равно шёл. Было бы глупо сбегать. Он не боялся людей. Ему было комфортнее в одиночестве, но это не был страх. Он справится. Как и со всем в этой жизни. Бывало и хуже. Значительно. Большой зал был уже полон. Гвин прошел к преподавательскому столу и скромно сел с краю, стараясь не привлекать к себе внимание, но сам подмечал всё. Первокурсников ещё не было, и потому все болтали. Ожидание утомляло. И мужчина не особо понимал, что здесь делал. Он не был голоден и давно не получал никакого удовольствия от разнообразия пищи. Это только лишь необходимость. Желания общаться у него тоже не наблюдалось. Но всё-таки он не уходил. Как мог? Сегодня Дамблдор представит его как нового преподавателя Защиты от Темных искусств. Как известно, все дети с нетерпением ждут данную дисциплину и возлагают на неё большие надежды. О, да. Гвину было чему их научить и что рассказать. Даже слишком много. Когда появились первокурсники, внимание всех присутствующих переключилось на них. Гвин окинул их мимолетным взглядом и уткнулся в тарелку. Нет. Не заставляйте его смотреть. Но глаза невольно вновь поднялись, уставившись на толпу малышей. Один маленький мальчик вдруг повернулся к мужчине, и сердце сорвалось вниз. Синие глаз-ракушки встретились со столь же синими и точно такой же формы. С этими же глазами, но на много лет старше. Маленький Мерлин Гвин ожидал своей очереди к Распределяющей Шляпе. В нескольких шагах от него стояла удивительно красивая, но ещё незнакомая светловолосая девочка – Роза Смит. Она не замечала Мерлина, лишь внимательно и немного пугливо смотрела на старую Шляпу. Её ладошки нервно сжимали края рукавов мантии. Такие маленькие. Роза. Стол Пуффендуя взорвался аплодисментами. Гвин моргнул, оглушенный, и наваждение пропало. Прошлое растворилось, оставив только толпу незнакомых детей. Не было здесь ни Мерлина, ни Розы. Только Гвин в разбитых чувствах. Он сдержанно поаплодировал Маккензи Остин, в этот момент направившейся к когтевранцам с широкой улыбкой, и попытался сосредоточиться на настоящем. Хватит с него привидений. Ведь самый ужасный призрак он сам.***
Марлин проснулась от шума, вызванного беспрестанным хождением мракоборцев туда-сюда. Они постоянно сменялись и почти не задерживались в центре. Новые задания, доклады, отчеты, допросы, дом. Гвин с усмешкой наблюдал за сонной потягивающейся девушкой, ещё не до конца осознавшей, где она и почему. Мужчина не знал, отчего Марлин предпочла отправиться в центр, а не домой, когда выдались свободные несколько часов, но солгал бы, если бы даже подумал, что не рад этому факту. - Я что-то пропустила? – первым делом спросила Марлин, как только к ней вернулась ясность мысли. На её правой щеке осталось красное пятно от руки, которую девушка подложила под голову во время сна. И это было таким настоящим, таким обычным, что Гвину хотелось улыбаться. Но он сдержался. Это не была насмешка. Просто он только сейчас понял, как сильно до сих пор скучал по обычным простым человеческим вещам. - Нет, - покачал головой в ответ мужчина. – Ты заснула только сто восемь минут назад. В глазах Марлин зажглись огоньки. - Не могу поверить, что ты засек время, - деланно равнодушно произнесла она, поправляя руками волосы. Гвин только хмыкнул в ответ: - Ты же знаешь, мне это не нужно. Он всегда знал, сколько прошло времени. А если не знал, то выяснить это не составляло труда. Нужно просто наблюдать и слышать. Не так уж и много, но всё равно больше, чем делают обычные люди. Или, вернее, все люди. - В Ордене всё нормально? – поинтересовался Гвин. Марлин округлила глаза и шикнула на него, что вызвало у мужчины короткий смех. - Брось, нас никто не слышит. Я бы не стал рисковать, если бы сомневался. - Всё... идёт неплохо, - ответила Марлин, покраснев. – Эдгар и Сириус