До и после

Пока все завтракали, а Завулон лениво и задумчиво ковырял вилкой салат в своей тарелке, Антон немного успокоился и решил, что где наша не пропадала и все-таки стоит рискнуть. Тем более выходило, что Завулону он крайне нужен, а потому есть шансы понаглеть, воспользоваться ситуацией, извлечь выгоду, хоть как-то помочь пустышкам. Антон пытался представить, что за послание коггнуру было от сумрака, и чем это всем аукнется. Завулон нервничал, хотя и хорошо это скрывал. Но Антон настолько хорошо изучил его привычки и мимику, что замечал каждую мелочь, и если Завулон нервничает, значит, у него есть предположения не из самых лучших. Светловолосую увезли в лазарет, и Катрин злилась, что той сошла с рук выходка с машиной. Вампирша зудела не прекращая: что волокита с документами не позволяет ей сразу же забрать своего раба, и что размещать его негде, и что Завулон должен расщедриться и освободить одну из кладовок, отдав ее под апартаменты нового раба. Еще она упомянула, что светловолосая выплевывала ругательства на каком-то редком языке, которого вампирша не знала, но явно где-то слышала. Завулон потребовал мысленно бросить ему воспоминание с нужной фразой. И потом как-то странно дернулся, его глаза зло сощурились. — Ведьма пожелала, чтобы у тебя все отсохло? — среагировала на нахмуренного Завулона Катрин, шутливо подначивая. Завулон лишь отвлеченно качнул головой. — Ладно, сейчас не до этого, — распорядился он, вставая и собираясь ехать в город, ему кто-то позвонил, требовалось присутствие наместника. — А мой раб? — возмущенно напомнила вампирша. — Ему нужна комната. — Разместишь на своем этаже, с тебя не убудет. — Там всего три комнаты! Но ее уже никто не слушал. У Антона мелькнула было мысль упросить Завулона взять его с собой, хотелось послушать, что за сплетни поползут между Темных про послание Тигра, но ошейник вдруг неприятно сжался на горле — Завулон, оказывается, отслеживал его мысли, и желание выбраться в город хозяину не понравилось. Когда все вышли, Антон остался сидеть за столом, досадуя то ли из-за отказа, то ли из-за того, что Завулон слишком дотошно отфильтровывает его мысли и желания. Маниакальная привычка контролировать каждый его шаг Антона начинала пугать. Желать Завулону удачной поездки Антон не стал, мстительно подумав, что тот не заслужил. Судя по ошейнику, Завулон уловил последнее послание. Входная дверь слишком громко хлопнула, а во дворе охранники засуетились больше обычного, значит, Завулон сорвался именно на них. Антон бездумно смотрел в окно и касался гребня, извлеченного из кармана. Зачем-то же Арина передала его? Да еще и использовав в качестве посыльного самого Тигра. Вывод напрашивался только один: именно Тигр помог ей выбраться из саркофага. Зачем она ему понадобилась? *** Рассортировать документы Завулона было непросто: все стопки пылились вроде бы в беспорядке, но явно в какой-то строгой последовательности. Антон тогда сразу же уточнил, как можно разобраться в артикулах и цели назначения, если заглядывать внутрь папки запрещено, ведь все они были помечены грифом «строго секретно». Завулон лишь отмахнулся, типа читай и заглядывай сколько влезет, руки не оторвет, магия блокирована. То есть, давая такое разрешение, он подчеркнул, что не видит опасности, если его раб будет в курсе происходящего. С чего такая щедрость? Очередная проверка на лояльность? Выследит, кому Антон захочет слить ценную информацию, и… Что «и…» думать не хотелось совершенно, ведь особый способ наказания Завулон всегда изобретет. Или, может, Завулон был уверен, что абсолютно контролирует Антона через ошейник, и потому не видит причин для беспокойства? В любом случае, Антон провел несколько часов с пользой дела, не только сортируя, расставляя и теряясь в предположениях, что движет Завулоном, но и изучая документацию. А еще он на свой страх и риск полазил по базе, куда Завулон дал ему доступ, сначала просто проверяя, все ли каталоги будут ему доступны, потом, обнаружив отчеты по рабам и картотеку по ним, надолго завис, пытаясь не просто отыскать знакомых, но и по возможности