Поднимись на борт

Асфальт ровно ложился под колёса. Исправно гудел мотор, фары освещали сухую дорогу. Сегодня Джону повезло. Молодой парень с девушкой жили в пригороде: приличное расстояние от одного из центральных клубов города. Второй заказ за сегодня. Чаевые. Можно будет оплатить часть счетов… Иногда, в удачные дни, Джон брал машину сестры и подкатывал в места вечернего веселья лондонцев. Здесь почти со стопроцентной гарантией можно было подцепить клиентов. Хотя это было рискованным делом: ни лицензии, ни гарантии оплаты, ни страховки от «охотников за таксистами» у него не было. Да, он возил под сиденьем пистолет, незарегистрированный, трофейный, но вряд ли успел бы им воспользоваться, начни его душить с заднего сиденья. Рабочие дни выпадали редко: боль в ноге всё чаще заставляла брать с собой трость, выходя на улицу. Так не должно было быть, он понимал и без психотерапевта, что его боль — фантом, фальшивка, которая прочно обосновалась в голове. И от этого хотелось позорно расплакаться. Другое дело ранение в плечо; шрам можно осязать, в плохую погоду ощутить ноющую боль, в конце концов, оно стоило спасенной жизни. А нога… Элла постоянно убеждает его, что это механизм замещения. Джон в депрессии, Джон пытается бежать от проблем, отодвинуть их на задний план, возможно, это подсознательная попытка избежать самоубийства… Всё это здорово мешает жить и найти постоянную работу. — Вот мудак! На безупречно пустой дороге неожиданно вырисовался тёмный силуэт. Джон запоздало ударил по тормозам. В ночи он слишком поздно заметил человека. Выкрутил руль, объезжая живое препятствие, и чуть не кувыркнулся в овраг. «Чёрт, чёрт, чёрт…». Он мгновенно выскочил из машины посмотреть, как там ночной безумец, шагающий посреди шоссе в столь поздний час. Тот растерянно сидел посреди дороги, скорее упав от страха, чем от повреждений. Джон точно помнил, что не коснулся его капотом. С мужчиной явно было что-то не в порядке. Он сидел, словно кукла, раскинув длинные прямые ноги в стороны, верхняя часть туловища раскачивалась с точностью метронома, на лице застыло опустошение. Ватсон несколько раз щёлкнул пальцами у головы мужчины — никакой реакции. Застывший взгляд вдаль. Для начала Джон решил убраться с проезжей части, не хватало ещё попасть под колёса двоим. Он подтащил нескладное тело к машине, ух и тяжёлый… — Вам плохо? Что с вами? — на Джона по-прежнему не обращали внимания. Несколько пощёчин сдвинули дело с мёртвой точки. Незнакомец прекратил раскачиваться, посмотрел на спасителя и начал тихонько что-то бормотать. Он явно находился под кайфом и не воспринимал действительность. — Сказать Лестрейду… она скрывалась в доме… она скрывалась в доме… никто не знал… она скрывалась в доме… Сказать Лестрейду… — Спокойно, я всё ему передам, — решил согласиться Джон с обеспокоенным наркоманом, вцепившимся в рукав его куртки, и провести маленький осмотр. Наконец, это удалось, и, не обращая внимания на продолжающую литься бессмыслицу, он выяснил, что документов в карманах нет, в бумажнике немного наличности и только, никаких карт с именем владельца или водительских прав, телефона не оказалось. Более внимательный осмотр мужчины показал, что его дорога до шоссе была нелёгкой: грязное пальто и мусор в волосах говорили, что тот падал, и не единожды, на грунтовую дорогу и просто в траву. Но вот ведь, выбрался и куда-то настойчиво стремился. Лучше всего было отвезти его домой, - решил Джон. Явно дорогая одежда и ухоженные руки заставили промелькнуть мысли, что того могли опоить. Или всего-навсего это начинающий наркоман, - тут же осадил себя Ватсон. — Где вы живёте? — даже надеяться на ответ не стоило. Всё восприятие этого мужчины было направлено на себя. Что ж, выход всегда найдётся. Джон огляделся вокруг, была глубокая ночь, шоссе пустовало, до ближайших домов — десятки километров. Он всмотрелся в тусклые звёзды, вздохнул. То, что