***
С поля для квиддича доносились крики, потому Гвин встал и закрыл окно. Сегодня играли Слизерин и Пуффендуй, и смотреть на этот матч у профессора не было ни малейшего желания. Настал апрель, а с ним выполз еще один повод для новой порции старой боли - в апреле был День Рождения Мартина. Мужчина проснулся в пять утра от жуткой разрывающей боли в голове. И едва открыл глаза, как воспоминания затопили его высокой черной волной. Раньше в этот день он всегда вставал пораньше, чтобы первым поздравить брата. Но неизменно заставал в его комнате Марлин, всегда его опережавшую в этом. Даже когда они еще были совсем детьми. Даже когда делили комнату. Гвин помнил, как открывал глаза по сигналу будильника, поворачивал голову и видел маленькую Марлин, прильнувшую к сонному недовольному пробуждением Мартину. «Марти, Марти!» - звонкий детский голос сестренки звучал в голове так ясно, будто это было вчера. Словно она еще была жива. И как мог Гвин пойти на квиддич, где все радостны и счастливы, когда сердце его разрывается? Мартин всегда любил квиддич, Марлин играла за сборную факультета. Нет, Гвин не мог туда пойти. Не в этот день. Сегодня у него не было уроков, что позволяло закрыться в своей комнате, как в панцире и, наконец, дать чувствам убивать себя открыто. Здесь никто не увидит его страданий и боли. И Гвину был нужен этот перерыв. Для того чтобы завтра вновь надеть каменную маску и стать спокойным и уверенным профессором, без прошлого за плечами. Звуки прервались с закрытием окна, и комната наполнилась густой тишиной. Гвин вернулся в постель и лег, спрятав голову под подушку. Будто так можно было спастись от воспоминаний. Лицо Мартина, уверенно и твердое, внушающее спокойствие, стояло перед взором. Добрая, немного наивная улыбка. В нем было больше от отца. Вот Марлин обнимает его. Лохматая смешная. Упрямая, дерзкая и немного капризная девушка. Красивая и очень храбрая. Она должна была быть счастливой. Они оба. Прожить долгую полную красок жизнь. Но не сложилось. Их средний брат впутался в историю, расплатиться с последствиями которой пришлось самой страшной ценой в мире. Мужчина закусил губу, не позволяя стону тоски вырваться наружу. Он скучал. Безумно скучал по ним. Он умер вместе с ними. Он был обречен на страданья. И знал, что больше никогда не испытает ни мгновенья счастья. «- Слезь с меня, Марлин! - Неа, Марти. А вот и Мерлин проснулся, ты снова второй. Бе-бе-бе! - Мерлин, убери ее от меня. - Марлин, иди сюда. С Днем Рождения, Мартин. - Нет, пусти меня. Мартин! Спаси меня! Ааа! - Марлин! - Мерлин! - О небо, вы когда-нибудь дадите мне нормально поспать в мой День Рождения? - Нет. - Никогда. - Даже не надейся»... Гул голосов, далекий смех, шум возни и легкой борьбы. Сказка, которой не суждено было стать счастливой. Глаза зажгло от слез. Синие в форме морских ракушек. Такие же были у Марлин и Мартина. И у их отца. Семейные глаза Гвинов. «- Уйди, Мартин, я хочу побыть один. - Ты никогда не будешь один, Мерлин. Ведь у тебя есть брат». Ножом по сердцу. Не вина Мартина, что его братишка остался один. Так вышло. И будь его воля, он бы никогда его не оставил. - С Днём Рождения, Мартин... - вслух выдохнул в подушку Гвин, чувствуя острую необходимость сказать это вслух. Еще раз. Будто бы на долю секунды обмануть жизнь. Словно эту долю секунды Мартин Гвин будет жив. Будет здесь. Со своим братом. Прошептав заклинание, мужчина сотворил в руках бабочку ярко-синего цвета. Как глаза брата и сестры. Как свои собственные. Гвин знал, что цвет, идущий от сердца, зависит от того, что тебе дорого, о чем ты думаешь в этот миг спонтанной магии. Вот почему она была такой синей. Взмахнув крылышками, бабочка поднялась вверх и закружилась по комнате в поисках цветов. Гвин высунул голову из-под подушки и тихо наблюдал за ней. Не стоило ему тогда возвращаться. Тогда его семья была бы жива.***
