До и после

То ли Антон ненадолго отключился в машине, то ли сумрак чудил, и даже пустышку зацепило эфемерным выбросом. Примерещилось, что всюду сотни ворон: небо черно от них, они бьются в стекла, в борта машины, а защитный магический барьер трещит и идет искрами, ветер вздыбливает листья и суховей вверх, закручивает воронкой - хотелось зажмуриться и прикрыться световым щитом… Антон вздрогнул и потряс головой. Завулон и Хена напротив о чем-то спорили, иногда бросая обеспокоенные взгляды в окна машины, но в городе вроде было все спокойно. Кто из них ненадолго «макнул» Антона в первый слой сумрака? Зачем это понадобилось? Не Завулон точно, он сейчас всецело был занят Хеной. Надоедливое карканье давило на уши, хотя картинка больше не повторялась. Послышался треск раздираемой ткани, машину качнуло. Антон опять бросил взгляд на спорящих, но те ничего не замечали. Антон начал мерзнуть, обхватил плечи руками. Да что происходит? Земля из-под ног уходит, будто пропасть разверзается. Антон зажмурился, и мелькнули желтые с вертикальным зрачком глаза. Тигр. Немой вопрос застыл на губах. «Зашивальщик», — порыкивая, мысленно сказал Тигр. «Ткань реальности расползается», — понял Антон. Накатил неконтролируемый страх. Завулон наконец почувствовал его состояние, задержал на лице обеспокоенный взгляд. Антона трясло. Надо было что-то делать. Что-то… «Не сейчас, — дал понять Тигр, — она давно уже расползается, больше года. Но скоро». «Что опять?» — недовольно вклинился в мысли Антона Завулон. «Все… нормально. Пока», — с трудом выдавил Антон, сейчас пристальное внимание Завулона раздражало как никогда, но в то же время успокаивало, будто от Завулона могла исходить поддержка. Смешно, но ощущение было именно таким. Завулон мягко прошелся магическим импульсом, проверяя самочувствие Антона, причем, не прекращая диалога с Хеной, тоже не хотел, чтобы оборотень почуял неладное. «Так в чем дело?» — Завулон не отставал. «Холодно. Просто холодно. Сумрак спокоен?», — сказал Антон чтобы хоть что-то ответить. Он звал Тигра, но того и след простыл. Намекнул на что-то, встряхнул и снова канул куда-то на нижние слои. Завулон замолк ненадолго, проверял сумрак, наверно. «Все стабильно». «Показалось». Они как раз подъехали к большому комплексу многоэтажных строений, перед входом застыла внушительная охрана. Вышли из машины. Земля под ногами Антона больше не дрожала, будто весь ужас лишь примерещился. Охранники узнали Хену и наместника, залебезили, без особых пререканий пропустили внутрь охрану Завулона и сопровождающих оборотня лиц. Катрин игриво оскалилась в сторону особо симпатичного охранника на входе, провела языком по проступившим клыкам. Маг, обвешанный боевыми амулетами и с двумя жезлами подмышками, проводил вампиршу хмурым взглядом в ответ. — Хозяев пропускают в комплекс только один раз, — тем временем пояснял Хена одновременно Завулону и Антону, — чтобы показать распорядок дня рабов и что охрана строго, внимательно за всем следит. Хозяевам также демонстрируют всю защитную и блокирующую систему, чтобы они лично убедились, что их рабы не смогут сбежать, и никакой вред им причинен не будет, причем это строго регламентируется. Но наместнику, естественно, вход сюда всегда будет открыт, как и всем сопровождающим его лицам. Я отдам нужное распоряжение. — Потрудись уж, — снисходительно согласился Завулон, пока не заходя внутрь. Он проверял кокон защитных чар по периметру комплекса. С уважением приподнял брови, выказывая одобрение. — Со всех рабов на входе снимаем ошейники, убеждаемся, что нет тайных следящих хозяйских чар, подвешенных на одежду и обувь. Словом, делаем все, чтобы на момент пребывания в центре рабы чувствовали себя свободными от присмотра и тотального контроля, смогли расслабиться, переключить мысли на что-то приятное. У Антона вертелась на языке колкость, что рано или поздно рабам все равно