запомнить все адреса владельцев, так, на всякий случай, вдруг больше не удастся добраться до этого списка. Еще оказалось, что к базе наместника подключен сервер-клиент с видеодоступом ко многим городским комплексам от коггнурата. Возможность отслеживать происходящее не выходя из дома — мечта да и только. Обычно что инквизиторы, что спецотдел старались перекрыть доступ всем без исключения. Антон подавил искушение отследить здание, где сейчас был наместник со своей охранной — все еще мучило предположение, что Завулон следит за ним и проверяет его благоразумность. За время работы в кабинете у Антона от долгого стояния ужасно устала и разболелась спина. Опять сводило судорогами между лопатками. Мышцы там будто жгло, а кости выворачивало наружу. Сразу пробежал по шкуре холодок неприятного предположения: персональный целитель Завулона как раз на днях рассуждал, что пустышкам без магии с каждым днем становится все хуже, что эксперименты со светлыми артефактами не приносят результатов, и что несколько рабов впали в кому из-за резкого обессиливания и некроза тканей в области шеи и лопаток. Антон старался не думать, что он может оказаться следующим, и что Завулон в последнее время почти не балует его магией. А худшего способа за что-то наказать и представить трудно. Что угодно, только бы не лишение магии, только не это. Антон потянулся, расправляя плечи и морщась от зудящей боли. Хотелось сесть и вытянуть ноги. Но проблема была в том, что во всем кабинете обнаружилось лишь одно-единственное кресло, которое было любимым у Завулона, и за которое пару месяцев назад Антону серьезно влетело. Антон покосился на кресло и передернул плечами — воспоминание о веревках, стягивающих кисти и ступни, а еще больше о реакции после развязывающихся узлов, наводило на мысли… далеко не рабочего порядка. Испытай Антон сейчас те же провокационные поглаживания эфемерных жестких пальцев, непременно завелся бы так, что ни один душ не помог бы остепениться. Завулон с его манией приучить Антона извлекать удовольствие от всего, что под руку подвернется, уже довел его до крайности — мозги отключались, а тело требовало разрядки. Антон мысленно чертыхнулся. И тут же почувствовал, что Завулон вернулся. Вернулся очень озадаченным и не в настроении. Ошейник мелко вибрировал и царапал кожу. *** Только Антон собрался спуститься вниз, как получил мысленный приказ оставаться в кабинете. Не к добру это было. Во дворе опять суетились охранники. Антон даже подумал, что привезли новых рабов, и не иначе как с полсотни, столько шума поднялось. Но оказалось, что рабов не было, а усиливали охрану поместья. Вернулся Гарик с очередной поездки в экспериментальную лабораторию, и Завулон сразу же перехватил его у машины, что-то долго обсуждал с ним, но явно не допрашивал, как случалось иногда, была заметна взаимная заинтересованность в обсуждаемом вопросе. Антон прильнул к стеклу, пытаясь понять, что происходит. Гарик, сначала нервничающий и напряженный, постепенно расслабился и как-то ожил, не казался бледным как обычно. А уж когда Завулон коснулся его ошейника — так и вообще весь радостно замер, будто опасаясь спугнуть удачу. Магией подпитывает, понял Антон, и его сразу накрыла такая дикая ревность, такая досада… Он считал, что Завулон подпитывает магией только его, его одного… Звякнули разбившиеся стекла на первом этаже. «Городецкий, уймись», — мысленно приказал Завулон, глядя на него оттуда, снизу. Антон только теперь осознал, что опять потянулся к магии хозяина, непроизвольным выбросом резонируя в округе, и стекла не выдержали. Антон поспешно отпрянул назад, вглубь кабинета, пытаясь взять себя в руки и не желая больше смотреть на то, какое «особое» внимание оказывает Завулон другому рабу. Он заставил себя вернуться к работе, к разбору документов, но пальцы дрожали. Антон, развернувшись вполоборота, глянул в зеркало, висящее напротив, ближе к углу комнаты. Интересно, зачем Завулону в рабочем кабинете такое большое зеркало? В полный рост? Антон отражался в нем бледный, взъерошенный и… на миг даже показалось, что глаза сверкнули золотыми