ждали, что Мэтью к нам присоединится, но он отказался. Это ведь из-за тебя. - Вероятно. Я лишь выразил своё мнение, он мог и не согласиться, - пожал плечами Гвин, зная, что нет. Мэтью Сноу верил в него, наверное, больше всех среди живых. Ну, может, кроме Марлин. - Неужели? – Маккинон, конечно же, тоже понимала это. Его ученица, одна из его последователей, несостоявшийся Жрец. Его... друг? Гвин вдруг затаил дыхание, пораженный этой мыслью. Он уже давно не сомневался в наличии у себя определенных чувств по отношению к Марлин, но никогда не старался их классифицировать. Вообще-то, вначале он вообще хотел от них избавиться, но не смог. Но он всегда знал, что Марлин любит его, знал и жил с этим. Только они не были любовниками, но и просто коллегами уже тоже. Значит ли, что... друзья? И взгляд Гвина потеплел. Он вспомнил о своих потерянных друзьях. Как снова и снова отталкивал их одного да другим, пока не осталось никого. Он хотел их спасти, не понимая, что и они желают лишь помочь ему. Он был слеп в своем горе и сам разрушил единственный путь к свету. Гвин открыл рот, набирая в грудь воздух. Он не знал, что собирался сказать, не понимал. Но в приступе эмоций из его губ могло вырваться всё, что угодно. И сейчас он был готов к этому. Чтобы ни хотело заявить его сердце, Гвин поддержит его. Потому что Марлин заслуживает добра. И, быть может, эти его слова станут началом чего-то особенного. Нового этапа его жизни, например. Но только вот Гвин не успел произнести ни слова, как дверь в очередной раз распахнулась. Он бы и не обратил на это внимания, если бы в теперь всё было не так. Что-то уловимо изменилось. Гвин ощутил в горле чужой острый ужас и резко встал, повернувшись в сторону вошедшего. Их взгляды встретились, и мужчина увидел в глазах напротив страх. - Поезд! – выпалил вбежавший мракоборец. Красный. Запыхавшийся. Потный. – Пожиратели напали на поезд с учениками! Их там около двадцати, машинист успел послать сову. Гвин видел, как вскакивали со своих мест остальные, как поднялась за его спиной Марлин. Он ощущал терпкий липкий ужас, разрастающийся в воздухе подобно паразиту. Ладони сжались в кулаки. Дети. Сегодня первое сентября, и поезд полон детей, не способных за себя постоять. Сердце забилось чаще, но Гвин силой воли заставил его уняться. Сейчас ему нужна холодная голова. Как никогда.***
«Они просто ученики. Всего лишь дети. Успокойся и перестань их ненавидеть», - мысленно приказал себе Гвин. Он возвращался со своего первого в жизни урока, который проводил второкурсникам, и был немного раздражён. После звона колокола дети не шелохнулись, пока мужчина не вышел, а он без труда прочел по их лицам настороженное недоверие, а у кого-то даже страх. Браво, Гвин. Об этом ведь ты всегда и мечтал, чтоб тебя боялись дети. И хуже всего было то, что Гвину было все равно на то, что они чувствовали. Он ощущал лишь собственное нетерпение и злость. Эти эмоции не отражались ни на лице, ни даже во взгляде, но неприятно клокотали в душе. «Это не ненависть, - мрачно возразил он сам себе. – Вовсе нет. Просто...» Просто всё оказалось сложнее. Он смотрел на этих учеников, но не видел. Вместо них за партой сидел его брат и смотрел добрыми глазами, полными заботы и тепла. Рядом была Марлин, его малышка, она болтала ногами, не достающими до пола, и глядела на брата как на чудо света. А прямо перед ним, за первым столом, очутилась Роза. Гвин смотрел на неё и не мог оторваться, пока вдруг не осознал, что всё это туман лжи. Обман. И это лишь тени воспоминаний, ожившие в его искалеченном мозгу галлюцинациями. Он видел то, чего нет, и не замечал тех, кто был на самом деле. Наверное, ему всё же нужно немного больше времени, чтобы научиться с этим справляться. - Мерлин, - профессор Дамблдор возник внезапно как и