Два Отражения Луны

Намимори. С точки зрения итальянских мафиози и японских якудза ёкайского происхождения самый спокойный город в мире. Вот только таким он был до того, как в нем поселилась семья Савада. Как когда-то и предсказывала Нана, Йемитсу — потомок Иэясу в каком-то там поколении, практически сразу после рождения дочери уехал обратно в Италию, сообщив жене, что едет на заработки в шахты нефть добывать. Нанахиме до сих пор не понимала, как смогла удержать смех и не расхохотаться ему прямо в лицо. Первый приезд блудного «мужа» был совершен тогда, когда малышке исполнилось три года. Это был знаменательный день. Предупрежденная заранее воронами, которые присматривали за ними с подачи Карасу-Тенгу, Нана приготовила сытный обед — надо же поддерживать облик прилежной домохозяйки! Вместе с горе-муженьком прибыл неизвестный старик, которого Йемитсу представил как своего работодателя, которому, разумеется совершенно случайно, было с ним по пути. Нана покивала головой и усвистала на кухню, вытаскивать пирог из духовки. Она, может быть еще бы и поверила, если бы была обычным человеком. Вот только она ханъе и различить того, кто не раз отнимал чужую жизнь, она может. Шуганув Зашики-Вараши, которая последовала за ней для помощи в хозяйстве, дабы ее не увидели, она вытащила пирог из духовки и поставила его на стол остыть. — Нана, а где Тсуна? — спросил Йемитсу, садясь за стол и вдыхая аромат домашней еды. Он, может и не любил женщину, на которой женился только ради ребенка, но не отдать должное ее умению готовить он не мог. Жаль только, ребенок оказался девочкой, а повторно забеременеть Нана не могла. Врачи сказали, что вторые роды ее убьют. Не только отцу с братом аукнулось проклятие Лисицы! Мужчины семьи не могли иметь детей от аякаши, а она с трудом забеременела от Местного Бога и то, чуть не умерла родами. Хорошо еще об этом факте семьи узнала уже после. А то с них бы стало разнести больницу по кирпичику! — Тсу-тян играет на улице, — кивок на открытые двери, откуда доносился довольный детский смех для мужчин и тихий шепот, который слышала только Нана и Тсукико. Нанахиме улыбнулась. Опять маленькие ёкаи вселились в игрушки и развлекали малышку. Внезапно детский смех замолк, а чуть погодя сменился надрывным плачем, который перекрывал противный лай собаки. У соседей как раз была такая. Противная чихуа-хуа. Мужчины, переглянувшись, вскочили на ноги и бросились на улицу. Может, Йемитсу не особо любил свою дочь, но она была одной из кандидаток на пост Десятой, а это довольно большая власть светит на горизонте. Нана же чуть замешкалась и бросилась к дочери тогда, когда мужчины уже скрылись на улице. Их глазам предстало странное зрелище. Небольшая собачонка бегала вокруг девочки и заливалась лаем на окружающие ее игрушки. Особенно досталось мерно подскакивающему мячику. Вокруг самой же девочки полыхало Пламя. Но не оранжевое, как можно было ожидать, а какое-то янтарное с золотыми всполохами. Нана прижала ладони к губам. Именно таким стало Пламя Иэясу, когда он стал Великим духом Неба! Но… Разве оно не рано пробудилось? Тсукико ведь еще ребенок! Но то, что произошло далее, вывело эту тихую мирную женщину, даром что дочь Нурарихёна, из себя. Старик, которого представили как Тимотео, наложил на ее малышку ограничитель и запечатал большую часть Пламени! Это все-равно, что ограничить само развитие! Учитывая, что это Пламя — ее суть, он практически нарушил саму сущность Тсукико как ёкая! Нана сама не заметила, что сжала ладони с такой силой, что нож, находившийся в ее руках, согнулся пополам. Моргнув, она бросила его в темный угол, а Зашики-Вараши, недовольно ворча, утащила его подальше, чтобы на него не наткнулись. Мужчины, пообедав, спешно покинули гостеприимный дом, отговорившись какими-то форс-мажорами. Нана понятливо покивала и отпустила их с легким сердцем, желая чтобы они как можно дольше не появлялись у нее дома. Вернувшись в дом, она поспешила к дочери. На втором этаже в ее комнате около кроватки ее сокровища уже стояла одна фигура. С рук этой фигуры, распростертыми над телом девочки, лился золотистый свет. — Ты уже здесь… — Нана облегченно выдохнула и сползла на пол. Мужчина кивнул, не отрываясь от своего занятия. — Я почувствовал как мой смертный потомок ограничил силу «рожденной». Как только он удалился, я поспешил сюда. — Никаких проблем не будет? Иэясу задумался, опуская руки и поправляя легкий плед, которым, в связи с жаркой погодой, была укрыта малышка. — Да не должно… Как вариант нарушение координации до совершеннолетия. Потом, после становления как ёкая, это выправится. — То есть… До тринадцати лет Тсукико будет постоянно падать и набивать синяки с шишками? Я убью этого старика! — шепотом вскричала Нана, вскакивая на ноги и потрясая кулаками. — Успокойся, — улыбнулся мужчина. — Тебя внизу ждут. — Ты останешься? — Нет. Вернусь к себе в святилище. Я слишком много сил потратил, выправляя то, что натворил мой потомок. Нана кивнула и, развернувшись, пошла на первый этаж. Иэясу же засветился и исчез, как будто развеянный ветром. Гостем, что ждал внизу, оказался Карасу-Тенгу. Поставив перед ним порцию еды, Нана села напротив. — Что-то случилось? — Да нет. Ваш отец попросил узнать как вы, и не собираетесь ли вернуться? Нана отрицательно покачала головой. — Нельзя. Неизвестно, когда Йемитсу решит вернуться. — Будете жить здесь как на пороховой бочке, ожидая его возвращения? Нана задумалась. — Я подумаю.

