До и после

Городецкий сидел рядом, его острое колено ощущалось ногой. Завулон, вроде бы уже успокоившись, поймал себя на том, что опять начинает досадовать. Сменив своему рабу облик, задействовав редкое заклинание, он теперь, как и все, видел перед собой другую внешность. Хотелось на все наплевать и нейтрализовать магию смены облика. Хотелось до такой степени, что зудело от нетерпения в кончиках пальцев. Завулон по привычке ухватил за локоть Городецкого и тот вздрогнул. Нехорошо так вздрогнул, будто хотел отодвинуться из протеста, но все-таки не посмел. Хотелось верить, что раб вздрогнул не от страха. Завулон и сам был не в восторге, что упустил момент с ошейником и что тот так сильно повредил горло рабу. Должен ведь был почувствовать, но будучи на грани запредельного бешенства, Завулон тогда думать вообще ни о чем не мог. Он за последнее время уже второй раз сорвался, неоправданно эмоционально и по-глупому беспомощно — и всё из-за Городецкого. Еще немного и привычка держать себя в руках окончательно даст сбой. Завулон, злясь на себя, а заодно и на Городецкого, жестко сдавил пальцы, непроизвольно проступили когти, царапая. Хотелось добиться хоть какой-то другой реакции кроме пренебрежительного терпения от своего раба, напомнить кто здесь хозяин. Но Городецкий смотрел только перед собой или временами украдкой разглядывал девчонку, что сейчас негромко напевала. Это злило все больше. «Хочешь поиграть на тему «Сможет ли раб что-то выпросить у своего хозяина?» — вклинился он тогда в мысли Антона. Но тот быстро сменил тему. Было видно, что на самом деле его мало это волнует. Досада. Завулон испытал такую сильную досаду, будто не оценили его лучшую интригу за последний год. И кто не оценил? Раб. Раб, который совсем недавно взбунтовался и ударил по нему его же прессом силы. Такое не прощают. Рабов и за меньшее сжигали, душили как взбесившихся псов. Раб, поднявший руку на хозяина — скверный раб, за него не дадут и копейки. Но куда больше Завулона злило, что не удавалось понять, как Городецкий смог воспользоваться его магией. Будто она стала ему родной, вполне естественной. Для Светлого? Да еще и пустышки? Нонсенс. Завулон уже протестировал ошейник и никаких сбоев не нашел. Тут может быть две причины: или Городецкий воспринимает хозяина и вместе с ним его магию, как нечто естественное и часть себя, что мало вероятно, или… Завулон дал маху и подсознательно подпустил своего раба ближе, чем стоило, поделился большим, чем требовалось… Нож и вилка отлетели в сторону под действием его раздраженной руки и со звоном упали на пол. Городецкий, сидящий рядом, вздрогнул. В нем все еще проявлялось нечто затравленное, когда настороженность срабатывает на уровне инстинктов. Завулон печально вздохнул. Ничего не получалось. Столько усилий, чтобы приручить, переманить на свою сторону — и все зря. Все-таки Завулон заигрался. Игрушка по имени «Городецкий» оказалась с норовом и слишком непредсказуемой, игра так Завулона увлекла, что все остальное стало восприниматься через призму незначительности. Что подумает окружение — неважно, как отреагирует коггнурат — без разницы, что скажет коггнур — плевать. А может и к лучшему, что Городецкий сорвался? Это помогло немного охладить пыл Завулона, заставило задуматься. Может стоило довести Городецкого именно до такого отчаянного состояния, чтобы он в очередной раз смог его удивить? У Городецкого всегда проявляется гениальность в самых экстремальных условиях, пока не прижмешь к стенке, не вспоминает, что умеет ее крушить. Но каков наглец? И ведь выплеск силы, брошенной хозяину в спину, имел привкус… вовсе не злорадства, нет, как могло бы быть у любого раба, а какого-то странного, нечеловеческого отчаянья. Он и сам перепугался до полусмерти, сидел, ошалело хлопая глазами. За эту минутную растерянность, за то, что все-таки не довел дело до конца и сдержался, Завулон уже простил Городецкому все. Но простить — это одно, а спустить безнаказанно такую наглость — совсем другое. Завулон сам был частично виноват, увлекся, наслаждаясь терпким привкусом, понимая, что властен сделать с Городецким все, что захочется, ведь он хозяин, он — в своем праве. Все-таки этот раб как-то неправильно действовал на Завулона, в нем даже зародилось какое-то непривычное чувство сожаления. Стоило заранее предупредить Антона, что никому его отдавать не намерен и чтобы не дергался, не боялся. Вообще идея использовать его имя в качестве приманки пришла Завулону в голову спонтанно, утром, когда он смотрел