всегда. Он осмотрел мужчину с ног до головы и улыбнулся. – Доброе утро. Как прошел первый урок? Это была вежливость и, наверное, даже забота. - Неплохо, - бесцветно ответил Гвин, продолжая идти. Директор шагал рядом, полами мантии подметая за собой каменный пол. - Ничего, нужно только время, чтобы привыкнуть, - беззаботно посвятил его Дамблдор в и без того очевидную истину. – Помнится, когда я пришел на свое первое занятие в качестве учителя, то потерял дар речи. Это был четвертый курс, а ты ведь знаешь, что в этом возрасте молодые люди уже начинают считать себя взрослыми, кстати, абсолютно искренне, но совершенно безосновательно. Так вот... Гвин вежливо слушал и, к его удивлению, раздражение в нём исчезало. И такая приятная тишина воцарилась в душе. Холодная пустота. Никаких эмоций, никаких чувств. - Пожалуй, мне пора. Встреча с министром, - Дамблдор вдруг остановился и взглянул на большие карманные часы. Лицо его выразило сожаление. Гвин приподнял уголки губ в легкой улыбке. На большее он не был сейчас способен. Но и этого хватило, чтобы директор всё понял. - Был рад помочь, Мерлин, - мягко произнес он своим бархатным тембром. – Надеюсь, впредь ты не забудешь, в Хогвартсе всегда получают помощь те, кто в ней нуждается. - Спасибо, - кивнул Гвин. Помочь ему никто не в силах, но эта забота, от которой мужчина отвык за шесть лет, не должна была остаться без благодарности. Директор хмыкнул и, шелестя полами мантии по полу, пошел прочь. Гвин же отправился к себе в комнату. Сейчас у него свободный час, а после еще два урока – у первого и седьмого курсов. Это не будет просто. Конечно, нет. Гвин не питал напрасных надежд. Он знал, что в самых маленьких учениках увидит себя ребенком, увидит малышку Марлин. А в самых взрослых – своего Мартина, старшего и мудрого. И её, любовь всей его жизни. Розу. А рядом с ней Мерлина. Безумно влюблённого и счастливого.***
Поезд стоял. Даже издалека Гвин уловил биение многих перепуганных сердец и испепеляющий всё страх. И ненависть – больше двадцати темных фигур в мантиях и масках окружали поезд, приближаясь со злобными выкриками. Машинист, его помощник, продавщица сладостей, да двое сопровождавших экспресс мракоборцев выстроили слабую линию обороны и пытались оказывать сопротивление. Гвин слышал, как с хлопками там и тут трансгрессировали остальные мракоборцы. Он не увидел, но почувствовал Марлин за левым плечом. Как всегда. И, крепко сжав палочку, ринулся в бой. Всё смешалось. Десятки одновременно бьющих со всех сторон заклинаний. Горящее пламя – кто-то поджег поле по одну сторону от поезда, и сейчас небо заволакивал густой черный дым, затрудняя дыхание и видимость. И люди. Люди, сражающиеся друг с другом. Голоса. Слишком много. Плачь. Кровь. Пепел на губах. Биение сердца в ушах. И жжение в глазах. Блок. Удар. Щит. Щит. Выпад. Обмануть. Слева! Удар. Вперёд. Там же ученики, только дети... - Назад! – чей-то крик. Гвин обернулся, и на мгновение земля ускользнула из-под его ног. Пожирателей стало больше. Значительно. Это была ловушка. И её кольцо сжималось. Они убьют всех – и мракоборцев, и учеников. И на их прахе воздвигнут знамя победителей. Гвин выпрямился во весь рост, осматриваясь. И сердце его с каждой секундой билось всё реже. Дым заволакивал почти всё, от жара близкого пламени краснела кожа и слезились глаза. Но мужчина видел нечто более ужасное, чем стихия. Около полусотни пожирателей растянулись вдоль всего поезда. Они подбирались к окнам, за которыми плакали ученики, они прыгали на металлические крыши вагонов и стучали ногами, нарочно наводя на детей еще больший страх. Они стреляли в мракоборцев, побеждая численностью, и тем приходилось отступать. Прижиматься к вагонам, тем самым лишь помогая рытью собственной братской могилы. И