возвращаться к их хозяевам, а те устроят настоящий допрос, что было и как, потому ни один раб расслабиться все равно не сможет. Но озвучивать подобное было бессмысленно. — Вот арка, через которую впускают рабов, она проверяет на наличие тайных следящих заклинаний. Антон, тебе, как и всем другим, надо будет каждый день проходить через нее. У нас все честно и прозрачно, ни для кого не делаем исключений. В этом весь смысл. Завулон, сними ошейник. — Нет, — резко отреагировал он. — Ошейник останется. Антон иного и не ожидал. С другой стороны, если хоть раз разблокировать ошейник, кто знает, может потом уже снова не восстановится их с хозяином ментальная связь и такая тонкая реакция ошейника на малейшее изменение в настроении Завулона. Этот индикатор сильно упрощал жизнь Антона, предупреждал, когда не стоит лишний раз злить Завулона. Хене подобное упрямство не понравилось. — Правила для всех едины. — Но не для Городецкого. Ему не впервой, кто к этому не привык еще? — усмехнулся Завулон. — Тогда Антон не сможет пройти внутрь. Антон уже испугался, что сейчас Завулон скажет что-то типа «Ну и замечательно. Я передумал, мой раб не станет участвовать в этом фарсе. Мы едем домой ». Но Завулон вместо этого ухватил его за шею сзади, подталкивая к арке, подцепляя пальцами ошейник и применяя магию. В итоге они вместе с Завулоном благополучно прошли под аркой внутрь, хотя заклинания, подвешенные на арку, и затрещали опасно. — Я сам разрабатывал прототип арки и знаю, как ее обхитрить, — сказал Завулон больше для Антона, чем для Хены, тот в сумраке и сам должен был видеть степень магического воздействия. — Ты так мне все оборудование выведешь из строя, — возмутился Хена, но сделал знак охранникам, что все в порядке и, действительно, Городецкий — единственный раб, которому дозволяется быть в ошейнике. — Ничего, переживешь. — Держишь на коротком поводке? Не излишняя ли предосторожность? Твой раб, вроде, не заслуживает подобной строгости. — Городецкий, ты же не против? — вместо ответа Хене, съязвил Завулон. Антон молча разглядывал богатое убранство внутреннего помещения, спецотдел не поскупился на обстановку: всюду мягкая удобная мебель, диваны, стулья, кресла, столики с тарелками еды на любой вкус и с безалкогольными напитками. — Он не возражает, сам видишь. Хене оставалось лишь досадливо фыркнуть и повести всех вперед на экскурсию. Кругом суетились охранники и прислуга, значит, Хена редко сам посещал это заведение, а сейчас своим появлением обескуражил и напугал обслугу. В конце коридора вывернули и быстро скрылись из вида двое пустышек, поторапливаемые охранниками. Тихо играла ненавязчивая приятная мелодия, чем-то напоминающая призывный зов вампира, только была призвана расслаблять и успокаивать, притуплять беспокойство и настороженность. Окружающие то и дело удивленно косились на ошейник Антона и испуганно жались подальше от Завулона. Хена провел их в один из кабинетов для лекций-агитаций, показал, где Антону предстоит делиться своим опытом и влиять на умы других пустышек. Там как раз занималась небольшая группа, и Антону это напомнило классные комнаты Ночного Дозора — небольшие, но обставленные демонстрационным материалом и обвешанные цветными диаграммами. Несколько пустышек мигом узнали как Завулона, так и Городецкого, повисла гробовая тишина — нехорошая, давящая. Лектор, невысокий Темный, явно невысокого уровня силы, сразу засуетился, стал отчитываться по курсу программы, которая сейчас читалась слушателям. Хена одобрительно закивал. — Как видно по спокойным аурам слушателей, проводимое здесь время идет им на пользу, благоприятно влияет на процесс регенерации, проводимый нашими целителями на верхнем этаже в перерывах между занятиями, — отчитывался лектор. Завулон скептически сощурился, проверяя сказанное. — А мелкая зеленая дрожь страха во внутренней оболочке ауры — это мне мерещится, наверно? — спросил