***

Спустя пару месяцев Тсуна, как звали малышку малознакомые люди, забыла про этот случай. Детская память, она такая… Многое быстро забывается. Правда, некий страх перед собаками, что примечательно мелкими, остался. Субботним вечером Тсукико возвращалась с детской площадки, находящейся на пересечении двенадцатой и пятнадцатой улицы. Малышка была горда собой. Еще бы! Мамочка разрешила ей возвращаться домой самой! Она чувствовала себя такой взрослой! Ей было еще невдомек, что маленькие ёкаи, постоянно сопровождающие ее, при необходимости могли запугать гиганта-старшеклассника. Так что Нана была спокойна. Внезапно для своих сопровождающих малышка резко свернула в переулок. В темный переулок. Ёкаи всполошились и поспешили за ней. На деле, Тсукико и сама не знала, почему свернула именно сюда. Ее просто… Потянуло туда. Вот и все. Малышка, огибая грязные лужи, с некоторым трудом вспомнила, как то-сан, настоящий то-сан, а не тот, которым она должна считать того странного дяденьку, что приезжал несколько месяцев назад, что-то такое говорил. Вспомнить бы… О! Вспомнила! От неожиданности она даже резко остановилась, но потом продолжила идти дальше. То-сан называл это шестым чувством или ин-ту-и-ци-ей. Говорил, что они способны чувствовать неправильность окружающего мира и под-соз-на-тель-но совершать оптимальный выбор. Говорил, что это позволяет отделить зерна от плевел и найти тех, кому можно доверять, а кому нельзя. Вот и сейчас, ведомая интуицией, в сопровождении маленьких ёкаев, малышка все дальше заходила в переулок. Остановившись около кучи коробок она стала внимательно вглядываться в них. Обычные люди, в большинстве своем, увидели бы под ними грязную, тощую собаку неопределенной породы. Но вот Тсукико видела совершенно иное. Ее глазам предстал сильно побитый, истощенный, окровавленный мужчина. Хотя… Он определенно был ёкаем, так что в интерпретации его возраста она могла и ошибаться. И вообще, глядя на этого ёкая создавалось ощущение, что он отстоял свою жизнь в тяжелом бою, но сейчас из-за ран медленно умирает. — Дядя, вам плохо? — наивный по своей сути вопрос.