паника, старая, забытая, ледяная, врезалась в сердце. Тук. Тук. Тук. Гвин ощутил, как холодеют руки. И в голове вдруг стало удивительно ясно, как не было давно. Ничего лишнего. Только картина происходящего. Такая очевидная, такая простая и такая невозможная. Они проигрывали. Гвин понял бы это, даже если бы всё ещё был глупым Мерлином. А теперь и вовсе не сомневался. Так выглядело поражение. Так выглядел конец войны. Быть может, есть надежда, что Орден Феникса успеет спасти кого-то, но к тому моменту большинство падет. Только если... Один способ был. - Гвин! Полупрозрачный щит возник прямо перед мужчиной, и от него тотчас отразилось заклинание. Гвин моментально послал ответный удар в нападавшего и оглянулся, зная, кто его спасла. Пригнувшись, Марлин подбежала к нему, явно намереваясь поругать, но осеклась. Вероятно, было нечто в его лице – эта ясность в рассудке. - Что ты собрался сделать? – только и выдохнула девушка. И сердце Гвина дрогнуло от крошечной искорки тепла и нежности. - Только необходимое, - ответил он. Ему было так хорошо, так спокойно. Увидев Марлин, он больше не сомневался. Он знал, что делает, знал, ради чего и к чему это приведёт. И готов был пожертвовать всем. Снова. И от этого решения душа его не болела. Марлин вздрогнула и схватила Гвина за руку, заставляя пригнуться. Над их головами пронесся зелёный луч. Поле боя не лучшее место для беседы. Никто не станет ждать, пока ты наговоришься, чтобы атаковать тебя. - Не надо, - лицо Марлин внезапно оказалось так близко, и по её встревоженным влажным глазам Гвин понял, что она догадалась. Она уже знала, что он собирался сделать. - Почему? – по-детски просто спросил он, мягко глядя в ответ. – Я не герой. Я не смог спасти тех, кого любил. Я совершил ужасные вещи. И, быть может, это мой шанс всё искупить. Спасти тех, кто не заслужил смерти. Пальцы Марлин крепко обхватили его запястье. - Но как же ты? – выдохнула она, и в голосе ее отчего-то прозвучало так много боли, что Гвин нахмурился. – Все поймут, кто ты. И Волан-де-Морт не оставит тебя в покое. Ты станешь его целью. Гвин не ответил. Он понимал всё это. Знал, что на него объявят охоту, что его знания станут ценным призом, а голова – трофеем. Но правда была в том, что никогда за эти восемь лет, что прошли с момента убийства его семьи он не ощущал себя так хорошо, так спокойно, так цело. Он, наконец, был собой. Был собран из своих осколков. Не в того, кто ушел безвозвратно, а в нечто новое. Он не ошибся, когда утром подумал, что сегодня начнется новый этап его жизни. Не такой, как он предполагал. И в новой жизни не останется чувств к Марлин. Но это малая плата за мир. Он снова всё отдаст ради других. Свою последнюю надежду и свет. Только в этот раз пути назад не будет. И он навсегда останется во тьме. Вечность. Палочка опустилась в карман плаща. Ненужная. Гвин вырвал руку из ладони Марлин, прощаясь с её теплом. Сейчас. Глаза его вспыхнули золотым светом, и мужчина взлетел, оказавшись на крыше одного из вагонов, в центре сжимающегося вражеского кольца. Он больше не будет прятаться. И не станет сдерживаться. Он тот, кто он есть. «Никто не может сбежать от своей судьбы, Мерлин Гвин! Никто!» - в свисте ветра прокричал мёртвый Жрец. И Гвин перестал бежать. Он остановился. Чтобы, наконец, лицом к лицу встретить свою судьбу. - Jersey stig fatrotq kecnid gicni kat li tpev! Голос его, медленный и глубокий, менялся и с последним словом уже прогремел, будто гром. Голубой цвет глаз выжгло золото магии. Они горели, словно кто-то разжег в них пламя. И, распахнув руки, Гвин поймал весь мир. И всё время оказалось в его ладонях. Прошлое, настоящее и будущее сошлись в одной точке. В одном мгновении. Все вместе. Красный цвет крови залил всё пространство вокруг. И в нём растворялась