Философская обитель

      Уныло плачущий за окном ветер, бился в обычный номер средней стоимости, будто он огромный великан, что пытается прорваться внутрь заколдованной крепости. Но я почти не обращал на это внимание, меня больше беспокоило самочувствие подруги.       Когда мы подходили к отелю я заметил, что Вал как-то слишком часто спотыкается и ударятся о мое плечо. Позже она всё-таки призналась, что у нее еще с утра кружится голова и часто темнеет в глазах. В итоге, обвинив себя в том, что был так не внимателен, я на руках принес девушку, окутанную страшным жаром, в ее номер и уложил в постель. Ее щеки ярко горели, а я не был способен почувствовать насколько ей плохо сейчас и только мог это представить. — Это все твои прогулки в одной блузке! — ругаясь, я поднес к рту Валери таблетку, и она, виновато улыбнувшись, проглотила ее, запивая водой. — Мне еще вчера показалось, что заболеваю, но думала обойдется…       Глубоко дыша, она попросила принести мокрое полотенце, чтобы сбить температуру; я и сам знал, что это стоит сделать, но совершенно растерялся из-за беспокойства и волнения, что охватило мой разум и душу. — Тебе лучше? — через пять минут, после того как я положил полотенце на лоб девушки, я заметил, что ее дыхание пришло в норму, а лицо стало чуть белей. — У тебя больше нет никаких лекарств? — Откуда ж, — усмехнулась она, открыв глаза и повернув голову в мою сторону. — Я в них ничего не понимаю, всегда меня лечила мать… Я часто болела в детстве. Намучились же они со мной... Представляешь себе, как трудно ездить с маленьким ребёнком пятнадцать километров до ближайшей поликлиники, сидеть там в очереди, только ради того, чтобы получить бумажку о выписке, и так было раза два в месяц. Хорошо, что хоть моя мама была врачом.       Рассказывая о своем прошлом, Валери чуть улыбалась. Было видно, что она благодарна своим родителям за их заботу, пускай она и была только в первые годы ее жизни. — А почему ты перестала любить своих родителей? — неожиданно сам для себя я задал вопрос, возникший у меня на уме совершенно случайно. — Когда мне было восемь, они развелись, и все вышло как-то само. И еще до этого семейные отношения между нами были не самые теплые, мать строго занималась моим образованием, водила в разные кружки… Я даже училась играть на фортепиано, можешь себе представить меня пианисткой? — она засмеялась, и я с радостью подмечал в ней удовольствие, с которым она рассказывает, и ее увлеченность. — Правда вышло так, что я ненавидела уроки и пианино, что купили специально для моих занятий, а все потому, что клавиши во время домашних тренировок, перед уроком, покрывались моей кровью и слезами. Ведь мать очень строго относилась к моему образованию. — повторила Валери и чуть привстала, отодвигая подушку к спинке кровати.       Ненадолго в комнате снова слышался лишь вой ветра, я ждал продолжения рассказа, ведь мне было и интересно, и любопытно, и важно узнать больше о Валери. Я хотел знать все, чтобы поддержать ее, но понимал, что глупо иметь такое желание, когда одновременно и в моей жизни есть люди, желающие помочь, но я о многом им не говорю, скрывая все переживания. Я надеялся, что Валери не станет так делать. — А еще я ходила в балетную школу, вот смех, да? Я и балерина! Ходила в хор, в театральную школу… У нас в городке на удивление было такое заведение, как Творческая Академия. Старое большое здание с концертным залом: внутри находилось множество классов, и даже был гардероб... Больше всего мне нравилось ходить в художественный клуб. Там ничего не нужно было делать, кроме как рисовать. Нас никто ни чему не учил, по крайней мере, мне так казалось, давали только темы или фрукты, чтобы их срисовывать. Я позанималась там всего год, а потом началась школа, и мать сразу же прекратила все занятия искусством, сосредоточив все свое внимание на учении меня читать и писать. У меня только считать получалось лучше всего. А вот грамматика у меня всегда была отвратная… Но учитель, что был в начальных классах без разбору ставил всем пятерки, так что мать даже не подозревала, что я полный бездарь. Также и с литературой, по началу, совсем не ладилось. Можешь себе представить меня, читающую чуть ли не медленнее всех в классе? Ага, та, кто сейчас без книг жизни не знает и тогда их любила, но читала как… как … я даже подобрать подходящего сравнения не могу!       Я засмеялся: историю было слушать приятно, Валери говорила все так эмоционально, что мне казалось я вместе с ней сидел в художественном классе, где пахло акварельными красками и холстом; я был рядом, когда она решала быстрее всех контрольную по математике, и слушал ее запинающиеся чтение сказки «Русалочка», видя как с каждым следующим предложением ее щеки все сильней покрывает румянец, а на глазах наворачиваются стыдливые слезы. — Ты была, наверняка, очень милым ребенком. — Ха-ха! — она так засмеялась, что полотенце со лба упало ей на колени. — Я?! Милым? Да я была воплощением зла! Все мальчишки меня боялись, я их гоняла, как овец по полю, во время перемен. Все за девчонок заступалась. Меня даже учителя прозвали «рыцарь в сарафанчике». Конечно же подруг среди девочек у меня не было, так как мои странности все же оставались. Да, ко мне обращались за помощью, если кто-то задирался, но не более того. Может я и ввязывалась в любую драку в надежде так завести друзей, но это лишь больше отдаляло меня от желаемого. Я прекратила драться после одного случая, когда в кровь разбила мальчику из параллельного класса нос. Он так кричал, что я посчитала, что разбила ему не нос, а все лицо. Крови было