Прошло еще три дня, а Мерлин не мог заставить себя перестать думать о Древней магии и том поступке, что совершил Жрец. Теперь на новые размышления его вывели и слова Розы. Но он не мог просто, как ни в чем не бывало, вернуться в тот дом. Сейчас он гулял в парке. Том самом, где впервые увидел Жреца и принял его за психа. Со временем он убедился, что старик и, правда, тот еще псих, но это не пугало юношу. - Я знал, что найду тебя здесь, - внезапный как и в тот раз голос нарушил уединение Мерлина. Юноша обернулся. Жрец стоял позади него, сверкая черными как пропасть глазами. - Возвращайся, Мерлин, - произнес он ровным голосом. - Ведь ты знаешь, что я сделал это лишь чтобы вызволить в тебе Древнюю магию. Чтобы ты лучше познал ее. Потому что ей обучаются только так. Через боль. Потому что это - лучший урок. Мерлин скрестил руки на груди. - Я должен тебе верить? - спросил он сурово. Жрец ухмыльнулся. - Не должен. Тебе решать. Мерлин с сомнением взглянул на мужчину. Он колебался. Он хотел продолжить изучение Древней магии, но не был уверен, что стоит. Что-то внутренне удерживало его от этого шага. Словно запрещало возвращаться. - Это твоя судьба, Мерлин, - продолжил Жрец. - Ты избран Древней магией. Один из тысяч. Неужели ты проигнорируешь этот дар? Ведь ты чувствуешь, как твоя магия крепнет. Ей нужен выход. Но чтобы обуздать ее, нужно учиться. И я - единственный, кто может тебе в этом помочь. - Считаешь, мне лучше продолжить обучение? - совсем по-мальчишески спросил Мерлин. Жрец кивнул. - Ты лучший в вашей новой магии. Был им еще ребенком. Разве тебе не скучно? Разве не хочется узнать больше? Раздвинуть границы мира? И увидеть неизведанное? Поверь мне, мальчик, я знаю, о чем говорю. Вступивший на путь Древней магии не в силах отказаться от нее. Мерлин задумчиво смотрел на старика, прикусив нижнюю губу. Ему так хотелось прямо сейчас сказать «да, отлично, продолжим уроки», но это странное нечто в груди, заставлявшее сердце сжиматься, пугало и настораживало. Словно предупреждало. «Неужели, я боюсь боли? - подумал юноша, именно так расшифровав это чувство. - Нет. Я не могу ее бояться. И не буду». Вызов принят. - Идет, - ответил Мерлин. - Возможно, ты прав. И стоит попробовать продолжить наши уроки. Жрец ликующе улыбнулся. - Будет больно, - предупредил он. И юноша кивнул, сжав кулаки. - Я знаю.***
Ничего он не знал тогда, глупый самоуверенный мальчишка. А Жрец был прав. Прав как всегда. Это решение принесло много боли. Не физической, нет, хотя была и она. Но это ничто, по сравнению с той болью, что навсегда поселилась с Гвином после трагедии, случившейся с его семьей. Мужчина вылез из постели и сел за стол. Достав записную книжку в темном переплете, он взял перо и вывел сегодняшнюю дату на новой странице. Еще одной странице его жизни. «Сегодня День Рождения Мартина. И мне кажется, что я теряю его снова. Как и всегда в этот день. Помню, как раньше Марлин будила его, а он ворчал на нее за это. И мама пекла черничный пирог, его любимый. А папа уходил раньше с работы, чтобы быть с нами. А если мы были в школе, то родители всегда приезжали, чтобы просто обнять его и поздравить». Перо замерло в воздухе. И на губах Гвина на миг скользнула туманная улыбка воспоминаний. Но тотчас сменилась гримасой боли. Вот его отец лежит без дыханья, истекая кровью. Рядом - мама с исцарапанной посиневшей шеей. А вот Мартин. И горло его разорвано, чернея смертельной глубиной и заливая все вокруг кровью. - Хватит! - кулак врезался в стол со всей силы, оставив на костяшках красный след. Гвин вскочил, не в силах выносить эти мысли в голове. Ему просто хотелось забыть все. Хотя бы на мгновенье. Потому что если вспоминать дальше - будет мертвая Марлин. И мертвая Роза. Прошло шесть лет. Шесть лет он был один. В этой боли и тьме. Его брату сегодня должно было исполниться двадцать девять. Но не исполнится никогда. Шесть лет. И Гвин давно стал мужчиной, взрослым и контролирующим себя, сильным и самостоятельным. Но в сломленной душе он остался тем мальчишкой, что потерял семью. Маленьким одиноким мальчиком с вечно незаживающей раной. Потерявшим все и не обретшим ничего, кроме мучений. Успокоившись, Гвин снова сел за стол и взялся за перо. «Еще один день без вас, Мартин. Еще одна бесполезная страница. Сколько их будет еще, прежде чем я обрету покой? Хотя мне кажется, что это невозможно. Может, плата за мою магию именно такова? Если бы я только знал, Мартин, я бы никогда не выбрал ее. Она не нужна мне без вас, брат. Не нужна». Профессор закрыл глаза, пытаясь вспомнить лицо Мартина. Не изуродованное смертью, а живое. И счастливое. Его улыбку. Его смех. Старший брат и лучший друг. Тот, кто всегда понимал и мог дать верный совет. Был рядом. Сложись все иначе, и Гвин бы уже давно возился с племянниками. А может, и со своими детьми. Наверное, это хорошо, что на момент гибели у Мартина не было девушки. Потому что иначе она бы тоже потеряла свою любовь. А такое Гвин не пожелал бы никому и никогда. Но с другой стороны, если бы Мартин был с