вечность – все истории, которые были, есть или будут, и те, что не случатся никогда. Все возможные и невозможные исходы. Тысячи людей с золотыми глазами приручали стихии. Первые Жрецы кружили вокруг человека в черной мантии. Сердце Тьмы опускали в гроб, а оно продолжало биться, живое и зловещее. Знакомые Жрецы, братья, о чем-то спорили. Учитель Гвина, первый Жрец, убивал людей в Австрии, пока те в ужасе разбегались в стороны, понимая, что их уже никто не спасёт. Юноша Гвин вырывал сердце второго Жреца, и руки его горели от чужой крови и боли. А глаза казались чужими. Мэтью Сноу держал в руках камень с молнией внутри. Два неизвестных юноши смотрели друг на друга, и один из них, с карими глубокими глазами, плакал. А после он же стоял в вихре воздуха напротив кого-то в красной мантии, в чьей груди билось сердце Тьмы. И все времена, вся история Древней магии оказались перед глазами Гвина в этот миг. И сквозь полупрозрачные образы мужчина видел, как застыл мир. Если для него всё время оказалось здесь и сейчас, то для других оно исчезло, застыло, обернулось льдом. Не шло. Гвин оглянулся на Марлин. Неподвижную, словно скульптура. - Прощай, - прошептал он ей и, устремив золотые глаза в небо, произнёс последнее слово этого заклинания. – Sicked! И видения вдруг рассыпались осколками с оглушающим звоном, а красный свет обернулся огнём. Жгучим. Неистовым. Ярким. И не было ничего, с чем бы Гвин мог сравнить то, что ощутил. Он дышал воздухом таким чистым, словно очутился в горах, легкие его наполнились кислородом, будто прежде мужчина и не вдыхал его никогда прежде. Словно только что ощутил жизнь. Сердце билось спокойно и умиротворенно. И не было боли, привычной, тянущей, вечной. Не было горя, убивающего и отчаянного до скрипа зубов. Не было чувств и эмоций. Совсем. Только мир в душе. Только покой. После восьми лет войны. Он словно вернулся домой. И пусть никто не ждал его там, душа Гвина больше не скиталась во тьме и крови. Он видел улыбку ветра, впервые приветливую и мягкую. Слышал, как высоко-высоко за облаками поют свои странные песни звёзды. Их смешливые беззаботные голоса казались сотканными из серебристой пыли. Он видел каждую частичку мира, видел золотые незримые для остальных лучи, связывающие всё вокруг. Эта живая энергия просачивалась из земли и распускалась в воздухе прекрасными цветами. Ничего более волшебного мужчина в жизни не видел. А эти потоки магии вращались, существовали, текли как река. Они образовывали фигуры, и вот уже золотой олень проскакал мимо, а следом за ним проплыла в воздушных потоках выдра. Стая огненно-прекрасных птиц пронеслась к небу и, вспыхнув, рассыпалась фейерверком звёзд. И все эти искры несли с собой невероятную завораживающую мелодию. Будто кто-то невидимый играл на скрипке. Мужчина протянул руку, пропуская пальцы через такой поток золотой энергии, и почувствовал нежное тепло, будто от прикосновения родного человека. Он ощутил все силы, ожившие вокруг – каждый атом делился с ним своей энергией. Он больше не был зрителем в этом мире. Теперь он стал его частью. Он растворялся, словно бы сам распадался на золотистые пылинки. И мужчина больше не был Гвином. Он стал ветром. Стал воздухом, стал землей, водой и огнём. Стал звёздами и цветами. Стал дождем и облаками, птицами и зверями, камнями и деревьями. Стал всем и ничем. Каждым звуком и тишиной. Каждым вздохом и самим дыханием. Стал Жрецом.***