ужасающе много, так много, что даже на меня брызнуло, я сильно испугалась и убежала тогда. Меня никто не искал. А когда я вернулась домой, сильно получила от отца, а потом еще сильнее от матери и ночевала одна в сарае в наказание. К слову, мне было семь, и это случилось за несколько дней перед летними каникулами. В то лето я почти не видела отца, а мать мне видеть и не хотелось, но она все же навещала меня у бабушки, в соседней деревне. Там была более заброшенная местность, не было электричества и отопления, я любила жить там, вечерами смотреть на горящие дрова в печке, бегать купаться на озеро, когда пожелаю, и лес там тоже был чище и более заросшим. Но это было последнее лето, что я провела там. В конце августа меня забрала мама и сказала, что теперь у отца другая семья. Я не поняла этого, но, когда мы приехали домой, я увидела, что все отцовские вещи бесследно исчезли, даже его фотографии, мне стало от этого немного грустно... А развелись они официально только зимой.       Я не хотел, чтобы Вал с температурой, после того, как рассказала нам о своем прошлом во время игры «правда или действие», теперь еще вспоминала развод своих родителей, поэтому я попросил ее прилечь и расслабиться, сказав, что не стоит рассказывать все сразу, что сейчас ей нужно отдохнуть. — Ал, я нормально отношусь к своему прошлому, у меня уже ничего не болит внутри. — Все равно, постарайся уснуть, а я останусь с тобой на ночь. Вдруг снова поднимется температура. — А как же … — Не беспокойся ни о чем, отдыхай.       Вдруг по номеру разлился звон, а потом легкий стук в дверь. Я с легкостью догадался, кто это пришел, и по лицу Валери понял, что она, также как и я, имеет полное представление кто сейчас зайдет. А по загоревшемуся взгляду смекнул, что она что-то затеяла, и, кивнув ей, предупредил: — Он может обидиться, если переборщишь с шутками. — На обиженных воду возят. Иди скорее открывай, — она подтолкнула меня к двери с легким смешком. — Заходи, Эд, — с серьезным тоном произнес я, открывая перед братом дверь.       Он немного удивился, но почти тогда же его взгляд стал тусклым и мрачным. Брат зашел за порог и остановился, взглянул на меня и тихо произнёс: — Я пришел чтобы извиниться перед Валери, не думал, что ты еще здесь. — У нее жар: кажется, Вал серьезно заболела, поэтому я остался... Все в порядке, думаю, она даже зла на тебя не держит. А вот я все еще сержусь. — Ал, я понял, что не должен был … Но… — Что «но»? Разве ты веришь, что она может оказаться нашим врагом после всего, что она сделала для нас, лишь услышав о ее прошлом? Брат, а что если бы мы прежде чем воскрешать маму, стали бы пробовать то, что и Вал… Единственное различие между нами и ней это то, что у нас была одна цель, а ей двигало одиночество и детское любопытство. И как ты думаешь, чтобы сказали люди, узнав о наших занятиях? Они бы сказали, что мы не в себе, что мы сошли с ума. Но у нас была Уинри и бабушка, которые были рядом, а с ней никого не было… — Ты прав, Альфонс… Я не понял этого… В этом моя вина. Прости…       Эдвард опустил голову, я поспешил взять брата за плече и поддержал его словами, что он всегда может положится на меня в подобных вещах, если он что-то не понимает, я пойму, а если я что-либо упущу, он мне поможет догнать это. — Пойдем, Валери уже наверняка придумала какую-нибудь новую игру для тебя. — Что? Какую еще игру? — возмутился Эд, но не отставая, пошел за мной в спальню, где нас уже заждалась Вал.       Девушка сидела на своей постели, смотря в окно, отложив на тумбочку уже полусухое полотенце. Мы зашли и она тут же с улыбкой обратилась к Эдварду, все еще продолжая смотреть в окно: — Ваше королевское высочество снизошло на простых смертных и явилось собственной персоной в наши скромные, бедные опочивальни?       Я героически сдержал свой смешок, когда увидел реакцию брата. Видимо, он решил наконец-то сыграть свою роль. Гордо подняв голову, расправив плечи, он прошествовал к постели Валери и величественно произнёс: — В мои обязанности входит заботиться о своих подчинённых.       Тут-то я не удержался и со смехом напомнил брату: — Где-то я уже такое слышал, кого же мне это так сильно напоминает!..       С улыбкой и легким румянцем, ярко загоревшимся на лице братика, он повернулся ко мне со словами: — Ал, ни слова… — Окей! — весело ответил я и подошел ближе к постели, чтобы лучше разглядеть улыбку и горящие глаза нашей большой. — Ты кажется что-то хотел сказать… — напомнил я Эдварду, и тот сразу понял, о чем я.       Немного погодя, набравшись смелости, братик наконец-то извинился за свое поведение и мысли, от которых он уже избавился, сказал, что как и прежде доверяет Валери и больше никогда не заставит ее своими поступками пролить слезы. После извинений, как и принято, было прощение, а потом снова улыбки и смех, обсуждение чего-то из прошлого и возвращение в настоящее. — Эд, уговори Ала вернуться сегодня домой, а то он решил переночевать у меня. Я попыталась его убедить, что сама сумею о себе позаботится, но он настаивает. — Валери скромно и мягко посмотрела на меня, стараясь не задеть этими словами мои чувства, но она бы и не смогла, я понимал, почему она так хочет, чтобы мы вернулись домой как можно скорее. — Хорошо. Альфонс, ты ее слышал, она не маленькая и, как моя подчиненная, справится с такой мелкой проблемой, как простуда. Так что давай оставим ее в покое, иначе температура действительно вернется. — Эдвард стремительно направился к двери в холл отеля, заставляя меня тем самым пойти за ним и ничего другого.       Я в спешке вышел за братом, забыв даже попрощаться.