До и после

Просыпаться не хотелось. Было тесно и жарко. Но так хорошо. Антон проморгался: ну точно, они так и отрубились на чердаке на его лежанке. И как только в итоге оба поместились? Завулон вроде не пользовался магией для трансформации мебели, да и не смог бы, слишком узкое пространство, наклонный скат крыши. Приятная ломота и лень во всем теле требовали опять прикрыть глаза и провалиться в уютную дремоту. Но пальцы, потянувшие за волосы на макушке, вынудили приподнять голову от подушки, глянуть Завулону в глаза. Прищур был насмешливый, но вполне себе довольный. — Тесно у тебя тут. — Что есть. Завулон волосы отпустил, принялся недовольно оглядывать комнату, хмурясь на светлеющий в окне восток. Утро. И когда только успело? Антон знал, что надо бы Завулону сказать про заглючивший ошейник, про вмешательство Хены, и лучше бы сделать это побыстрее, пока тот сам не догадался. Он так или иначе рассердится, но хотя бы будет шанс объяснить, что Антон позволил Хене эту выходку только из желания проверить, справится ли оборотень с магическим блоком Завулона. Но безмятежно лежать и ощущать горячие пальцы, поглаживающие кожу на бедре, было так хорошо, что Антон малодушно оттягивал время. В голове мыслей почти никаких не осталось, перстни, известные Антону уже во всех подробностях, и не только по внешнему виду, но и по прохладному царапающему ощущению на коже, вычерчивали беспорядочные линии, и хотелось лишь расслабиться, ответить такой же будоражащей лаской. — Твой Тигр уже выкосил седьмую часть рабов. Что он с ними делает? Скоро мой рабский лазарет станет самым перенаселенным пунктом обитания пустышек. Меня за это сожрут. — Он не мой, — по привычке огрызнулсяя Антон. — И разве ты не выкупаешь ими уровни силы тех, кто тебе тайком презенты носит, протекции просит? По ошибке пару дней назад слуга не тебе, а мне передал очередной список имен московских магов. Это уже ни в какие ворота. Они считают меня твоим секретарем? Скоро за тебя еще и все документы подписывать буду? — Ты же передал Тигру список? — С чего бы? Мне презентов и подкупов никто не шлет. В чем моя выгода? — В том, что ты список подкорректировал, добавив туда парочку имен рабов, которых надо изъять в первую очередь? Вот же гад, догадался, но ни слова не сказал. Как давно отслеживает эти подмены списков? Начинать беспокоиться? Или все-таки прокатит? Сейчас было всё лень. Даже бояться — лень. Вместо ответа Антон уткнулся носом в основание шеи Завулона, чуть повозился, устраиваясь удобнее. Ему милостиво это позволили. — От рабов сплошные растраты: прислуга продукты закупать не успевает, всё куда-то пропадает, половина охранников сопровождает одного раба в исследовательский инквизиторский центр, другая половина подчищает последствия твоего непослушания. Почему я должен мириться с ущербом? Антон пренебрежительно фыркнул. Можно подумать, Завулон в накладе. У него этих охранников — из бывших Дозоров разных городов собрал. — Какая тебе разница, из каких именно рабов Тигр собирает свой урожай? Пальцы Завулона на ребрах Антона стали более агрессивными. — У меня свой расчет, а ты мне его портишь. — Не было бы моего Тигра, и твои расчеты цены не имели бы… Договорить Завулон не дал, дернул, опрокидывая на спину на самый край жесткой кровати, навалился сверху, перехватив пальцами горло, пока не слишком сильно, давая возможность дышать. Что ему опять не понравилось? — Так он все-таки твой? — Ты же сам так говоришь, — хотелось дразнить Завулона и дальше, слишком уж опасными сделались его глаза. Ревнивыми. — Глотку перегрызу. — Мне или ему? — Антон попытался высвободиться, но кровать действительно была слишком узкой, чтобы совершать полноценные маневры. Они еще ночью в этом убедились, но тогда легче было подстроиться друг под друга — хотели одного и того же. — Обоим. Начну с него и… — И от тебя останутся только рожки да ножки, — поддел Антон. Завулон боялся Тигра, по-умному боялся, любопытствуя и изучая. И для Антона это было хорошим отрезвляющим примером, доверять Тигру до конца нельзя было, у того лишь собственная выгода на уме. — Тогда придется начать с тебя, — слишком серьезно сказал Завулон, чтобы действительно забеспокоиться. Когда