До и после

Завулон больше не говорил ни слова, размышлял, что-то просчитывал, манипулировал с сумраком. Никого рядом не было, и он уже не скрывал ни своего раздражения, ни досады, и морщился при неудачном формировании наколдованного слепка поля вероятностей. Движением пальцев стирал, комкая, неудачный вариант, заменял на новый. Что-то у него не сходилось. Антон сидел неподвижно, хотя спина уже изрядно затекла - не хотел отвлекать Завулона. Внутри всколыхнулось что-то тоскливое, вот бы сейчас также: магией да в сумрак. Но приходилось только внимательно следить за манипуляциями Завулона, по памяти ориентироваться и предугадывать каждый следующий магический пас. За последний год Антон, наблюдая за Завулоном, много нового для себя усвоил, жаль только, что не было возможности попрактиковаться. В чем-то казалось, что излишнюю заумь и сложность стоит доработать, упростить, адаптировать, а порою хотелось встрять и задать пару вопросов, но Антон слишком хорошо понимал, что ничего путного из этого не выйдет, кому есть дело до мнения пустышки? Завулон совета Тигра послушался, позвонил кому-то, перекупил на имя наместника некоторое количество рабов из списка зарезервированных для особых случаев. Еще и подсуетился, вынудил спецотдел официально отказаться от владения теми рабами, что были определены в рабский госпиталь: конфискованные у нерадивых хозяев и находящиеся уже на последнем издыхании, а еще попавшие на больничную койку после допросов из спецотдела. Антон даже и не подозревал, что безнадежных в вопросе выживания рабов отправляют в какие-то там лечебные палаты, это было не в правилах Темных, обычно рабов просто списывали на кормежку низшим за солидную сумму выкупа. Но раз Завулон ухватился за них, значит, изловчится и обернет себе на пользу. Антону не хотелось думать, что пришлось испытать тем, кто оказался в том госпитале. В последнее время легче было не думать, не вспоминать ровно до того момента, пока не подвернется возможность что-то исправить. Пока Завулон опять кому-то дозванивался, Антон осторожно пошевелился, разминая плечи, но зря это сделал — Завулон сразу вспомнил о его существовании. Пальцы поднырнули под ошейник, теребя, мимолетно поглаживая кожу. — Как думаешь, коггнур сможет молча проглотить обиду? — спросил Завулон. — Твой Тигр нагло шлет ему послания, заявляясь ко мне, как к себе домой. А коггнур не выносит конкуренции. — Он не мой. Он — ничей. Пальцы Завулона замерли на ошейнике. — Зато ты принадлежишь мне. И он обязан это учитывать. — Хочешь сказать, что тебе повезло иметь приманку для Тигра? Странная у тебя благодарность. В следующий раз звать его не буду, даже если тут все по камешку разнесут… — договорить Антон не успел, Завулон дернул его вверх, заставляя приподняться и посмотреть себе в глаза. — Я в состоянии сам справиться с любыми проблемами. На кой нам тут Тигр? Или ты сомневаешься в этом? — Нет, — осторожно ответил Антон. Завулон опять начинал бушевать, его голос сделался неприятно резким, а тон — не терпящим возражений. — Или же мне опять надо напоминать тебе, что все решаю исключительно я? — Расчеты не сходятся? — Что? — не понял Завулон. — У тебя прокол с расчетами, а злишься на меня? — Антон тоже вспылил. — Нет у меня прокола, — возмутился Завулон. Но жесткую хватку пальцев на шее и плече Антона ослабил. — Просто слишком много несостыковок и мешает одна надоедливая и непредсказуемая переменная, — бунт Антона, странное дело, пришелся Завулону по вкусу, он чуть поостыл. — Раньше утра все равно не объявят, что там ваш коггнур надумал, так что нечего тут зазря перебирать возможные варианты. Утром проще станет ориентироваться. — Коггнур не наш, а… — Ну да, я понял, — тоже успокаиваясь, перебил Антон и пытался высвободиться и подняться. Сидеть в ногах ему надоело. Сквозь ковер холодный пол не чувствовался, но поза напоминала о неприятном и горьком прошлом. Завулон вроде был в хорошем настроении, можно и понаглеть немного. Завулон удерживать его не стал. Сгреб бумаги со стола и отправил в свое сумеречное хранилище, чуть слышно затрещал контур защитных чар — активировалась стандартная сеть по периметру имения и дома. — Покажи гребень, что дал Тигр, — потребовал Завулон, направляясь к лестнице на второй этаж и потянув Антона за собой. Прикасаться он к нему опять не рискнул, лишь внимательно рассмотрел, удерживая в руке один из своих амулетов, зашипел, когда тот, нагревшись, обжог ему пальцы. — Или твой Тигр усилил его, или я параноик. Антон мысленно усмехнулся. Завулон упорно звал сумеречную тварь «твой