на спящего Антона и злился на себя, что подобное зрелище вызывает неуместную сентиментальность. Тогда он подумал, что надо срочно продать кому-то Городецкого или просто подарить, хоть тому же Хене, вышвырнуть из своей жизни пока не поздно. Потому что… внезапное и мучительное желание жгло где-то внутри: спрятать ото всех, изолировать, сделать только своим, беречь как фетиш, как слишком хрупкую и единственную в своем роде вещицу. Помешанность. Не поддаться. Не позволить. Не допустить… А ведь Завулон всегда боялся слепой и безмозглой помешанности. *** Антон немного пришел в себя, и после исцеляющих чар и бодрящей магии его силы понемногу возвращались. Шею все еще немного саднило, Антон был уверен, что следов от порезов на коже не осталось, а дискомфорт скорее шел из-за фантомного явления, как было когда-то в первые дни рабства, когда Завулон опробовал воздействие шипов на нервные окончания. Тогда пару месяцев дико ныл позвоночник и то и дело сводило мышцы судорогой. Вот и теперь недовольство хозяина скорее всего долго будет аукаться Антону. Но сейчас это было неважно. Антон все пытался понять, насколько сильно заблокировал Завулон ошейник. После его срыва, после того, как он перехватил его магию, Завулон должен был перекрыть доступ, подстраховаться. Но особых изменений Антон не ощущал, ошейник все еще казался противной живой тварью, что на страже интересов хозяина. Завулон, поглощенный своими мыслями, забылся и по привычке провел пальцами по шее Антона, желая потеребить ошейник. Антон дернулся и чуть отстранился, все-таки для окружающих он сейчас охранник, а не раб. Завулон странно отреагировал на это: недовольно поджал губы, отшвырнул в сторону вилку. Антону мучительно захотелось домой. Домой… надо же, он впервые подумал об особняке Завулона как о доме. Антон поежился и едко усмехнулся. Что ни делай, что ни предпринимай, а дома больше нет и не будет… Немного разрядила обстановку Катрин, напомнив о своем существовании: — Мне нужно разрешение на покупку раба, — она глянула на Завулона, демонстрируя полную серьезность. — Все-таки оно мне нужно. Очень. Завулон с любопытством уставился на Катю, все еще пребывающую под воздействием вампирского морока. — Сними крючок, — приказал он. — Хорошая девочка, — вместо этого ответила вампирша, будто отговорка могла что-то объяснить. — Сними. Вампирша неохотно подчинилась. — У тебя же три разрешения на инициацию, — напомнил Завулон. — Два из них с приоритетом выбора. — Зачем мне человек? — пожала плечами вампирша. — Может, я пустышку хочу? Выкуплю право пользования на пару месяцев, потом верну назад. — Исключено. Пустышки не про твою честь. Антон думал, что Катрин опять обидится, но она лишь скорчила шкодливую рожицу и притворно тяжело вздохнула. — Привязал меня к себе и теперь, небось, доволен? Сколько еще веков, Завулон? Это уже даже не смешно. Я уже давно отработала все свои долги, шпионю для тебя, работаю нянькой для твоих рабов, Хену на измор беру, Кармадону нервы треплю. Отпусти ты меня, а? Уеду на другой континент, выкуплю себе островок в океане, приманю, приручу аборигенов, стану существовать неторопливо, в полное свое удовольствие… — Когда ты припоминаешь старое, обычно пытаешься что-то выторговать. Что? — Твоего раба? — вопросом ответила на вопрос Катрин. Завулон усмехнулся. — Он тебе все равно не нужен. А я буду беречь. — Кто это мне не нужен? Он в эксперименте с моего ведома участвует. Все под контролем, — возмутился Завулон, имея ввиду Гарика. Антон встрепенулся, он первый раз слышал, чтобы эти двое принимались кого-то делить между собою. И впервые Катрин проявляла стальную волю, она не просила, она требовала. — Давай на спор? Выиграю я, и ты без единого возражения отдашь мне его, собственноручно подпишешь разрешение. Я заслужила. Завулон задумался. — А если проиграешь? Мы продлим нашу договоренность еще на двадцать лет. Катрин вздрогнула. Но отступать уже было поздно. — Не проиграю. Мы давно не вели агитпрограмму среди людей, опять упала статистика по инициации, мастера недовольны. Люди напуганы, они инстинктивно шарахаются от нас, ни одного нового фильма о вампирских кланах и привлекательности ночной охоты не вышло за последний год. Давай, ты первый играешь роль искусителя-повелителя муз, — она кивнула на певичку. — Заставить ее написать песню? Все прелести инициации и прочего? — Завулон разглядывал притихшую, сжавшуюся под его вниманием, певичку, что-то просчитывал в уме. — Может и получится. Раскруткой кто займется? — А вон, Дену