всполохами, как бывало раньше, еще когда магия была ему подвластна и имелась причина злиться, когда изнутри разрывало от противоречивых желаний. В такие минуты стажеры предпочитали убираться с его дороги, а Гесер морщился. Этого не может быть. Сейчас — не может. Антон тряхнул головой и еще раз глянул в зеркало — так и есть, померещилось. Гребень Арины в заднем кармане джинсов чуть нагрелся. Антон поспешно выхватил его, надеясь, что он активировался, и ведьма сейчас объявится. Но нет, скорее всего, артефакт просто среагировал на большой выплеск магии. — Развлекаешься? — недовольно спросил Завулон от двери. Сколько он там уже стоял? Опять подошел неслышно? Или прямо из сумрака вынырнул? — Думал, может Арина связаться хочет… — И как? — войдя, Завулон хмуро уставился на наполовину разобранные полки с документами. — Померещилось. — Что еще померещилось? Из-за тебя прислуга скоро решит, что разносить имение в клочья стало моей любимой привычкой. Не хотелось бы иметь репутацию мага с неконтролируемыми выбросами силы. — Извини. — Что? Антон напрягся. Ну вот, теперь Завулон злился уже по-настоящему, и это было опасно. — Я… не специально. — Ну надо же, — съерничал Завулон, расхаживая взад-вперед, — Городецкий наконец снизошел до того, чтобы извиниться. Имение трещит по швам, стекла в окнах не защищает даже блокирующая магия, менять их придется третий раз за месяц, Тигр твой метит территорию так, будто ему здесь медом намазано, и любую ведьму после его визита корежит от «беспутной магии», как они, сплевывая, поясняют. А Городецкий, видишь ли, изволит всего лишь извиниться. — Плохие новости? — догадался Антон. Когда Завулон искал повод побольнее ужалить, обычно раздражающий повод был с внешней стороны. — Коггнурат велел что-то в приказном порядке? — Хуже, — огрызнулся Завулон, немного оттаивая, ему понравилась догадливость Антона. — И было бы даже забавно, если не касалась всех без исключения. — Он не стал больше пояснять, просто бросил Антону кусок своего воспоминания. Отошел к окну, уставился куда-то в горизонт. Перед мысленным взором Антона промелькнула череда картинок с какого-то сборища, где зачитали обращение коггнура, в котором говорилось, будто сумеречная тварь намерена теперь собирать с Темных плату в копилку пострадавшего равновесия, а то есть тварь по своему усмотрению будет являться к магам, ведьмам и низшим, понижать по уровню силы когда и кого сама пожелает. Единственный способ откупиться — расплатиться каким-нибудь рабом. Чем выше ранг бывшего Светлого, тем на более долгий срок зачтется «откуп». Высший Светлый раб гарантирует магу-хозяину полную неприкосновенность в дальнейшем. — Высших же не осталось? — удивленно спросил Антон. — Есть парочка. И Гесера где-то носит, не факт, что его теперь не поймают, — неохотно признал Завулон. Антон попытался представить, как озвереют Темные при таком раскладе, как начнут перепродавать рабов, заламывая за них баснословную цену, как начнут похищать их, как рвать друг другу глотку, потому как мертвый хозяин не сможет претендовать на бесхозного раба… Возможность откупиться от Тигра — таким разве только дурак не воспользуется. Антона передернуло. — А мне, Городецкий, опять же по твоей вине, персональное распоряжение от коггнура, — зло отозвался Завулон, так и не оборачиваясь, продолжая упираться руками в подоконник, цедя сквозь зубы, — Раз Тигр охотно гостит у меня в имении, и я его не менее охотно потчую, велено договориться с ним, снизить ставки, а если придется, дать богатый откуп, да такой, чтобы Сумраку надолго хватило. Наверно, коггнур решил, что Сумрак собирается жрать и переваривать рабов. А ты как считаешь, Городецкий? Что он станет делать с таким количеством рабов? — Не понимаю, коггнуру чего нервничать? У него рабов столько, что в уровне силы он не потеряет еще очень и очень долго. И вообще, ерунда какая-то. Зачем Тигру рабы? — А вот это ты сам у него будешь спрашивать. Звать сюда, раз уж сам коггнур на этом настаивает, и пытать, задабривать, делать что угодно, но причину и в чем его выгода — узнаешь, хоть из глотки — да вырвешь. Но