он собирался сделать — глупость. Щелчок предохранителя насторожил мужчину. Звук выстрела напугал. Джон не дал развеяться страху, хорошо, что сработало. — Куда ехать? Отвечай! Живо! — Ватсон угрожающе замахнулся пистолетом для удара. — Где ты живёшь? — и встряхнул для порядка подобравшегося человека. — Бейкер-стрит 221В, — скороговоркой выплюнул тот, и сам испугался того, что сказал. И в этот момент его лицо показалось Джону неуловимо знакомым. Почти в кромешной темноте трудно было определиться, но глаза… он вот-вот мог вспомнить, откуда они знают друг друга. Волшебное мгновение прошло, породив целую бурю в памяти, где тасовались и отбраковывались различные события и встречи, различные люди и эмоции, но нужные, к сожалению, не находились. — Хорошо, молодец. Сейчас мы туда и поедем, — Джон уже усаживал замолчавшего мужчину на переднее сиденье, оставив идентификацию незнакомца на потом, — надеюсь, ты не заблюёшь машину Гарри, а то мне достанется. Они благополучно достигли города, мужчина заснул почти сразу же, как они тронулись в путь, иногда сквозь сон прорывалось беспокойное бормотание. Дверь 221B через несколько томительных минут приоткрыла пожилая дама. И Джону стало неловко за свой «груз». Должно быть, она волновалась. — Простите за беспокойство, я встретил одного человека, и он назвал этот адрес… — Боже мой, Шерлок! — дверь распахнулась, и хозяйка устремилась к машине прямо в тапочках и халате. — Что с ним? Где вы нашли его? — Подобрал на шоссе, он был не в себе, звал какого-то Лестрейда, — Джон, пыхтя, начал вытаскивать мужчину. — Мы уже четыре дня разыскиваем Шерлока, если бы не вы… Сейчас я позвоню Грегори, — Джон посмотрел вслед бойкой женщине. Наверное, родственница, столько суетного беспокойства он не видел уже давно. Этот таинственный Шерлок так и не проснулся, только завозился немного, устраивая кудрявую голову на плече своего транспорта. Они с трудом преодолели лестницу, указанную миссис Хадсон, как любезно она представилась, всё-таки домовладелица. И очень сердобольная для просто соседки. Потом наступила хаотичная суета из смешавшихся звуков полицейской сирены и скорой помощи, от громких переговоров людей, заполнивших небольшую гостиную, от немного растерянного, пришедшего в себя стараниями медиков и радостного Шерлока, раскрывшего преступление. Джон, дав скупые показания, уже подумывал свалить из этого бедлама, маленькая квартирка превратилась в штаб руководства спасательной операцией, и его никто не замечал. Но он не смог покинуть кресло, нога отозвалась резкой болью. Трость, естественно, осталась в багажнике, а преодолеть комнату и тем более лестницу незаметно не было никакой возможности. От злости на самого себя у него помутилось в голове, он зажмурился, чтобы не расплакаться от унижения. Герой, твою мать, вечера не может выбраться из кресла. И вокруг будто никого. Надеть бы маску своего парня, шуткануть, попросить довести до выхода и заказать такси. Но сил на игру, когда вот-вот навернутся слёзы, не было. Дыхание непроизвольно сбилось, смотреть на разбушевавшуюся вокруг радость не было желания. Все хлопали друг друга по плечам, поздравляли с успешным окончанием дела — девушку спасли. Только он чужеродный осколок, застрявший в обивке кресла. Жалкий, беспомощный калека. Сколько времени прошло, сказать было трудно, но постепенно звуки стихли, оставив мерное тиканье часов, и мягкую поступь шагов по ковру. Джон заставил себя расслабиться и дышать реже и глубже, скрываясь ото всех за обратной стороной век. Чужие руки осторожно коснулись его запястий. Мягко и напряженно остановившись у локтевых сгибов. — Все разошлись, — Джон открыл глаза, голос был глубоким, совершенным и невероятно подходил к греховному изгибу губ. Теперь, в спокойствии и при освещении, можно было отлично рассмотреть лицо Шерлока. Худощавое, пестрое от игры света и тени, высокие острые скулы, смело