***

Куройину[1] прекрасно знал, что умирает. Даже живучести ёкая не хватит, чтобы их регенерировать. Впрочем, его радовало то, что он сумел отвлечь онмёдзи от своей стаи и они могли перебраться в другое место, где их никто не тронет. Ни ёкаи, ни онмёдзи. Разве не это долг вожака? Сейчас, лежа на размокших от недавнего дождя коробках, вся его относительно короткая жизнь пробегала перед глазами. Рожденный в стае оками он с первого осознания понял, что не будет там своим. Черный оками. Выродок, как таких презрительно называли. Женщина, родившая его, практически сразу же была убита, как нарушившая негласный запрет на связь с лисами. Она едва успела вскормить его, дабы он не помер в первые минуты после рождения. После этой смерти, он был никому не нужен. Выродок. Изгой. Монстр. Чудовище. Он слышал эти слова изо дня в день. От таких же монстров как и он сам. Лицемеры. Он выжил. Выдрал свою жизнь из когтей оками и смог сбежать. Десятилетия жизни в одиночестве, а потом… Он обнаружил такого же как он. Черный щенок, брошенный родителями. Взяв его с собой он и сам не успел заметить, как вокруг него собрались такие же выродки. Его стая. Стая, выбравшая его вожаком. Вот только им не дали жить спокойно. Выродков не любят и презирают по той причине, что в моменты гнева они утрачивают контроль над собой и своим «страхом», из-за чего убивают и разрывают на части все, что встает у них на пути. Не раз и не два стая сама сокращала свое количество из-за таких вспышек, но, не смотря на это, они продолжали держаться вместе. Так была хоть какая-то возможность жить. На этот раз они попались онмёдзи из какого-то малоизвестного рода. Но даже они умудрились потрепать стаю, которую ёкаи недавно чуть на гайдзинский флаг не порвали. От полусотни к моменту нападения осталось ровно половина. Выжить при первой атаке удалось лишь восемнадцати. И эти восемнадцать изгоев он должен был спасти. Он увлек за собой онмёдзи и ему оставалось только надеяться на то, что стая уничтожена не полностью. Рядом с его умирающим телом присел маленький комочек. Куройину прикрыл глаза. Вон, уже глюки появились. Ну кто в здравом уме будет так спокойно разглядывать окровавленного монстра? Поэтому прозвучавший вопрос… — Дядя, вам плохо? … был для него как… Удар кувалдой по темечку. Этот… Детеныш его совершенно не боялся! Как будто она каждый день видит окровавленных монстров! Хотя… Мужчина принюхался. Очень слабо, едва ощутимо от нее исходило ощущение ёкая. Впрочем, это же детеныш. Даже по меркам ёкаев. Дальнейшие действия малышки поразили ёкая до глубины души. Она, нисколько не боясь его, подошла и стала аккуратно стирать платочком кровь с лица. — Вы идти можете? Мама может вам помочь! Я сама еще не умею, — сбиваясь с мысли на мысль произнесла девочка. Мужчина с трудом встал. У этого детеныша была очень чистая душа. Куройину даже подумал, что не смог бы на нее напасть даже во время приступа безумия. Малышка же, не почувствовав сопротивления, легко провела пальчиками по одной из многочисленных царапин на его лице. Царапины зачесались — регенерация, практически исчезнувшая из-за преддверия смерти, вновь начала латать организм ёкая. Улыбнувшись, детеныш помогла встать ёкаю. Через десять минут глазам прохожих предстало довольно странное зрелище. Ребенок лет трех-четырех шел в сопровождении огромной черной собаки, которая в холке была ровно по макушку девочки. Да и сама девочка не боялась этой собаки, и спокойно держала свою ладошку в шерсти пса. Те же, кто мог видеть истину, вообще бы замерли в шоке. Ну еще бы, как не замереть, если видишь как ребенок спокойно идет в сопровождении мужчины, залитого кровью по самую маковку? Да еще и спокойно держит его за руку?