он. — Нужно время, чтобы рабы убедились в полной безопасности, осознали, что им все идет на пользу, что это в итоге улучшит их отношения с хозяевами, благотворно скажется на картине выживаемости пустышек, — в пояснения включился теперь и сам Хена. — По нашим расчетам достаточно будет месяца, чтобы все стабилизировалось. А Городецкий своим примером сможет ускорить этот процесс, и, несомненно, принесет пользу. Обычные слушатели сейчас принялись бы перешептываться, спорить, но рабы давно были приучены к молчанию и изолированию, поэтому, даже обучаясь в одной группе, избегали смотреть друг на друга, а уж переговариваться — и тем более. Они молча и недоверчиво выжидали. Вот и вся реакция. Затем Хена показал им отделение магической подпитки, набитое до отказа различными артефактами и амулетами силы. Пояснил, что здесь проходят ребиалитационный курс особо истощенные и замученные рабы. С особой гордостью он продемонстрировал комнату, где играли малолетние дети. Обычные человеческие дети под присмотром молодых ведьмочек. Они смеялись и прыгали, рисовали что-то маркерами на досках. У Антона против ожидания Хены подобная картина не вызвала положительных эмоций, как это позиционировалось на дверной табличке — зрелище, вселяющее в пустышек эмоциональный поток уравновешенности. — Антон, ты морщишься? — удивился Хена. — Уберите. — Что? — Детей отсюда уберите, комнату эту. Вы добьетесь нервного срыва, а не эмоционального подъема у пустышек. — Почему? — Хена действительно не понимал и очень сильно был удивлен. — Истощенных Светлых Дозорных всегда подсаживали на подпитку детской радостью. Нормальная практика целительства. — Любой Светлый, видя тут детей, сразу вспомнит, чем всегда оборачивалось их общение с ведьмами. Кровавые жертвоприношения и ингредиенты для зелий — нам приходилось подписывать на это разрешения, помнишь? Хена нахмурился, что-то зачеркивая у себя в ежедневнике. Завулон понимающе усмехался неподалеку. Его заинтересовал плакат на стене, где в агитационной форме доводилось до сведения пустышек, что довольный хозяин — это счастливый раб. А сытый раб — это дальновидный хозяин. Антон заметил в дальней части коридора еще один плакат: «Рабство — это гарантированные рабочие места, миска супа и крыша над головой. Раб, вспомни, где бы ты был, случись вдруг ИНАЯ реальность». Антон тихо засмеялся. Это уже не агитация, а антиагитация какая-то. Можно читать смысл как тебе удобнее. Интересно, что за умник это сочинил? «Труд из обезьяны сделал человека, лень — мага, а любопытство подружило с тенью. У каждого раба есть шанс пройти этот путь снова!» Теперь и Завулон внимательно читал дурацкие призывы, лыбился, качал головой. «В любой луже найдутся рыбы, считающие ее океаном. Раб, помни об этом! Во всем есть свои плюсы!» «Зависимость от мозгов и логики иногда утомляет. Раб, радуйся, что эту непосильную ношу взяли на себя хозяева. Им теперь нести ответственность!» «Даже самый незначительный раб может ухудшить ситуацию до невообразимости. Пожалей Тигра. Ему может быть стыдно за тебя!» — Кто это у вас такой… умный? — хихикая, спросил Завулон у Хены. — Да есть один умелец. За неординарность мысли и держим на иждивении. Чудом выжил, иногда заикается, но всегда радостно лыбится во всю пасть. Это еще не все его шедевры. Вы в столовой не видели. В зоне отдыха. — А как же рабский кодекс? Сколько там статей он уже нарушил, остроумничая? — Этому можно. Да и разрядить серьезность обстановки не помешает. Рабам его плакаты нравятся, улыбаются, на телефон фотографируют, плюсы в анкетах ставят, еще хотят. «Абсолюту нет предела, совершенству - тоже, надежда умирает последней. Раб, сделай так, чтобы хозяин остался доволен. И ты станешь ближе к своей цели!» — прочитал вслух Антон и в горле запершило. Намек или издевательство? — Надо же пустышкам во что-то верить? — пожал плечами Хена. — Так пусть хотя бы