разлетевшиеся брови над ясными холодной воды глазами. Красиво. — Я помогу вам встать. Паника затопила всё существо Джона. Этот человек знал… знал о его позоре. Бессилие сладко сомкнуло свои объятия с упрямством. Ватсон нелепо поднялся из кресла, игнорируя отпрянувшие руки, и, придерживаясь стен, направился к выходу. Сзади, едва касаясь талии, его страховал Шерлок. — Вам нечего стыдиться. Несколько часов назад вы втащили меня сюда на своих плечах. — Кхм-кхм, тактичность? — в дверях появился весьма представительный высокий мужчина. — Я поражён степенью твоей благодарности. — Майкрофт! Ногу Джона будто обвил огненный жгут, боль затянулась и дёрнула его к полу. Не стоило и надеяться, что он сможет выбраться отсюда, сохраняя подобие достоинства. Не кричать, не кричать, только не… эмммммм. Джон услышал свой стон словно бы со стороны, вцепившись в ногу. Шерлок дёрнулся к нему, будто привязанный. И в эти мгновения, растворяясь в боли, Джон вспомнил, отчего глаза казались знакомыми, отчего кудри падали на лоб похожими завитками, отчего в момент командования операцией интонации голоса приятно бередили кровь, заставляя сжиматься от собственной ничтожности. Всё оказалось так просто. Мальчишка, который заставил его пылать под собой, который, не задумываясь, назвал шлюхой, который мог бы стать великолепнейшим домом… Память о котором жила несбыточным, фантастическим сном. И Джон предложил бы попробовать ещё раз, остервенело вцепился бы в этот шанс зубами, потому что один раз он уже упустил его. Он молил бы на коленях хотя бы о единственном прикосновении. Пусть не на главных ролях, пусть изредка, пусть пренебрежительно… но таким цельным, как тогда с Шерлоком, он не ощущал себя никогда. Будь он, как прежде, в форме… Если бы не чёртов шрам, не чёртова НОГА. Теперь-то ему нечем зацепить эту роскошную силу, кроме послушания. Весьма ограниченного. Гениальную силу, окружённую признанием и ароматом опасности, от которого покалывает подмышки и бросает в жар. — … я даже вызвал силовую поддержку. Ты обычно не церемонишься со своими спасителями, оставляя мне благодарить их, — в комнату вошли двое крепких парней и подняли Джона под руки. — Он. Не. Обычный, — резко проговорил Шерлок. — Хорошо, я запомню, — лениво качнул головой Майкрофт. Джон устало и безразлично повис на крепких плечах, перелетая через ступеньки. Вот так вот просто от него избавились, даже если он какой-то особенный. Особенно ущербный. Быстро и эффективно отправили в ту дыру, из которой он вылез сегодня вечером. — Ваша машина уже в гараже. Компенсация за моральное беспокойство на счету. Шерлок мог погибнуть на шоссе. Доза была предельная, и я рад, что вы подобрали его, — представительная ладонь протянула визитку в салон такси, куда устроили Джона. — Можете обращаться в сложных ситуациях, — Майкрофт Холмс, значилось на плотной бумаге, и длинная вязь номеров. Джон был настолько опустошён происходящим, что не обратил внимания на то, что не представлялся, на то, что Шерлок показался в дверях 221В аккурат к отъезду такси и на саркастично приподнятую бровь представительного Майкрофта Холмса. Холодное яростное возбуждение накинулось на Джона уже потом, когда он принял душ и улёгся в стылую кровать. Видимо, опустошённость не могла надолго удержать позиции и сдалась под напором подсознательного воображения. Единственное место, где он мог представить нового Шерлока таким — у себя в голове. Шерлок! Джон узнал имя своей звезды. Новый Шерлок был ещё увереннее, ещё сильнее и жёстче. Он засиял, как ограненный алмаз в свете тысяч прожекторов. Он перестал быть неловким, смущаться и пугаться вида вспухшей кожи от удара стеком. Он завладел абсолютным контролем. Он абсолютно завладел Джоном. Его дыханием, его движением, его голосом, зрением, членом, анусом и ртом. Его наслаждением и болью. И самое главное — он завладел его сердцем, нанося по нему самые сокрушительные