поручим, — усмехнулась Катрин. — Новые мальчики, новые девочки, — нараспев продолжила она, — будут мечтать об инициации, бредить суперспособностями и вседозволенностью. У них у всех в ушах наушники, они привыкли подчиняться зову, не вампирскому, так просто зомбирующему. Ну так как? — Договорились, — обронил Завулон, уже полностью поглощенный идеей. Катрин еще раз глянула на певичку, сняла все последствия своего воздействия, подчищая, чтобы не было повода усомниться в ее нечестности при такой игре. — Смотри на меня, — велел Завулон сидевшей напротив певичке, — не говори ничего, просто смотри в глаза. И та уставилась заворожено, не в силах противостоять его магии. Она резко побледнела, облизала пересохшие губы. Ее глаза открывались все шире. Завулон внушал ей что-то. — Это какая-то злая игра… — прошептала она. — Это больно… — Не отводи глаз! — повысил голос Завулон. — Сильная сопротивляемость, — поддакнула Катрин, — говорю же, талантливая девочка. Такой не жалко помочь с карьерой. Зачем ей ресторанная жизнь? Здесь тухло. У Антона затекла спина от долгого сидения в одной позе, он осторожно размял плечи и… нечаянно задел вилку на столе, она со звоном свалилась на пол. С предательски противным звоном… Завулон дернулся, остро зыркнул на Антона, чтобы убедиться, что все в порядке. Из-за этого зрительный контакт с певичкой был разорван, он чертыхнулся. Катя завозилась на своем месте, тяжело выдохнула, будто ее мучила сильная головная боль. Завулон с досадой вернулся к прерванному занятию, стараясь исправить упущение. Антон поежился: что-то не везло ему сегодня. Певичка стала тихо напевать только что придуманную мелодию. Видимо, Завулон добрался до того центра в ее мозгу, который отвечал за творческое начало. Мелодия была какой-то щемящей. Катрин насмешливо передернула плечами. Она не считала эту мелодию подходящей для пиара вампирской зависимости. — Ну же, — Завулон усилил воздействие, — у тебя будет главная роль. Разве не об этом ты всегда мечтала? Ты королева… все у твоих ног… — Так не бывает… — прошептала Катя. — Так ведь нельзя… — Думай. Работай, — велел Завулон. — Твои глаза лгут… — Катя уже почти сдалась. Она с трудом держалась за столешницу. — Будет, что я тебе обещаю. Песня. Мне нужна всего одна песня. Певичка медленно кивнула. Завулон довольно усмехнулся и наконец выпустил ее из плена своей магии. Она немного посидела, уставившись в пустую тарелку, затем внезапно вскинула глаза и уставилась на Антона. Она так пронзительно смотрела, так удивленно, что Антон невольно обернулся, проверяя, нет ли кого пугающего за его спиной. Не было. Певичку отпустили, и она сразу направилась к музыкантам в углу сцены, о чем-то зашепталась с ними. — Сейчас услышим, чего ты там ей внушил, — Катрин открыто потешалась. Кому как не ей знать, что зрительный контакт разрывать в таких делах нельзя, воздействие пойдет неконтролируемо. Антон это тоже знал, причем очень хорошо, довелось в свое время сталкиваться с последствиями подобных незаконных воздействий на людей. В основном такое ведьмы практиковали, неиницированные или новоиспеченные, наслаждались своей властью и сумеречным умением. Именно поэтому Антон мысленно поежился — вот этого Завулон ему никогда не простит. По его вине Завулон отвлекся. Заиграла музыка. Все-таки она была немного похожа на вампирский морок: то ли Катя запомнила хватку Катрин, то ли Завулон тоже когда-то практиковал вампирские уловки. Катя подошла к микрофону и тихо запела: Я все сказала тебе, я все смогла, не лгали губы мои, лгали глаза… Пусть говорят так не бывает, но я знаю… Все это время она смотрела в пол перед собой, но потом вдруг вскинула глаза и посмотрела на Антона. В упор, не мигая, почти потрясенно. Сейчас она не свои чувства выплескивала, она выплескивала весь тот комплект концентрированного внушенного набора… Ты, ты… снова ты… Не говори ничего, просто смотри на меня… Ты, ты, ты опять… Я не позволю тебе меня потерять… Антон вздрогнул. Даже Катрин перестала улыбаться. А Завулон досадливо выругался. — Промах, — констатировала вампирша, заинтересованно приглядываясь к охраннику-Антону. — Девчонка рекламирует не притягательность жажды, она, похоже, подцепила от тебя какой-то другой голод… Это какая-то злая игра. Я не сказала «нет», сказала «да!» Пусть говорят так не бывает, но… я знаю: ты, ты… только ты… -- Продолжала напевать Катя, она немного раскраснелась, потом провела по горлу пальцами так, будто задыхалась. Антону было очень хорошо знакомо это движение. Он привык так оттягивать