Ты!
14 марта 2015 г. в 09:19
На улице разразился страшный ливень, и мужчины наскоро пробирались вброд, оставив все попытки сохранить брюки чистыми и сухой — обувь. Хейвуд, крепко сжимавший трость ладонью в намокшей перчатке, хранил молчание и непроницаемо вглядывался в пелену серого, звенящего дождя. Орландо же, напротив, время от времени извергал чувственные ругательства, потому как такой лирический фон, посланный погодой, как в лучших канонах классического романа, раздражал и нервировал. Каждая нить дождя, врезаясь в его кожу, была медиатором, вызывающим дрожь тонких душевных струн. Впрочем, дождь был не единственным беспокоящим фактором — предстоящее мероприятие не сулило ничего хорошего, а если учесть предыдущие волнения по поводу брата и всего прочего, то совсем не трудно представить, насколько заботы о насущном мешали новообретенному ощущению внутренней гармонии.
До парка со злосчастным прудом оставалось не более двухсот метров — нужно только дойти до последнего дома на улице и завернуть за угол. Внезапно Дэвид остановился, разворачиваясь к спутнику, и парень, угрюмо глядящий под ноги, влетел в него на полном ходу. Хейвуд нежно поддержал его за локти, и когда Орландо поднял лицо, заговорил:
— Не отходи от меня ни на шаг. Тебе теперь опасно появляться открыто. Надеюсь, нам удастся все сделать быстро.
Покрасневший Орландо коротко кивнул, и они продолжили путь.
Берег пруда выглядел тихим и умиротворенным под громкими струями. Вода приятно бурлила, хотя этого было и не достаточно для того, чтобы унять напряженное беспокойство. Они остановились невдалеке, спрятанные густой растительностью, и дождь стал хорошим укрытием от посторонних глаз. Вряд ли обратители могли ожидать засады.
Программист поморщился, словно почувствовал во рту металлический привкус.
— Что-то не слишком это похоже на декорации трагедии.
— Что ты имеешь в виду?
— Как-то мне неспокойно... Такое чувство, будто мы не на том месте.
Дэвид удивленно приподнял брови, но промолчал. Время шло, однако все вокруг казалось Орландо застывшим пейзажем, набросанным слепым художником. Беспокойство росло, и вскоре начали накатывать приступы неприятной дрожи. В попытке избавиться от них, Орландо сосредоточился на своем теле, посылая волевые импульсы сопротивления ознобу, но едва только ему удавалось привести себя в порядок, мерзкий холодок снова возвращался. Холодок... Не дождь виноват в этом. Однако поблизости никого не чувствовалось.
Орландо закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям, и вдруг почувствовал еле заметное напряжение, будто что-то тянуло его в сторону. Он сделал шаг, потом другой, — в груди защекотало с новой силой. Тогда парень сорвался с места и помчался туда, куда звало его предчувствие.
Колдун сообразил, что окликать или останавливать юношу бесполезно, и молча припустил за ним по лужам, стараясь не отставать больше, чем на пару шагов. Они неслись все дальше и дальше, не замечая мокрых листьев, хлеставших по щекам, не обращая внимания на ямы и кочки, в которых подворачивались ноги. Сердце Орландо пульсировало огнем, и с каждым шагом он точно знал, что приближается к цели. Сбивчивое тяжелое дыхание сдавливало грудь, в боку щемило, но нельзя было останавливаться. Осталось совсем немного!
Продираясь сквозь кустарник, парень уже различал белизну, которая могла принадлежать только крыльям. Их было две пары — значит, обратителей всего двое... Это хорошая новость. Главное теперь — успеть вовремя!
Последние два шага — колено разрывает заросли плюща, тяжелая нога с плеском опускается на промокшую нетвердую землю, и кровь стремительно отливает от лица Орландо. Несмотря на заходящееся в приступе сердце, он замирает, не в силах сделать вдох.
Свежие, пушистые, оттененные серебром новенькие крылья молодого обратителя легко трепещут на ветерке, гладкие перья подрагивают, как у птенчика, а едва окрепшие кости врезаются в юную, почти детскую спину. Спину Кевина.
Даже не спуская глаз с брата, Орландо заметил довольную мстительную ухмылку Арлин.
— Ты! — глаза Кевина округлились и застились слезами. — Она была права! Это ты! Как ты мог!