Гвин никогда бы не подумал, что заведёт личный дневник. Его сестра Марлин когда-то вела такой в забавном розовом блокноте, и Мерлин с Мартином не упускали возможности подразнить её за это. Но вот прошли годы, и Гвин открыл первую страницу небольшой книжки в темном переплёте, чтобы оставить на ней свою первую запись. Это было странно. Но необходимо. Здесь, в школе, сдерживать воспоминания оказалось намного сложнее чем в заключении в собственной квартире. И нескончаемому потоку мыслей и диалогов с мертвецами нужен был выход. Поговорить обо всём этом мужчине было не с кем, да он всё равно не стал бы. Так что бумага – лучший вариант. И вот, завершив писать, Гвин отложил перо и невидящим взглядом уставился на буквы. Слова расплывались, но мужчина всё ещё слышал их в голове. Его монолог, обращенный к Розе. Он бы так хотел, чтобы его любимая девушка была рядом. Он бы отдал за эту возможность всё. С коротким смешком мужчина захлопнул книжку и бросил на стол. Видимо, не всё. Он знал, что был способ её вернуть. Всех их. Маму. Папу. Мартина. Марлин. Розу. Нужно было лишь убить нескольких человек и совершить ритуал смерти. Древняя магия могла бы. Но за это сердце Гвина было бы отдано тьме. И он бы стал величайшим злом, хуже, чем те двое Жрецов, что он убил. Любовь бы погибла в его сердце навсегда. Так для чего возвращать семью в мир, который сам же и разрушишь после? Ведь это означало бы вновь их смерть. Гвин бы стал тем злом, которым был однажды, случилось бы то, чего он теперь боялся больше всего. Последний свет в его душе бы погиб. Да и те, кто вернулись, не были бы уже собой. Потому что, побывав на той стороне, невозможно остаться прежним. Иллюзия жизни. Нет. Такого своей семье Гвин не желал. Он знал, каково это, вот так жить, в вечных сумерках. Лучше покой смерти, чем эти мучения. Поднявшись из-за стола, Гвин покинул комнату. Сегодня у него было лишь два занятия, сначала у четвертого курса Пуффендуя, а затем у шестого Слизерина после обеда, так что с утра он был полностью предоставлен себе. Ученики как всегда бегали по коридорам и вели себя совершенно неадекватно, что полностью соответствовало их возрасту. Гвин уже не впадал в транс на каждом углу и вполне спокойно реагировал на детей. По крайней мере, внешне точно. Задумавшись, он не заметил, как столкнулся с кем-то. - Простите, профессор, - раздался робкий расстроенный выдох. Гвин опустил взгляд, и дыхание его вдруг перехватило. Ясные серые глаза на взволнованном лице, обрамленном светлыми волосам, смотрели на него снизу вверх. Сердце истерично забилось, словно решило устроить кросс, а голос пропал. Гвин смотрел и не мог оторвать взгляда. Это не была Роза, но, о небо, как же она была похожа. Юная гриффиндорка виновато взглянула на учителя еще раз и, не дождавшись ответа, заспешила дальше, на урок. А он так и остался стоять, словно прирос к земле. Нахлынувшие эмоции топили его, и Гвин будто оказался в омуте, куда его затягивало. Вглубь. В самые темные воды. Но мозг уже начал работать, составляя факты. Прежде Гвин не встречал эту девушку, значит, у ее курса еще не было занятия. Возраст. Эмблема факультета на форме. Шестой курс Гриффиндора? У них первая пара по Защите от Тёмных искусств через два дня. Дыхание стало приходить в норму. Гвин провел ладонями по лицу, приказывая себе успокоиться. Это не Роза. Не. Она. Безумно похожа, но нет. Его Роза мертва. А это просто ученица. Чужая. Неизвестная. Незнакомая. Она никогда не станет даже мельчайшей частичкой в жизни мужчины. Она для него ничего не значит. Успокоив себя этой мыслью, Гвин зашагал дальше. И призраки прошлого длинным шлейфом тянулись следом.***