кем-то, если бы оставил после себя ребенка, возможно, самому Гвину было бы легче. Он бы жил ради этого малыша. А так... Так у него не осталось никого. Только пустота в душе. И воспоминания, приносящие лишь одно - боль. Боль о потерянном счастье. О сломанных жизнях. И о коварстве судьбы. Об ошибках, которые уже не исправить. И о страшных событиях, последовавших за ними. Отложив перо и книжку, Гвин поднялся, чувствуя внезапное желание пройтись. Сидение в закрытой комнате вдруг стало невыносимо. Школа наполнилась гудением, похожим на жужжание роя пчел. Ученики и учителя вернулись с матча и теперь бурно обсуждали его в коридорах, гостиных и Большом зале. Гвину не хотелось есть, да и видеть кого-либо. Поужинать ему приятней будет в одиночестве в своей комнате. В день, когда он раньше был счастлив, ему не хотелось видеть других счастливыми, зная, что ему это уже не доступно. Он каждый день видел этих детей, живых, полных надежд на счастливое будущее. И это рвало ему сердце. Он был таким же, не зная, что жизнь его обернется прахом, сгорев в одно мгновенье. Гвин не заметил, как ноги сами вывели его во двор. Спустившись по лестнице, профессор медленно побрел к озеру, наполняя грудь свежим воздухом, а уши - ровной тишиной. Многие бы сказали, мертвой. Но теперь, узнав, что значит на самом деле мёртвая тишина, Гвин бы с ними не согласился. Эта тишина не была мертвой. А самой живой из возможных. Только вот сам мужчина был нежив на самом деле. Он и не умер-то до сих пор лишь потому, что Древняя магия не давала сделать ему этого, зачем-то оберегая. Должно быть, у высшей силы на него свои планы. В эти шесть лет мысли его словно кружились по замкнутому кругу. Они неизменно повторялись в его голове. Потому что ничего нового больше не могло быть в его жизни. Ничего, что могло бы заинтересовать Гвина. Разве что этот кружок, что он вел сейчас, немного развеял сумрак. - Профессор Гвин? Гвин обернулся, не заметив стоявшую в тени кустарника Марлин. - Мисс Маккинон? - Гвин остановился, глядя на девушку. Сухие веточки застряли в ее светлых солнечных волосах. Она немного ежилась, словно ощущала прохладу. Не сводя с мужчины глаз, ученица вышла из своего укрытия. - Почему вы здесь? - поинтересовался Гвин. - Все в порядке? - Да, да, - торопливо кивнула Марлин. - Просто я немного устала от этого шума. А вы? Я не видела вас на игре. Наблюдательная девушка. И такая удивительная. - У меня были дела, - ответил мужчина вместо правды. Разве мог сказать он ей, как плохо ему, потому что сегодня День Рождения Мартина? Нет, не мог. - Накопилось много непроверенных тестов, учебный план. Марлин кивнула, поджав губы. - Ясно. - Ступайте в замок, Марлин, вы замерзли, - произнес Гвин, заметив легкое подрагивание хрупких плечиков девушки. Марлин кисло улыбнулась, но спорить не стала. Но около Гвина остановилась и заглянула ему в лицо. Какая же она взрослая! Гвин удивился тому, что прочел в ее глазах. Нет, она не была ребенком. Она выросла. - Я хотела сказать вам... - Марлин слегка волновалась, но старалась контролировать это, - что бы ни случилось, как бы плохо вам ни было, вы всегда можете рассчитывать на меня, профессор. От этих слов веяло солнцем и весенним теплом. Теми забытыми чувствами, что Гвин потерял и не надеялся, что когда-нибудь они еще вернуться в его жизнь. И боль, та самая жуткая боль и отчаяние, словно бы стали чуть мягче, чуть светлее от этих слов. - Я знаю, - тихо ответил Гвин, глядя на ученицу. Марлин не улыбнулась, хотя Гвину так хотелось увидеть ее улыбку. - Да, - согласилась девушка. - Только не забывайте об этом. И Марлин пошла прочь, обнимая себя руками, словно пытаясь защититься от ветра. Гвин остался на месте, глядя ей вслед. Нет, она не была Розой, не была и его сестрой. Она была только собой. И Гвин был этому рад. Тому, что она есть. Просто есть. Необыкновенная девушка по имени Марлин Маккинон. Девушка, которая тянется к нему, несмотря на всю ту тьму, что окружала его жизнь. Девушка, что несет с собой свет. И, быть может, Гвин тащил Марлин за собой в пропасть, но он не мог остановиться. Не теперь. Когда он вновь услышал звезды. Когда заново начал учиться видеть добро. И все это было только потому, что Марлин Маккинон в него верила. И, глядя в синеющее весеннее небо, Гвин думал о своем брате. Но мрачная тяжесть и горечь сменились светлой тоской. И теперь, вместо окровавленного сада и разорванного горла в его памяти сияло счастливое лицо Мартина. Живого.