***

Нана, увидев спутника дочери, лишь всплеснула руками. Затащив его в гостевую комнату, она тут же занялась его лечением. В отличие от дочери она прекрасно знала, как действует способность, доставшаяся им от матери и бабушки. Куройину каким-то остановившимся взглядом смотрел на то, как под ладонями женщины исчезают практически смертельные раны, от которых он к вечеру должен был отбросить лапы. И все было бы прекрасно, если бы из кухни не вылетел Карасу-Тенгу. — Выродок, — выдохнул он, глядя на черного оками. Тот оскалился и приготовился к бою, так как чувствовал появление около дома нескольких отнюдь не слабых ёкаев. Но бою не дала свершиться малышка. Она бесстрашно подошла к ёкаю, взобралась на его колени и обняла. — Хороший… — последний луч солнца спрятался за горизонтом и в этот момент каштановые волосы малышки окрасились в золото и превратились в настоящее пламя, которое перебралось на оками и окутало его коконом. Карасу вытаращился на Наследницу. Остановить выродка, который собрался атаковать, ранее считалось невозможным! А тут… Крушение мировоззрения! — Госпожа, — обратился Ворон к Нане, которая с улыбкой смотрела на ночную ипостась дочери. — прибудьте, пожалуйста, в главный дом. Такая новость должна быть доведена до Старейшин. — Хорошо, Карасу… — кивнула Нана.

***

Через несколько дней семья Савада покинула гостеприимный городок Намимори и на междугороднем автобусе[2] отправились в Укиёэ. Сей город, по сравнению с Намимори был гораздо крупнее. И древнее. Развитие Эдо, он конечно же не застал, но появился несколько позднее[3], в отличие от Намимори, который появился в середине двадцатого века. Пассажиры автобуса умилялись малышке, что бесстрашно гладила огромную собаку. Несколько часов пути и семья оказалась в городе. Куройину осторожно взял заснувшую Тсукико на руки, стараясь ее не разбудить. Прибыв в поместье, Куройину весь сжался, стараясь не реагировать на пристальный взгляд ёкаев, которых здесь было множество. — Пройдемте, Госпожа, — произнес Кубинаши, появляясь перед Наной. Женщина кивнула и позволила проводить себя в зал Собраний. Краем глаза она заметила каштановую макушку племянника, который играл с маленькими ёкаями. — Всем добрый день, — произнесла Нанахиме, принимая обличье ёкая. Как ханъё она могла делать это в любой момент времени. — Добрый, — отозвался Рихан, убирая за пазуху трубку. Остальные, как он заметил, поступили также. Они все помнили те времена, когда за курение им прилетало половником по макушке. Возвращения такой старой доброй традиции они не хотели. А по тому как сощурились глаза близняшки, это было вполне возможно. — Хм-м… — Рихан перевел взгляд на спутника жены. Черный оками был готов к нападению — это было заметно с первого взгляда. Но… Создавалось ощущение, что первое, чем он займется при нападении на него будет защита ребенка. — Почему ты не напал на нее как только встретил? Насколько мне известно, у вас временами сносит голову от ярости и вам без разницы, кто перед вами. А учитывая произошедшее… Оками пожал плечами. — Она успокаивает. Энергия, исходящая от нее, не дает нашему безумию захватить нас с головой. Мы способны в такие моменты контролировать себя. — Говоришь так, как будто такое уже было… — произнес Дарума, смотря на ёкая. Тот кивнул головой. — Год назад. Моя стая тогда была у святилища Дай Тенгоку. Переглянувшись, Старейшины кивнули. Святилище Дай Тенгоку действительно обладало такой особенностью. Как и Дух-Хранитель. — Карасу, — обратился Второй глава к советнику отца. — У вас в клане есть выродки? Ворон кивнул. — Доставьте его сюда. Проверим действительно ли это так.