он вот так переигрывал, подчеркнуто пугал, значит, у него было хорошее настроение. Антон в очередной раз поразился, насколько хорошо изучил все его реакции. Ошейник в этом очень помог, выдрессировал-таки. И будто услышав мысли Антона, Завулон ухватил за ошейник, проверил состояние защитного амулета. Антон замер: обнаружит сбой или нет? Но Завулон уже беззаботно прихватил зубами кожу у ключицы, лизнул. Сейчас ошейник его волновал меньше всего, он ухватил за запястья, зафиксировал руки над головой. Опять куснул. — Хватит. Ты итак уже ночью всю шею мне искусал. Больно же. На смену зубам вновь пришел язык. — Завтрак, — напомнил Антон. — Там уже стол накрыли, наверно. — Наплевать. — Тебя прислуга потеряет. Дом обыскивать начнут. — Ммм?.. — Завулон не желал отвлекаться от приятного занятия. — Телефон, небось, уже разрывается. — Раб ты или кто? — недовольно буркнул он. — Твое дело подчиняться, а не бубнить под ухом. Или мне тебя связать? К гоблину их всех. Ну?.. Антон двинул бедрами навстречу, вызвав этим довольный рык, ответил на агрессивный поцелуй. Его инициатива понравилась Завулону, у того даже дыхание сбилось в предвкушении. Надо же, раньше только царапал да кусал, теперь поцелуями балует. Если про Хену рассказать, сразу перестанет? Антон собрался было выдать все, как на духу, но Завулон уже нетерпеливо вжимался и одобрительно заурчал, стоило только провести коленом по внутренней стороне его бедра. Он прав, дела подождут. Без завтрака тоже можно обойтись… *** Завулон, стоя в душевой, с удовольствием подставлялся под прохладные струи воды и краем глаза следил за Городецким. Антон недовольно пялился в зеркало, морщился — следы от зубов на его шее побагровели, и по мнению Завулона смотрелись как надо: ярко, заметно, достаточно агрессивно, всякий, увидевший их, сделает правильные выводы. Вчерашний разгром дома посланника коггнура послужит серьезным предупреждением: моё не трогать! — Убери. Залечи, — потребовал Антон. С его мокрых волос капала вода, и это напомнило Завулону, каким строптивым он был вначале, когда не давал прикасаться к себе и каждый раз вздрагивал. Теперь стало проще. И опаснее: Антон осмелел и не упускал своей выгоды. Завулон отменно научил его оборачивать всё себе на пользу, Городецкий делал это уже автоматически, даже не замечая. А еще удалось вычислить его слабость, когда он становился безоружным, податливым и ласковым, как тот кот: стоило лишь провести пальцами у него между лопаток, вдоль позвоночника, вплетая в это движение чуть магии, и Антон довольно запрокидывал голову, жмурился. И когда его крылья окончательно пробьются? Их рост, наверно, доставляет сильный дискомфорт, иногда даже шипит от боли. Магией его, что ли, целые сутки подпитать, ускорить процесс? Пока Антон опять что-нибудь этакое не выкинул, не разозлил, не вынудил лишить надолго его подпитки? Под потоком силы он сразу оживает, даже иногда улыбается. — Ну, залечи же! — Зачем? Мне нравится. — Убери, — он пытался приказывать. Хмурился. Злился, что Завулон не понимает причины. Но на взгляд Завулона не было тут ничего унизительного. Принадлежит — и точка. Пусть только попробует отрицать. — Или не рассчитывай на помощь с твоими документами. Так и брошу всё в том чудовищном беспорядке в твоем кабинете и… Завулон усмехнулся. Коснулся оставленной им метки, потянул Антона за плечо в сумрак, чтобы тот своими глазами видел, что метка не только не исчезает, а под воздействием магии глубже въедается в кожу, слабо светится. — Сволочь, — Городецкий дернулся, вырываясь. Дыхание у него зачастило, легкие пытались усвоить кислород, который пустышкам в сумраке недоступен. — Ты забываешься, раб, — Завулон уже вел у него по спине сумеречными когтями, чуть ли не вспарывая кожу и мышцы, проступили капли крови. В сумраке они поблескивали серым отливом, и так тянуло их слизать, ощутить вкус на губах… — Ты принадлежишь мне. Не рассчитывай на другое. Антон обиженно его оттолкнул. Но тут стало твориться что-то странное с сумраком: он вздыбился гигантскими иглами, то ли прорастая в небо, то ли стекая с него вниз. Голова закружилось, ориентиры сбились и какое-то время казалось, что невозможно определить где верх, где