удары. И то, что Шерлок получал удовольствие, созерцая свои владения, пробуя свои владения, распоряжаясь ими — было для Джона отчётливо возбуждающим фактором. Воспоминания в его разуме размылись. Теплота рассеялась, побежденная лихорадочной смутой. По-прежнему перед ним был незнакомый человек, и это не имело значения, потому что Джону хотелось довериться вихрю, не оглядываясь на собственные года, уже не такое привлекательное тело, несмотря на скорчившийся на коже шрам и больной мозг. И Шерлок был этим идеальным вихрем. В молодости только набирающим силу и представшим теперь во всём великолепии созревшей разрушительной стихии. Если бы Джон попал в кольца идеально прилегающей к телу верёвки, если бы наслаждался её мягким давлением, грозящим оставить на коже пламенные красные отметины, подумай он вырываться по собственной воле или невольно… Она опоясывала бы его щиколотки и запястья, проходила под бедрами и поперёк груди, сжимала мягко-безжалостной рукой его яйца и член, пытающийся взорваться, прямо как в эту секунду. Захватывала бы цепкой лианой шею. И он, наслаждаясь её касаниями, пытаясь усилить недостаточное давление, распределённое равномерно расчётливой и ловкой до узлов рукой, извивался в этих объятиях. Слишком нежных, когда ему хотелось бы быть раздавленным. Слишком эфемерных для их действительной крепости. Но ещё не время, и возбуждение плещется, разбиваясь о натянутые тросы, кожа краснеет в нетерпеливом трении. Жертва для взбесившейся стихии — вот кто сейчас Джон. На секунды восходит тишина — предвестник действительно страшной волны. Ватсон замирает, одно слово приказа превращает его в соляной столб. Застывшая поза — камень волноотбойника, дрожащий изнутри от ласковых прикосновений, от предвкушения встречи со стихией. Он боится рассыпаться до того, как схлестнется с ней, но стоит в тишине, глядя как раскраснелись его соски. Они доведены до той степени чувствительности, что попади по ним первая волна, кровотечение неизбежно. Кожа настолько истончилась, чрезмерно прилила кровь… Один удар стекового прямоугольничка — его прорвёт. Однако стихия не спешит приходить быстро. Шерлок подготовился бы основательно. Это была бы игра, в которой Джон вымаливал бы себе каждый крохотный дюйм его члена, шлёпающий по губам, солоно скользящий по дёснам, растягивающий нити слюны, полнившей рот от возбуждения. Игра, в которой Джон ловил бы дразнящую его головку, без права сжать её, невесомо покачивая на языке и ожидая, когда на его подбородок крепко ляжет властная ладонь, сочтя горло предпочтительнее прелюдии. И, наконец, вязкие брызги, строптиво пролетающие мимо открытого в ожидании рта; лицо, покрытое тёплой спермой, которую разрешено будет вытереть о ногу мастера. И дальше, дальше набирающая обороты стихия… Мягкохвостая плётка, с любой стороны удара достающая до его гениталий, её быстрые укусы, превращающие анус в центр тактильного голода, а Джона в оплавленный кусок камня, жалко скулящий и разводящий ноги, выпячивающий кверху сердцевину своего алчущего зада. Ударов всё больше. И всё равно недостаточно. Ничто не будет достаточным, кроме члена Шерлока, если он решит наградить Джона, а не обойдётся своими пальцами или дилдо. Последние варианты сводят бравого доктора с ума. С ними игра может длиться бесконечно долго. Так долго, что, наверное, он начинает пускать слюни и вырываться в агонии искрящих нервных окончаний. Только опустошение, приходящее за штормом, баюкает его тело и разум. Он начинает жить, будто с чистого листа. Спокойный, открытый, кристальный. Кончив, Джон засыпает. И наутро, вместе с ясностью тела, приходит отчаяние: мечты останутся для него несбыточной картинкой для одинокой спальни. Его безупречный шторм никогда не прилетит в уже разрушенный дом, где побывала другая стихия. Гораздо более разрушительная и кровавая. Оставившая на нём больше следов, чем что бы то ни было. Афганистан. Война.