***

Обозначенного Тенгу должны были доставить к вечеру. Все это время Куройину должен будет провести под охраной в одной из многочисленных комнат поместья. Ну что ж… Раз нет выбора… Передав девочку матери, он послушно проследовал за Кубинаши, который должен был сопроводить его. Нана же, вместе с братом и проснувшейся дочерью, проследовала на улицу. Надо было познакомить Наследников. Старший Наследник в это время тихо хихикал над своей телохранительницей, угодившей в очередную ловушку. Поспешившие ей на выручку Куротабо и Аотабо провалились в прикрытую волчью яму, что добавило еще смеха у ребенка. — Рикуо! — окликнул его отец. Мальчик развернулся и бросился к отцу, который легко поймал его на руки. Повернув сына лицом к гостям, он произнес: — Знакомься, Рикуо! Это твоя тетя — Нанахиме, а это… — Савада Тсунаеши, но для клана Тсукико, — бойко произнесла малышка, разглядывая родственника. — Нура Рикуо, — представился в свою очередь мальчик. — А почему два имени? — Одно для людей, другое для ёкаев, — отозвалась малышка. Рихан покосился на сестру. — Имя данное Йемитсу мне не понравилось, — произнесла шепотом Нана, садясь на энгаву. Рихан сел рядом и, смотря на играющих детей, спросил: — Ты знала, что он выродок? — Поняла практически сразу. Но, ведь это не его вина, что он родился таким…

***

Нурарихён рыскал по всем кладовым, которых в поместье было изрядное количество. Никто из ёкаев никак не мог понять, что ищет Главнокомандующий, но тут он с радостным возгласом вышел на энгаву, потрясая небольшой стопочкой бумаги. — Со-тайчо, что это? — пискнул Натто-козо, смотря на Первого. — Офуда, — отозвался старик. — Коремицу Кейкаин вручил их Ёхиме перед тем, как мы покинули Киото. Но она ими так и не воспользовалась. А сейчас они нам пригодятся.

***

Обозначенная процессия с выродком клана Тенгу прибыла глубокой ночью. Тихо разбудив малышку, ради чего пришлось постараться, ибо Тсукико с Рикуо спали в куче подушек на одном футоне, Нана прошла во внутренний двор. Там в центре была своеобразная клетка — четыре шеста, образующие квадрат, и прикрепленные к ним офуда. В центре клетки сидел классический представитель Тенгу. Вот только его крылья были белы как снег. Широйхейн[4] сколько себя помнил провел взаперти. Белые перья с волосами, алые глаза и частая немотивированная агрессия явно постановила. Выродок. От смерти его спасло заступничество матери. Жене главы клана не посмели отказать. Но все-равно, вся его жизнь протекала в небольшой клетушке практически без солнечного или лунного света. Из собеседников лишь мать, которая учила его и младший брат Куромару, который иногда скрашивал его вечера разговорами. Сегодняшний день был странный. Еще утром Нурегарасу сообщила ему, что отец как ужаленный носился между двумя городами, а потом вообще потребовал, чтобы его доставили в главный дом! И вот сейчас, ёжась под взглядами Старейшин и прочих ёкаев, Широйхейн пытался понять, зачем он здесь? Агрессия, выплескиваемая некоторыми ёкаями, заставляла его быть настороже, из-за чего он медленно стал выходить из себя. Рихан неторопливо обнажил Ненекиримару. Внезапно белый Тенгу замер и… Заурчал. По другому звуки, доносившиеся от него, нельзя было интерпретировать. Повернувшись, он не мигая уставился на девочку, что бесстрашно преодолела клетку и подошла к нему. — Хороший, хороший, — погладила она его по низко склоненной голове. В алых глазах стали появляться признаки возвращения разума. — Итак. Как мы все видели, Тсукико действительно может усмирять выродков, когда те на грани. И в таком случае я не вижу причин лишать их жизни, — констатировал Рихан, убирая меч в ножны. Тсукико улыбнулась, срывая первую офуда и нарушая границы барьера. Рядом с ней тут же оказался Куройину, который несколько мгновений посверлил Тенгу внимательным взором алых глаз, а потом кивнул. В этот момент еще никто не догадывался, что только что произошло. Два ёкая признали главенство третьей. Без клятв и обязательств. Положив тем самым начало образования нового Хякки якко. [1] Куройину — Черный пес. [2] А хрен его знает, есть они в Японии или нет… [3] В 149 главе на 20 странице упоминается пригород Укиёэ. Учитывая, что события происходят в эру Генроку, то Укиёэ существует примерно с 1688-1704 года, если не раньше, что вполне возможно, учитывая, что в первый раз поместье клана Нура показывается еще во времена начала периода Эдо (~1600 год), как и сам городок… [4] Широйхейн — Белое перо.