Тигр», вкладывая в эти слова максимум презрения и совсем чуть-чуть ревнивой зависти. И зачем только Тигр дразнил Завулона? Всякий раз будто специально подчеркивал, что считаться с ним не желает. Какой удар по самолюбию Темного, должно быть. Антон неторопливо убрал гребень в карман джинсов, не реагируя на недовольный взгляд Завулона. Не хотелось, чтобы тот опять надумал запереть дар Тигра в свой сейф. — Так кто он, этот коггнур? — решился на вопрос Антон. Они уже поднялись к площадке, ведущей в комнаты Завулона, сейчас Антона отправят на чердак, а завтра Завулон может быть уже не в столь разговорчивом настроении. — Никто не удостоен чести знать этого. А ты считаешь, что какой-то презренный раб лучше многих, и ему сообщат сведения, недоступные для прочих? — Но ты лично с ним общался. И знаешь его. Завулон посмотрел очень насмешливо. — Ты же сам говорил: если что-то надо — проси у меня. Вот я и спрашиваю. — Опять поиграть захотелось? Пройтись босиком по углям? Будешь в проигрыше. Твоя проблема, Городецкий, в том, что ты не умеешь притворяться. Изворачиваться, выстраивать цепочку реплик так, чтобы тебе исподволь выдали нужную информацию. Это не твое. Даю бесплатный совет: спрашивай всегда напрямик, без подготовки, тебе это лучше удается. — Ну хорошо, — признал, сдаваясь, Антон. — Коггнура якобы никто не видел, не в курсе, кто таков. Коггнурат не лучше: мелкие чиновники еще примелькались как-то, их лица знакомы, а верхушка? С чего тогда такая уверенность, что завтра коггнур распорядится, предположим, о чем-то, и все побегут это исполнять? Страх перед спецотделом? Карательные санкции? Смешно. На чем все держится-то? — На выгоде. На чем же еще? Чем выше к приближенным— тем больше благ. А в этом случае требуется безоговорочное послушание и подчинение. Чем недоступнее и непонятнее коггнур, тем больше притягивает почитателей. Флер загадочности всегда приманивает слабых, мне ли тебе это объяснять? — Но если кто-то выдаст тайну коггнура? Все рассыплется, не устоит? — Вот для этого, Городецкий, и нужны всевозможные слои правды, псевдоправды, домыслов, — Завулон шагнул в коридор и потянул Антона за собой, уже привычно делая это, будто нуждаясь в его постоянном присутствии. — Снимаешь один слой, а там — еще и еще. В чем она, настоящая правда? Имеется ли что-то, не противоречащее предыдущим вскрывшимся фактам? Чем больше масок — тем занятнее игра и желаннее искомый результат. — Но ты точно знаешь, кто он? — Знаю. Но что за интерес к коггнуру? Тебя должно волновать совсем другое. Фигур на поле много, есть более значимые. — И кто же? — А вот следующие ответы ты должен сначала заслужить. — Должен? — Что я тебе говорил? Раб существует для того, чтобы радовать своего хозяина, — Завулон, видя, что тот застыл на месте, все еще размышляя над вопросом о коггнуре, подтолкнул Антона в спальню. — Все твои мысли должны быть обо мне. Ну? — Сейчас — все до единой, — насмешливо признал Антон, притиснутый к стене и чувствующий горячее дыхание у своего уха. Завулон любил полумрак в комнатах, а в спальне — тем более. Потому приходилось ориентироваться в основном на звуки и прикосновения. — До единой? — перепросил довольный Завулон, стягивая с него одежду, грубовато прикусывая кожу чуть ниже ошейника. — Ох, — приглушенно выдохнул Антон, резко опрокинутый на кровать. Он попытался дернуться, когда его руки завели за голову и жестко прижали к изголовью, но хватка была такой, что трепыхаться стало бесполезно. — Хочу забыть обо всем, — выдохнул тихо Завулон, — к химерам под хвост, в сумрак их всех, да и проблемы все эти — тоже. Ну же, помоги мне… К удивлению Антона, его осторожные маневры, перемещения и поглаживания были восприняты вполне себе благосклонно и даже нетерпеливо, заинтересованно. Но длилось это недолго. Потом его подмяли под себя, грубовато лаская и дразня так, что хотелось одновременно и придушить Завулона, и вырваться, но больше — стонать, не скрываясь, сквозь пальцы, сминающие губы, вопреки языку, врывающемуся внутрь. Хотелось быстрее и жестче, но Завулон оттягивал удовольствие, изгибаясь, отодвигаясь, разворачивая Антона, доводя почти до пика, потом вновь отпуская, вынуждая проявлять инициативу, демонстрировать, чего хочется больше всего, заставляя просить об этом… И каждая просьба заводила все больше, делала его жадным, ненасытным. — Ты слишком зажат, — шепнул Завулон. — Иногда надо просто получать удовольствие. От всего. Ну же!.. Его «Ну же!» действовало, как катализатор. И почему-то Антону было так хорошо, как никогда раньше. Как ни с кем до того…