не сейчас, — Завулон наконец развернулся. — Мне еще порядок наводить, пресекать на корню бунты и убийства. Низшие сейчас заведутся в первую очередь, крайних искать начнут, им ведь все отребье отдавали, такую мелочевку надолго на откуп не хватит. — А тебя чего так трясет? Жаренным запахло? Так ты можешь меня Сумраку отдать, и пожизненная тебе гаранти… — договорить Антон не успел, Завулон так резко рассвирепел, так молниеносно метнулся ближе, ухватив за горло и впечатав в стену, что чудом удалось не задохнуться. — Думай, что говоришь. А то прокушу тебе горло, Городецкий, и дурной твой язык выдерну через дыру, будет он тебе в виде галстука свисать, раз за ненадобностью, не бережешь. Антон судорожно сглотнул. Завулон был сейчас в том состоянии, когда запросто мог претворить угрозу в реальность. — Да не будет Сумрак рабов жрать. Зачем ему это? — попытался перевести тему Антон. — В пустышках нет магии. — На кой они ему тогда сдались? — На шестой слой сбросит? Питаться эмоциями? — Я думал об этом. Вряд ли. Они шептались сейчас, будто заговорщики, будто кто мог подслушать. Антон как раз подумал, какой всё это маразм и как же сносит крышу Завулону, когда он на самом деле чего-то боится, каким опасным и одновременно роковым, безумно притягательным, становится. Если бы приручить именно такого… взрывного, непредсказуемого… Но тут Завулон как-то враз перестал злиться. Как волной смыло. — Ну понизит Сумрак всех Темных на пару уровней, и что дальше? — будто советуясь с Антоном, спросил он. — Темные-пустышки? Много Темных-пустышек? Но паразитировать каких-то магов он все равно оставит, иначе Сумрак вывернет наизнанку. Сливать излишек силы будет некуда. — И? — Завулон уже совсем успокоился, но горло Антона из хватки своих пальцев не выпускал, лишь чуть ослабил нажим. Антон задышал ровнее. — Откуда я знаю? Выигрышный лотерейный билет достанется немногим счастливчикам? Хозяевам пустышек-Высших? Десяток магов на всю планету? — Чушь. Сумрак такое не устроит. — А сам ты что думаешь? — Разве раб может требовать у хозяина ответов? — усмехнулся Завулон, устраиваясь удобнее, уже не столько притискивая Антона к стене, сколько вжимаясь ближе сам, будто именно вот так стоять, шепотом переговариваться нравилось ему больше всего. — Раб скоро задохнется, и обменять его на уровень силы не получится. Сумраку дохлый раб за ненадобностью, — отшутился Антон, понимая, что бурю пронесло стороной, Завулон смог погасить свой гнев без особых последствий для окружающих, для Антона — в первую очередь. Завулон просьбе внял, пальцы свои с горла убрал, напоследок мимолетно поднырнув под ошейник, проверяя, не причинил ли тот вред в момент вспышки негодования хозяина. — Почему, когда ты рядом, злиться у меня долго не получается? — больше размышляя вслух, чем обращаясь к Антону, сказал Завулон. Он все так же вжимался, вклинившись коленом между ног Антона, опершись руками в стену по обе стороны от его грудной клетки. Антон попытался осторожно отодвинуться, выскользнуть из захвата, не вышло. — Не дергайся, — распорядился Завулон. И тут спину Антона опять свело судорогой, между лопаток пронзило болью, он против воли застонал. — Тихо. Не дергайся, говорю, — Завулон что-то там колдовал, водил пальцами по спине, одновременно подпитывая магией. — Ты уже не только мне самому спонтанный выбросы силы устраиваешь, ты и магию тянуть из меня научился. Сам хоть это осознаешь? Антон вспомнил, как еще совсем недавно его переклинило от мысли, что Завулон делится магией не только с ним, но еще и с другими рабами. Опять накатило раздражение, да какое-то странное, будто на грани отчаянья, хотелось протестовать, орать, чтобы не смел, потому как.. моё, лишь мне и никому больше… Антон от досады скрипнул зубами, зажмуриваясь. Так ведь и спятить недолго… — Ревность. Это называется ревностью, Городецкий, дыши ровнее, — тихо посмеиваясь, сказал Завулон, разминая спину, притянув к себе, помогая ухватиться себе за плечо, чтобы не упасть. Похоже, он становился специалистом по нервным срывам своего раба. Улавливал причину очень расторопно, со странным