***
Дом Джены Виланны находился почти на окраине города. Аккуратная постройка почему-то казалась заброшенной или просто необжитой. Эдвард постучал в дверь, представляя себе хозяйку. Получалось плохо. Ему открыла невысокая женщина. Она единым движением оглядела Эдварда с ног до головы и, кажется, улыбнулась. Необычная внешность Джены так впечатлила Элрика, что он даже забыл поприветствовать хозяйку дома. Но разговор начала она: — Вы сын Хоэнхайма, верно? Значит, он уже вернулся. Вы очень на него похожи, хотя, полагаю, вам часто такое говорят. Её неторопливая, но чёткая речь понравилась Эдварду. Она подходила внешности. — Эдвард Элрик. Приятно познакомиться, госпожа Виланна. — Заходите. Я отведу вас в библиотеку. Я обещала Хоэнхайму, помимо оплаты, пару интересных книг за столь трудное задание. Джена провела Эдварда в нужную комнату, а он думал, что дом подобной женщины не мог выглядеть иначе: хорошо освещённый, но до крайности аскетичный и чистый. У неё оказалась богатая библиотека, и Эдвард еле сдерживался, чтобы не поселиться прямо здесь на ближайшие несколько дней. Женщина достала две книги и протянула их Элрику, сама она уже держала упакованное издание Полана Вира. — Простите за любопытство, — сказал Эдвард, понимая, что не может промолчать, — но зачем вам понадобилась эта книга? Джена молчала только несколько секунд, но Эдварду уже показалось, что она не ответит. — Меня интересует преобразование живой материи, — всё так же ровно ответила Виланна. — Почему вы спрашиваете? — Я занимаюсь исследованием биомолекулярной алхимии. И подумал, раз вам нужна эта книга, то вы, верно, тоже этим заинтересованы. — Многие заинтересованы. Правда, не афишируют. Но в таком юном возрасте... Зачем вам это? Эдвард не сразу решился ответить. Причина его исследований была личной и поднимала из глубины тяжелые вспоминания. Но Джена, возможно, могла помочь ему. Её живые глаза неотрывно следили за лицом Эдварда. Она ждала. Вдруг Элрик чётко осознал, что эта женщина мучается с тем же вопросом, что и он. Она тоже страстно жаждет найти решение задачи. — Шесть лет назад умерла наша мама. Болезнь развивалась несколько лет, и мы с братом знали об этом. Врачи ничего не могли сделать. Тогда я постарался найти всё, что связано с биологической алхимией. Если люди научились создавать химер, чтобы получить более совершенных существ, то, может быть, можно усовершенствовать и человеческое тело. Так мы с братом подумали. Взгляд Джены стал мягче. Теперь в её глазах появилась нежность, которую она иногда не могла сдержать в себе. Она любила людей, а молодой Элрик напомнил ей саму себя. — Мы перекопали тонны литературы, — продолжал Эдвард, — строили гипотезы, опровергали их, составляли новые алхимические круги, узнавали всё больше об устройстве человеческого тела, экспериментировали на животных. Часто мы боялись того, чем занимаемся, но болезнь мамы и то, как она с ней справлялась, придавали нам уверенности. Ей мы, конечно, ничего не рассказывали. А потом у неё случился приступ, — Эдвард замолчал, на мгновение возвращаясь в тот день, — она потеряла сознание. Врачи предупреждали, что ей долго не жить. Её сердце билось с перебоями, и мы не могли медлить. Мы решили рискнуть. Наверное, мы совершенно не соображали в тот момент. Я был более талантлив в алхимии, чем брат, потому преобразование делал я. Я должен был изменить больные клетки, но они оказались не пригодны. Тогда меня посетила идея: заменить больные клетки здоровой тканью, — Элрик закатал правый рукав, полностью открывая протез. — Материалом стала моя кисть. Конечно же, ничего не получилось. Если бы позже я не осознал, что её сердце остановилось ещё до моего вмешательства, то, наверное, сошёл бы с ума. Эдвард смотрел на стальную кисть, слабо шевеля механическими пальцами. Они с Алом смогли пережить этот день. Болезненные воспоминания, но они справлялись. Не так много людей знали эту историю. Теперь всё известно Джене, совершенно незнакомой женщине, бывшему алхимику. Эдвард доверил ей частичку себя и был уверен, что поступил правильно. — Я всегда думал, что мне не хватило времени. Но прошло столько лет, а я так и не смог сделать удачное преобразование. Ответ ускользает от меня, но бросить исследования я не могу. Если всё-таки получится, то сколько жизней можно будет спасти. И даже вернуть кисть. Джена подошла к Эдварду, коснулась протеза, посмотрела в золотые глаза. Ей вдруг захотелось, чтобы сын Хоэнхайма был её сыном. Она бы гордилась таким ребёнком. Она уже гордилась этим юношей. Виланна умела разбираться в людях, видела их сущность так же легко, как могла растворить их тело в воздухе. Прислал ли Ван сына специально или нет, было для неё не важно. Эдвард похож на неё, пусть и совершенно другой. Она доверится ему, так же, как и он это сделал.***
— Разве братик не должен был уже вернуться? Альфонс перебирал бумаги и книги, привезённые отцом, делал каталожные записи и говорил Уинри что куда отнести. Рой что-то писал прямо на полу, отрываясь от своего занятия, когда его просили перенести очередную коробку. Хоэнхайм заполнял бумаги, иногда отвечая на вопросы Ала. — Виланна — интересный, но довольно сложный человек. Если Эд ещё не вернулся, то могу предположить, что они нашли общий язык. А в таком случае мы не скоро его увидим. — Ал, пометь эти книги, — Уинри пододвинула Альфонсу стопку. — Эд не часто общается с новыми людьми. Ему полезно. С приездом отца работа в лавке всегда кипела. Альфонс любил такие дни. Все собирались в торговом зале и разбирали новые приобретения, записывали данные. Это происходило шумно и дружно. Рой и Уинри тоже не оставались в стороне, а порой к делу присоединялся даже Маэс Хьюз, обожающий ошиваться в книжном друг Мустанга, который больше мешал, чем помогал, но создавал непередаваемую атмосферу одним своим присутствием. Поэтому сейчас Альфонсу не хватало Эдварда. Тот мог сколько угодно воротить нос от отца, но младший Элрик знал, что брат по-своему уважает и любит Хоэнхайма. — Кто хочет чаю? — спросил Ван, поднимаясь из-за стола. Увидев три поднятые руки, Хоэнхайм подумал, что, временами, он становится многодетным отцом.***
Эдвард и Джена не выходили из хорошо освещённой библиотеки. Они склонились над бумагами и вели оживлённое обсуждение интересовавшей их темы. Оказалось, что они шли абсолютно разными путями в своих исследованиях, но каждый добился поразительных результатов. Джена объясняла, что, на самом деле, эксперименты над животными полезны только на начальном этапе изучения биомолекулярной алхимии. В идеале, к каждому живому организму необходим индивидуальный подход, поэтому практика на животных не поможет в преобразовании человеческих тканей. Более того, она может сбить с толку. Но проблема в том, что эксперименты на людях невозможны, потому что приведут лишь к летальному исходу. А современная наука не может дать полной и достоверной информации о всех процессах, происходящих в человеческом организме. Эдвард показывал принцип действия придуманных им кругов. Записывал давно выученные расчёты, рассказывая о результатах своих исследований. Он доказал ей, что целесообразнее начинать с восстановления не внутренних тканей, а внешних. Контроль над таким преобразованием повышается в разы, а риск смерти сводится практически к нулю. Следует развивать именно это направление: оно не только нагляднее и помогает следить за процессом, но и даёт информацию о поведении клеток при алхимической реакции. Когда он достаточно продвинется вперёд, то, возможно, рискнёт преобразовать свою руку: собственный организм он может исследовать сколько угодно. До дома Эдвард добрался уже ближе к ночи. Отец работал в мастерской, а Альфонс сидел в комнате брата с домашней работой. Эд приветственно махнул рукой и тут же улёгся на кровать, потеснив брата. — Я подумал, что тут точно тебя не упущу, — объяснил Альфонс, хотя Эдвард ничего не спрашивал. — Ты засиделся у этой женщины. Чем вы занимались? — Оказалось, что она тоже занимается биомолекулярной алхимией. Удивительно, насколько глубокой может быть эта тема. Тебе тоже надо с ней познакомиться. Но я устал, как пёс. Голова болит, — пожаловался Эдвард. Альфонс улыбнулся, отложил учебники и, распустив брату волосы, стал массировать ему голову. — А мы весь вечер разбирали новые поступления. Но и половины не сделали. Ещё Уинри сказала, что бабушка Пинако приглашает нас к себе, мол, мы совсем заходить перестали. А Рой заявил, что заниматься в папиной библиотеке одному слишком скучно, поэтому работал прямо в зале. Жаль, что тебя не было. — Прости. Давай займёмся этим в выходные. Завтра я хочу снова пойти к Джене. Ты не против, если меня не будет? — Конечно, братик. Думаю, это замечательно, что ты завёл новое знакомство. — Хочешь пойти со мной? — Как-нибудь в другой раз. Уинри попросила ей помочь. — Хорошо. Если прекратишь, я тебя покусаю, — предупредил Эдвард, когда младший брат перестал чесать ему голову. — Брат, ты такой эгоист! — рассмеялся Альфонс. Когда Хоэнхайм заглянул к Эдварду в комнату, заметив горящий там свет, то нашёл спящих в одежде сыновей, окружённых учебниками и тетрадями. Ван собрал с кровати всё лишнее и потушил свет. Оба его взрослых ребёнка, иной раз, казались сущими детьми, что было совсем не плохо.