низ. Единственное, что Завулон успевал делать, это дышать за двоих, впиваясь в губы Антона, даже прикусывая их, чтобы отрезвить и чтобы не вздумал отстраниться, сбежать. Вывалиться сейчас в реальность почему-то даже не пришло в голову. Как заклинило. «Ткань расползается», — мысленно крикнул Антон. После этого Завулон будто со стороны увидел, как вокруг них расползается в разные стороны пространство, ощериваясь лохмотьями. «Сделай что-нибудь», — приказал Завулон. «У меня же магии нет. Как?» Все больше острых игл вздыбливалось из-под ног вверх, а с неба в землю впивались серые смерчи. Завулон активировал магию в защитном амулете, встроенном в ошейник, за последний месяц там должно было саккумулироваться достаточно силы. «Теперь есть». Наблюдать, как зеленовато-сизая клубящаяся сила стекает с ошейника, впитывается кожей Городецкого, было необычно и… пугающе. Так текут первые струйки раскаленной лавы с прорывающегося жерла вулкана — съедая на своем пути породу, расплавляя все на своем пути. Городецкий судорожно вдохнул, теперь уже самостоятельно без помощи Завулона стоя на втором слое сумрака, свободно дыша, впервые за долгое время ощущая среду как родную. Ткань трещала по всему пространству, которое мог охватить взгляд. Завулону сделалось жутко. Какой-то животный, первобытный страх коверкал все внутри. — Чего ты ждешь? — крикнул он. Зашивальщик. Антон — зашивальщик и должен понимать, что следует сделать. Если не понимает, значит, его надо растормошить, вынудить. Это должно быть просто. Совсем как инициировать в сумраке новичка-потенциального мага. Антон растерянно оглядывался, перебирал в пальцах нити силы, будто не зная, как быть. И тут по сумраку прошла волна судороги, словно он изнывал от голода, и его корежило. Завулон сам не понял как, но почувствовал, что это была судорога боли — сумрак переваривал сам себя. И тогда Завулон закричал, ощущая себя частью этого — частью расползающейся ткани мироздания. И Антон сразу будто отмер, среагировал, как и должен был, напоминая себя прежнего, Он сделал что-то странное, отличное от обычных манипуляций с силой. Он поворачивался, взглядом унимая волнение сумрака, укорачивая вздыбленные иглы, сглаживая их остроту. Еще и еще, пока поверхность не выровнялась, а небо не стало отлично от поверхности под ногами. Завулон ощутил привычное с недавних пор, родственное воздействие, как если бы кто провел ладонью по встрепанным на ветру волосам, смыл потоком воды с плеч и спины раздражение и взвинченность, убаюкал страх. Именно так в последний месяц действовало присутствие Городецкого в минуты злости или ярости. Будто бы Завулона возвращали в первозданное состояние, в первичную матрицу комфорта. Сейчас Антон делал то же самое с сумраком, и тот постепенно успокаивался. Завулон невольно залюбовался Городецким: он был в полной, хотя и не своей, силе, добавился в росте, плечи развернулись, с кончиков пальцев текла, светясь, магия. Светлая магия. Для Завулона до сих пор была загадка, как пользуясь его силой, Антон умудрялся менять ее состав, превращая в светлую. Все-таки, где-то внутри в нем медленно, но верно просыпается Зашивальщик, раз творит такие фокусы, не поддающиеся объяснению. Ткань больше не трещала, не издавала чудовищных, еле выдерживаемых ушами, звуков. Она сплеталась, заращивала прорехи, затягивала раны, совсем как живая. Больше не было необходимости воздействовать на нее, пора было возвращаться в реальность. Антон обессилел и побледнел, пришлось его потянуть за собой, помочь вышагнуть из сумрака. Как быстро закончилось его господство над стихией, и теперь он опять пустышка, будто и не было ничего. Придется опять с месяц заряжать амулет в его ошейнике. — Ты поделился силой, — устало и не понятно почему удивленно сказал Антон. Завулон недовольно передернул плечами, вроде говорить об этом глупо и бессмысленно: жить хотелось — вот и поделился магией. Главное, что сработало. Зашивальщик инициирован. А уж какой ценой, разбираться будут позже. Сейчас для этого слишком есть хочется. Показалось или нет, что из сумрака подглядывает Тигр? Учуял? Или специально все подстроил? Но Городецкому было не до того, чтобы это заметить. Он еле стоял на ногах.