злорадством и к немалому своему удовольствию. Вот же зараза… — Убирайся из моей головы, — рыкнул Антон, — опять ты мои мысли отслеживаешь. Ненавижу тебя. Какая тут может быть ревность? Видишь то, чего нет. — А эйфорию ты сейчас ловишь, питаясь моей магией — тоже из ненависти? — снова хихикнул Завулон. — Ну-ну… — Заткнись. Я почти умираю. Как же больно, — Антон извернулся, уже не зная как пристроить спину и во что вцепиться, ничего не помогало, только разве что поглаживание ладоней Завулона, но и то ненадолго. — Извлекай из меня хоть какую-то выгоду, сейчас, вот прямо сейчас сдай меня Тигру в счет сохранения твоего уровня силы и… — Что за заупокойные завывания? — Так целитель вчера говорил, что некоторые так уже сдохли, а ты магию жадничаешь. — Да из тебя магия уже прет через край, смотреть невозможно, зажмуриваться надо. — Что? Завулон кивнул на зеркало в углу, в котором они частично отражались. Завулон повел рукой, и Антон понял, что он активирует артефакт, зеркало было с сюрпризом, транслировало сумеречное отражение, не приходилось нырять на нижние слои, чтобы что-то там просмотреть, поработать с линиями вероятностей. Удобно, прямо как кусок Сумрака в реальности. Антон запоздало сообразил, что рассматривать надо не сумеречный облик Завулона и не призрачную обстановку, затянутого синим мхом кабинета, а отражение самого себя. За плечами бил яркий фонтан силы и совсем не темного уровня, что странно. А еще между лопаток… — Что за хрень? — воскликнул он, оборачиваясь и смотря на Завулона. — Ты издеваешься? Такого не может быть. — Не может. И от магии моей тебя не должно так переклинивать. Ничего не должно быть. — Так я не… умираю? Завулон резко склонился и болезненно укусил Антона за плечо, оттягивая ворот футболки так, что ткань затрещала. Антон заорал от боли и протестуя против такой грубости. — Умирающие так не орут, значит, жив. — Тоже мне шуточки. Меня всего трясет. — Бывает. — Но крылья? Это разве нормально? Как у пустышки могут расти крылья? Меня же, вон, в Сумраке корежит. Я тогда чуть не задохнулся. — Я не знаю всех ответов, Городецкий. Чего ты от меня хочешь? Меня это тоже… забавляет. Забавляет его… Антон обиженно дернулся. — Пусти, — вырваться не получалось. Антона сейчас чуть кондрашка не хватила, а этот стоит и небось зубы довольно скалит. Антон обернулся к зеркалу, ну да, так и есть: в сумеречном отражении Завулон довольно скалил свои клыки, а глаза горели жадным огнем. Можно подумать, получил нежданный подарок и вот — забавляется. — Сядь, — велел Завулон, наконец выпуская его из своей хватки и отступая. — Ноги тебя совсем не держат. Антон был бы и рад послушаться, стоило хоть немного перевести дыхание и успокоиться, за последние сутки столько информации на него обрушилось, в пору свихнуться, но садиться было некуда. Единственное кресло под запретом хозяина, а сидеть на полу, когда спину так ломит… Хотя… вроде между лопатками уже отпустило. Магией подпитался — и полегчало. — Садись, — повторил Завулон, ухватив за плечо и заставляя подчиниться, подталкивая к креслу. — Утром вызовешь своего Тигра, скажешь, что это не выход, что надо хотя бы согласовать списки тех, у кого в первую очередь уровни силы отнимут. Он говорил что-то еще, но Антон не успевал улавливать суть. В кресло, в которое его усаживал Завулон, садиться совсем не хотелось. Слишком свежо было воспоминание о связывании, о наказании и о… Антон тихо ругнулся. — Ну что опять? — возмутился Завулон. Антон застыл на месте, как приклеенный. — Ты прямой приказ отдавал, чтобы я не смел касаться твоих вещей. Завулон удивленно моргнул, не понимая такой странной щепетильности. — Послушный раб? Про тебя ли эта песня, Городецкий? Он сказал это таким тоном, что враз вернулись четкие воспоминания о веревочных узлах на руках и ногах, о требовательных пальцах, эфемерно поглаживающих кожу. Все-таки заклинание имитации присутствия Завулону тогда удалось на славу, обзавидуешься, Дело было давно — а стояк у Антона намечался прямо сейчас, хоть вешайся от безысходности. — Ты же полдня работал с моими документами. Если я дал доступ тебе к ним и моей базе данных, уж кресло-то входило в комплект бонусом, как и сам кабинет, не сомневайся. — С тобой спятить можно. Сначала одно, потом другое, чего ждать завтра — лучше и не думать. — Тебе вспомнилось то мое маленькое представление? Понравилось? — Завулон-таки запихал Антона в кресло, заставил откинуться на спинку, расслабиться. Хотя расслабиться под такой воркующий и предвкушающий тон с хрипловатым придыханием было очень непросто. — Плохое воспоминание лечится более сильным по напряжению эмоциональным переживанием, — продолжил он, вставая так, чтобы оказаться лицом к Антону и вклиниваясь между его колен. — Думаешь, поможет? — Непременно, — он запустил пальцы в волосы Антона, заставляя запрокинуть голову и приоткрыть губы, вторгаясь языком, посасывая, прикусывая, вызывая стон за стоном. Нависая сверху, провел коленом между ног Антона, надавливая так, чтобы заставить податься навстречу, довольно хмыкнул, добиваясь нужной реакции. — Помогает же? Разве нет? — Ненавижу тебя, — тихо зашипел Антон, когда его вздернули вверх, заставив развернуться, встать коленями на пол, подтолкнули, вынуждая лечь грудью на сидение кресла. Завулон неуловимо и очень быстро сменил позу, оказываясь сзади, ухватив за запястья, вдавливая их в упругую кожаную обивку. — Не дергайся. Тебе понравится. — Ненавижу тебя. — Я и первый раз расслышал, — он прикусил кожу на шее чуть ниже ошейника, как любил это делать. — Ненавижу за то, что ты всегда получаешь желаемое… — И желаемое для тебя. Будешь отрицать? — он как раз провел пальцами по напряженному члену Антона, высвобождая его из джинсов и белья, потянув одежду прочь, прильнув сзади, демонстрируя, что тоже почти на грани. Похоже, что им обоим опять становилось не до разговоров и полностью клинило на ощущениях. А ощущения были такими острыми, что на каждое движение тело реагировало дрожью, эйфория накатывала волнами, они вцеплялись в друг друга пальцами до жестких отметин, поторапливая, царапая, требуя большего. Завулон заставлял выгибаться под ним, фиксировал за бедра, сначала осторожно вторгаясь, затем во всю длину, растягивая сильнее и глубже, чем в прошлые разы, когда он еще щадил Антона. Затем уже, кажется, контролировать себя совсем перестал: толчки были резкими, слишком собственническими, будто он все еще пытался что-то доказать, заявить свои права. На слабую попытку Антона чуть снизить темп он лишь недовольно рыкнул, но чуть переместился так, что Антон уже и протестовать был не в силах, удовольствие перекрывало все остальное, даже незначительную боль. А затем Завулон ненадолго выдернул Антона в Сумрак, где ощущения резко усилились, и не удалось сдержать глухого стона. Вывалившись в реальность, Завулон вел языком по спине Антона, пальцами по его губам, заставляя их посасывать, а сам, кажется, пытался запомнить дрожь его удовольствия, сильнее ощутить, как Антона под ним выгибает, как он при этом подается назад еще больше, прильнув, расставляясь шире, готовый позволить все, что угодно. Просить об этом. И Завулон вынуждал к такому. Оттягивая удовольствие, и опять доводя почти до пика, и снова… Пока Антон не прикусил его пальцы, чертыхаясь. Пока не начал умолять… Пока не признал, что только так, что только с ним, что… — Принадлежишь мне, — выдохнул Завулон, целуя припухшие губы. — Уже не спорю… — Мне, — рыкнул Завулон, кусая за плечо, потом жадно зализывая рану, — мне… Антон впервые сам потянулся поцеловать после всего, не предпринимая попыток отодвинуться и снова захлопнуться в свою скорлупу холодности и отстраненности. Он не возражал против неторопливых поглаживаний, признавал, что ему это нравится. Он позволял подставлять пальцы под его ресницы, когда сонно моргал, совсем как тогда, у дерева, когда впервые выплюнул свое «Ненавижу». Выплюнул, чтобы позлить, но после этого странно притих под покусыванием его губ, смотрел упрямо в землю и удивленно вскинул глаза лишь тогда, когда Завулон провел пальцем по его ресницам. К ласкам он был все-таки не приучен, они его тогда шокировали. Но это тогда не приучен. А сейчас есть кому позаботиться об этом…