Пришедший в себя чистильщик заметил, что руки Кевина сжимают плечи маленького существа, опустившегося на землю и безвольно прислонившегося к ногам брата. Очевидно, существо было без сознания, потому и не подавало признаков жизни. Теперь Орландо опустил взгляд, чтобы разглядеть его, и узнал насквозь промокшую Мелиссу.
— Какого черта она тут делает?! — взревел он.
— Потому что здесь ей самое место! Здесь она под защитой от тебя и таких, как ты! — кричал Кевин, постепенно впадая в истерику.
— О чем ты говоришь! Ты понятия не имеешь, что несешь! — Орландо попытался приблизиться, чтобы выхватить девушку из рук Кевина, но брат остервенело оттащил ее на несколько шагов назад.
— Не смей трогать ее! Ты не получишь ее душу, сначала тебе придется убить меня!
— Мелисса выбрана мучеником, чтобы освятить своей душой кинжал, которым Арлин или кто-то подобный ей, прикончат меня! Посмотри на ее ухмылку!
Арлин изменилась в лице, и тут же завопила:
— Не слушай его! Он пришел любым способом заполучить девчонку! Сразись с ним! Пусть справедливость восторжествует!
Кевин, сознание которого было слишком помутнено для того, чтобы оценивать факты, бросился на противника. По-видимому, это должен был быть весьма драматический, кульминационный момент в разработанном для новичка лживом сценарии, если бы только ловкая и молниеносная рука Дэвида не выбросила в Арлин свой клинок, кончик которого вонзился в живот и заставил ее опуститься на землю.
По ее задумке, братья схватились бы в драке, а, судя по темпераменту Кевина, один из них неизменно уничтожил бы другого. Кто кого — было не столь важно, ведь Арлин оставалась бы рядом с Мелиссой, и в любой момент могла совершить предначертанное.
В таком порядке бы все и случилось, если б не сноровка Дэвида. Теперь обратительница потянулась к девушке и, прежде чем испустить дух, накрыла ее ладонью, каким-то неестественным, порывистым жестом. Все произошло так скоро, что ни Дэвид, игла которого все еще дрожала в теле обратителя, ни Орландо, занятый противоборством, не успели осознать произошедшего. Только спустя мгновение, когда память прокручивала кадры случившегося, странный жест нашел свое объяснение — под запястьем Арлин был спрятан короткий маленький нож, совсем не похожий на кинжал, который обрисовывал в своем воображении Орландо, и даже сам Хейвуд. Тело умершего обратителя засветилось, сквозь кожу проступила сетка дрожащего огня, и затем Арлин превратилась в мириады маленьких искр, взлетающих в небо. Крошечный нож незамедлительно последовал за ними.
Гнетущая тишина повисла среди упругих дождевых потоков. Дэвид первым пришел в себя, вышел из кустов и молча подобрал свой клинок. Кевин, проследивший за взглядом брата, обернулся, и устремил отчаянный взор на бездыханное тело Мелиссы, постепенно оседающее в размокшую глину. Он бы заплакал, если б уже не был достаточно шокирован происходящим.
Орландо обхватил плечи брата, встряхнул его и заставил посмотреть на себя.
— Послушай, Кевин! Ты меня давно знаешь, и ты должен понимать, что я только сам принимаю свои решения! Высшие силы противоборствуют Дьяволу, который выполняет миссию санитара, избавляя Землю от гнилых душонок вроде прежнего директора приюта. И я с радостью и чистым сердцем помогаю ему в этом. Потому что я хочу спасти наш мир, позволить ему спокойно жить и стать лучше, — он глядел в объятые ужасом глаза брата. — Тебя заманили ошибкой.
— Но я достоин! Я не хуже тебя и я могу, могу быть воином!
Орландо вдруг осознал печальную причину, заставившую брата ввязаться в игру.
— Ну конечно, ты можешь. И ты даже лучше меня, потому что твое сердце добрее и чище. Именно поэтому я всю жизнь защищал тебя, а сейчас — не смог.
Старший брат почувствовал на локте свинцовую руку Хейвуда, и понял, что им нужно торопиться.
— Мне надо идти. Скоро все это закончится, и мы сможем поговорить спокойно.
С челки Кевина стекала вода, он совершенно не понимал, что происходит, и только слушал брата с разинутым в ужасе и недоумении ртом. В таком состоянии пришлось его и оставить, потому что Орландо и Дэвид, так быстро, как только могли, уже неслись в дом колдуна, где скоро должна была появиться Софи. Оба они знали, что это конец.