ошейник, именно вот таким движением. Что там Завулон певичке за посыл отправил? Странно так… Как не вовремя Антон уронил вилку. Проекция Завулонова восприятия того момента отпечаталась в мозгу Кати. Она пела о его состоянии в те минуты. Завулон проиграл спор. — Твоя очередь, — едко сказал тот, обращаясь к вампирше. Катрин вряд ли поняла, что произошло, но ее вполне устраивала ситуация. Вампирша поднялась и направилась к певице. Подвела ее к музыкантам, притиснула к стене, что-то зашептала, опять обволакивая вампирским мороком. Антон старался сидеть тихо и дышать через раз. Определенно, Завулон сегодня обязательно на нем сорвется. Да и Гарика жалко. Хотя вампиры своих жертв щадили, но побывавшие под их мороком, особенно если он не был щадящим, тяжело и долго потом приходили в себя. Хотя Катрин права, Завулону, похоже, Гарик был совсем не нужен, казалось даже, что он про него почти не вспоминал. И Гарика это злило, он места себе не находил, хотя и по причине банальной реакции пустышки. Но с другой стороны… Нет уж, пусть сами решают и делят раба, Антон этому все равно помешать не сможет. Минуты длились вечность. Вампирша наконец вернулась за столик. Катя на сцене завела новую песню, бодренькую и вполне в духе их спора: про притягательность луны, про то, откуда не возвращаются и что это обязательно понравится. … странное танго под луною… Ты не со мной пока, а я не с тобою. … а мне все равно, что кровь пить, что вино… Но страшная ниточка в темное тянется, и я уверена, тебе там понравится… Ты почувствуешь странный голод… Теперь ты никогда не состаришься… — Я выиграла, — сказала Катрин. — Сделала тебе маленький подарок: это танго, ты заметил? Завулон ответил что-то неразборчивое, выдавил сквозь стиснутые зубы. Катрин просияла. — Я тебя обставила! Ты обещал. Давай разрешение, — она протянула руку ладонью вверх. Завулон нехотя извлек из сумрака официальный бланк, под ее нетерпеливым взглядом стал неспешно заполнять графы сумеречными магическими чернилами. — Эй! — возмутилась Катрин, — Почему это только на три месяца? Завулон только теперь позволил себе расплыться в наглой ухмылке. — После подобных ограничений в правах первое разрешение дается на срок не больше трех месяцев. — Жмот! — она была в бешенстве. — Имею право воспользоваться этой статьей устава коггнурата. Может, имя раба вписывать не станем? Договоримся устно и обсудим условия сделки, чтобы для обоих было выгодно? Три раза в неделю в полное твое распоряжение, потом возвращается ко мне. — Нет, — отрезала Катрин, — вписывай имя и фамилию. — Гарольд давно уже утерял фамилию, хотя сумеречным именем так и не обзавелся из упрямства… — Городецкого вписывай! Разговор о нем велся, его и вписывай. Антон непроизвольно вздрогнул. И предательская вилка опять со звоном брякнулась на пол. Завулон как завел ручку над бланком, не касаясь его, так и замер, лишь едко губы поджал. Антон знал эту реакцию. Когда он становился таким, ничего хорошего ждать не приходилось. — Ты его продал! — кинулась объяснять Катрин. — Этим примитивным, тупорылым недоноскам, которым еще и трехсот лет не исполнилось. Каким-то провинциалам с дурным вкусом. На неделю! В отличие от них, я смогу позаботиться о рабе лучше. Завулон неторопливо убирал ручку в нагрудный карман, испепелял недозаполненный бланк… — Эй! — возмутилась Катрин. — У нас уговор! — Не в этот раз. И не с этим рабом. Катрин раздраженно зашипела, ее лицо исказилось от еле сдерживаемого гнева. Антон впервые видел, какой отвратительной может быть ее внешность — проступала истинная сущность вампирихи. «Хороша, верно? — съязвил мысленно Завулон, адресуя реплику Антону. — Хочешь к ней погостить?» Антона передернуло. И не столько из-за внешности — что он вампиров на своем веку не повидал? — сколько из-за почти неконтролируемого бешенства, промелькнувшего в красных глазах упырихи. Если такая войдет в раж, ее уже ничем не остановить. — Почему другим можно, а мне нет? — тихо бурчала Катрин. — Убить его — милосерднее будет. Выпить досуха, неторопливо, но даря наслаждение. Ты так не сможешь. — Возьми себе вон ту девчонку и успокойся, — велел Завулон, кивнув на уже притихшую певичку. — Почему? — не унималась вампирша. — Я своим не делюсь. Никогда. Пора бы тебе уже запомнить. _______________ * Образ певички собирательный, песни реально существующие. Можно прослушать у Е, Ваенги "Ты, ты" и "Странное танго под луною" http://pleer.com/search?q=%D0%92%D0%B0%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B0+%D1%82%D1%8B