- Flass verdad! – голос прозвучал звучно и раскатисто. Жрец взмахнул раскрытыми ладонями с растопыренными пальцами, и из его рук вырвались ярко-фиолетовые искрящиеся лучи. Словно лассо они обхватывали всех, на кого указывал их хозяин. Впивались в тела в черных фигурах и те, исходя дикими воплями, падали на землю, испепеляясь на глазах. Мракоборцы замерли в благоговейном ужасе, не в силах отвести глаз или что-то сделать. Пожиратели смерти в панике принялись трансгрессировать. Отступать. Они проиграли. Но около десятка тел осталось крючиться на земле, оплетенными фиолетовыми волшебными путами. Они умирали. И Жрец ощущал их страх, он питался им. И в душе его растекалось приятное тепло. Ощущение силы. Он видел мир во всей его широте, как не мог видеть никто больше и поражался тому, как слеп был прежде. Потому что это мир, полный мир, прекрасен. Это и есть магия. Настоящая. - Гвин! Кто-то кричал. Девушка. Её отчаянный голос прорывался через все барьеры в голове и казался знакомым. Где Жрец мог слышать его прежде? Так поют звёзды? - Остановись, Гвин! Ты их убиваешь! Кто она? И о чём говорит? Эти люди монстры, они собирались причинить зло ученикам. И смерть для них ещё легкий выход. Не мешало бы им в начале отхватить пару конечностей, чтобы заставить страдать как следует. Потому что никто не смеет трогать детей. - Гвин! И вдруг чья-то рука оказалась на его плече. Жрец обернулся, удивленный. И взгляд его тотчас попал в плен удивительных серых глаз, полных мольбы. Не страха. Не ужаса. Это было странно. - Пожалуйста, - только шепот, но от него что-то в груди Жреца шевельнулось. Смутное воспоминание. Чувство? - Прошу тебя... – выдохнула девушка, и по её щеке вдруг скользнула одинокая слезинка. Она скатилась, чистая и прозрачная, как кристалл. И в ней отразились тихие серебряные звёзды. – Пожалуйста. Остановись. - Зачем? – прямо спросил Жрец. Неужели эта девушка так глупа, что не понимает, что он делает и ради чего? Он ведь просто избавляет мир от зла. Разве не это священная цель всех Жрецов? Спасать и хранить жизнь. – Они чудовища. И в серых глазах вдруг появилось что-то ещё. Незнакомое Жрецу. Какое-то сильное бесконечное чувство. Огромное. Яркое. Необъятное. И самое прекрасное на свете. Но Жрец не мог его понять, хоть и очень хотел. Тогда вдруг две теплых ладошки обхватили его лицо. Девушка провела большими пальцами по его щекам, вырисовывая на коже круги. Странное движение, вызвавшее в душе не менее непонятное ощущение. Такое уже было? Чьи-то ладони, гладившие его по лицу. Только больше. Или это он был меньше? - Да, - кивнула девушка с придыханием. – Они чудовища. Но ты нет. Ты Гвин. И ты не убиваешь. Ты спасаешь. Жрец улыбнулся, не зная, почему. И серые глаза продолжали смотреть в его душу. - Ты – Мерлин Гвин, - упрямо повторил голос. – Ты мужчина, которого я люблю. С самыми голубыми на свете глазами. Ладони вдруг пропали с лица, но одна из них легла мужчине на грудь, туда, где, должно было быть сердце. И едва пальцы, скользнувшие под складки расстегнутого плаща, прикоснулись к коже под полурасстегнутой рубашкой, сердце остановилось. И Жрец увидел другие серые глаза, и другой голос, голос, который значил для него весь мир, вспыхнул в его голове подобно комете: «Я люблю тебя тем, кем ты стал и кем будешь потом. Ты герой, Мерлин. Ты никогда не станешь злодеем. Ты никогда не позволишь тьме поглотить себя». И он увидел. Каждый осколок жизни человека по имени Мерлин Гвин. - Марлин... – выдохнул Жрец, и руки его бессильно упали по бокам. Фиолетовые лучи исчезли, и крики пожирателей сменились жалкими стонами ушедшей боли. Маккинон облегченно выдохнула и вдруг рассмеялась. Из глаз её брызнули слезы, но это не стерло с губ радостную улыбку. - Гвин, - только и сумела произнести она. И Жрец вдруг порывистым движением прижал ее к себе. - Спасибо, - прошептал он, дыша девушке в волосы. – Спасибо, Марлин. За то, что не дала ему шагнуть во тьму. За то, что осталась его светом. За то, что не дала забыть, кем он был. Сегодня они обе спасли его, Роза Смит и Марлин Маккинон. Он так и не сказал ничего из этого, но Марлин всё поняла. Она знала. Просто знала. И готова была вести его за собой столько, сколько это будет ему нужно. А Жрец вдруг осознал, что это будет нужно ему всегда.