в это. — Лучше уберите это, — сказал Завулон. — А коггнуру понравилось, — встрял лектор, который все никак не рисковал вернуться к своей работе, высокопоставленные гости ему мешали. — Ну если коггнуру… — задумчиво протянул Завулон. А Антон внезапно понял, почему ему знаком стиль подобных высказываний. — Музыкальное сопровождение тоже имеется? — спросил он у Хены. Пальцы дрожали от шальной мысли, что угадал. — Как раз планируем запустить музыкальный рабский радиоканал, — кивнул Хена, улыбаясь, предвкушая что-то. — Где он? — Городецкий! — одернул его Завулон. Антон действительно увлекся и вел себя совсем не как раб, наглел, но это было выше его сил. — В качестве залога за завтрашнюю лекцию от Городецкого готов проводить прямо сейчас, дать пообщаться, — Хена делал вид, что недовольство Завулона его мало волнует. Антон кивнул, хотя и слабо представлял, как вообще завтра справится с возложенными на него обязанностями. Они поднялись на четвертый этаж, в конце коридора была дверь, разрисованная краской из баллончиков, преобладали черные и ярко-розовые тона. — Лас, — сказал Антон, когда Хена толкнул дверь и вошел внутрь без предупреждения. Сидящий за столом, заваленным бумагами и всевозможной техникой, резко подскочил, обернулся и завопил: — Антооон! — Это наш вдохновитель идей! — сказал Хена, будто бы случайно перекрывая доступ Завулону в маленькую комнату. Пока Темные перешептывались и спорили о чем-то, Лас успел подобраться вплотную, потрясти за руку, шепнуть на ухо: — Я знаю. Всё знаю. Слежу за слухами про тебя и твое чудовище. — Жив, — обрадовано выдохнул Антон, — жив… — Все там будем, — Лас усилил голос, заметив наконец Завулона, подтягиваясь и переходя на формальный тон, — главное, чтобы не сейчас. Верно я рассуждаю? Поживем пока еще. Во благо, так сказать. Идей. Во благо идей. И общего концепта. Завулон недовольно поджал губы, но Хена опять его отвлек, заставляя отойти дальше по коридору. И Антон был благодарен ему за эту возможность пообщаться с Ласом без присмотра. — Как там Юлька? — тихо спросил Лас. Антон кивнул, не зная как еще охарактеризовать происходящее с новоинициированной. — Передай ей, что несмотря ни на что она наша. Была и остается — нашей! Я даже песню одну сочинил. Там про зубастых. И беззубых. Такая идея, закачаешься! У Антона опять в горле встал ком от волнения. — Передам. Обязательно передам. — Завтра. По радио. Слушай. Петь буду. Для тебя — тоже. — Ну пошли, пошли, Городецкий! Где ты там? — требовательно позвал Завулон. — Тебе списки передают, — зашептал наскоро на ухо Антону Лас. — От меня тоже скоро будет небольшой. Ты его Тигру, как обычно все передаешь, отдай. Даже если он их ест, всё лучше, чем это болото. Антон, обещай. — Не ест он. Он Гесеру их отдает. — Что? — глаза Ласа вспыхнули удивленной радостью. Когда Тигр впервые Антону бросил картинку, как повстанцам сгружает свой урожай, с приказом скрывать, пресекать слухи, Антон и сам летал, как на крыльях. Беспокоило только, что отдавал он лишь раненных и тех, что на грани развоплощения. Куда Тигр девал здоровых — не понятно, но Ласу знать это не обязательно. — Только никому ни слова. Жизнь моя — залог. Лас очень серьезно кивнул. — Ну, так я список пришлю. Только тогда чутка побольше. И чудовищу своему не показывай. Это уже моя жизнь залогом становится. Антон столь же торжественно кивнул. Когда они с Завулоном и Хеной шли по коридору, вместо ненавязчивой мелодии в здании разносилось нечто бардовское: «И настанет день, оно придет. Зубастое. Придет. Но у нас полно бумаги. Мы пишем. Не можем не писать. Длинные, длинные колонки имен…» «Вот же зараза, — не зло выругался про себя Антон, — он же так меня подставит…» «Мы для того, чтобы дарить радость. Угождать. Но мы умеем больше. Много больше. Тень и Свет. Бульдозером всё разровнять. Лучше нас никто не сможет. Дарить радость. Память нужна. Нам нужна память…»