До и после

Доступ на второй этаж, что удивительно, Антону был открыт. Когда Завулон запирался в одиночестве, обычно никто не мог ни достучаться, ни пробиться по сумраку. А тут то ли по привычке, то ли на подсознательном уровне Городецкого пускали. Хороший знак. Неужели подначки Тигра так сильно задели Завулона? Или тоже сказалась усталость? Все-таки месяц выдался не из легких и многие прошлись по самолюбию Завулона так, что после подобного не живут. Лет десять назад были бы трупы. Много трупов. Причем, якобы случайно подставившихся или же вследствие несчастных случаев. Теперь же Темные пропадали незаметнее и можно было бы свалить хоть на того же Тигра и его урожай, но Завулон пока держался и акцентировал внимание на действительно важном и срочном. Завулон обнаружился в полумраке и в своем любимом кресле. Отсалютовал бокалом и опять уставился в темнеющее окно. Антон сел на пол у его ног, опершись спиной на боковину кресла и откинув голову ему на колено. Поза давно уже стала привычной и в чем-то даже удобной, но обычно Антон так делал только по настоянию Завулона, когда он дергал за плечо и требовал молчаливого присутствия или же напоминал рабу, где его место. Поэтому сейчас Завулон удивленно обернулся, но все-таки не упустил возможности ухватить за ошейник, одобрительно постукивая пальцами по пластинам. Антон потянулся за бутылкой, опять оставленной на полу — так нещепетилен с посудой Завулон бывал только, когда ему было действительно муторно. Впрочем, Антону было сейчас не лучше, поэтому наплевав на отсутствие еще одного бокала, он глотнул прямо из горлышка. Горло обожгло, да так качественно, что надолго перехватило дыхание. Или это со всеми дерьмовыми запретами для рабов он просто отвык? Курить, к примеру, уже не тянуло так мучительно. Завулон отобрал бутылку, ухватил за волосы и заставил запрокинуть голову. Зачем-то долго вглядывался в лицо. Магически считывать мысли и настрой не торопился, просто молча делал какие-то догадки. Мимолетно провел подушечками по скуле, то ли лаская, то ли просто пытаясь убедиться, что не мерещится. — Гори оно всё огнем, — сказал он раздраженно, и Антон дернулся, привыкший, что подобные проклятия лучше не озвучивать, ведь может и исполниться ненароком. Завулон опять жестко вцепился в ошейник, среагировав на движение и не позволяя отстраниться. — Огнем. — Завтра будет новый день. Станет легче, — вздохнул Антон. Сидеть вот так вдвоем, в темноте, было почему-то уютно и… успокаивающе? Да, именно. — Зачем сюда притащился? Антон неопределенно покачал головой, чувствуя, как пальцы опять зарываются в волосы у виска. Он вновь потянулся за бутылкой, нагло вырвал и сделал несколько глотков, облизывая губы. — Учить тебя манерам бесполезно. А правилам поведения — тем более. Делаешь что хочешь, — медленно проговорил Завулон. — Желаешь — приходишь, нет — только прямым приказом и можно принудить. Два года, Городецкий. Я убил на тебя два года. И все без толку. Так зачем притащился? Что-то опять надо? Антон хмыкнул, позволяя отобрать бутылку и наблюдая, как вопреки всем привычкам Завулон тоже глотает прямо из горлышка. И ведь даже не морщится, зараза. — Соскучился. — Хмм. — И решил, что ты захочешь высказать мне претензии, ведь это в твоих правилах — воспитывать раба и ставить в известность о своем недовольстве. — Прямо-таки недовольстве? Антон сжал пальцы Завулона на ошейнике и чуть повел головой в сторону, добиваясь, чтобы тот вновь противно завибрировал. — Вот так уже больше получаса. Как понимаешь, любое твое настроение я буквально воспринимаю кожей. Завулон удивленно хмыкнул, ощупывая ошейник, касаясь защитного амулета под чешуйками. — Почему раньше не сказал? — Я думал, ты знаешь. — Любое, говоришь? — тон его изменился, стал тягучим, обволакивающим. Антон облегченно выдохнул, настроение Завулона наконец переменилось, опасность вроде миновала. Заныла спина. Она весь вечер напоминала про себя, между лопаток тянуло и чесалось, но вполне терпимо. А вот теперь от неудобной позы резко поплохело. Антон повел плечами, пытаясь размять ноющие мышцы. Ошейник тем временем завозился на коже совсем по-другому: будоражуще, настойчиво. Антон вскинул голову — Завулон смотрел в упор. Его влажные от виски губы поблескивали в полутьме. Антон потянулся навстречу, приподнимаясь и целуя. Сразу вспомнилось, как они сумасшедше вжимали друг друга в стену рабского центра и когда было так хорошо. Завулон ответил, но медленно и будто любопытствуя, чем всё закончится. Сейчас он не давил, не настаивал, предоставлял полную свободу действий. И именно эта, столь непривычная от него реакция, окончательно возбудила, и Антону будто крышу снесло: он жадно накинулся, полностью поднимаясь и нависая над сидящим в кресле Завулоном. Ухватил его за запястья, прижимая их к подлокотникам, перекрывая возможность отодвинуться. Он покусывал и ласкал, и такое доминирование внезапно настолько понравилось, а заинтересованная реакция так манила, что мозги совсем отключились и действовать получалось на одних инстинктах. Он уселся сверху и выгнулся, когда Завулон все-таки вырвал руки из его хватки и поспешно содрал с него домашнюю футболку, провел пальцами по коже, болезненно царапая. — Пусть всё горит. Плевать, — выдохнул Завулон ему в губы, лизнув. — Пусть… — не пойми с чем согласился Антон. В голове было пусто и одновременно кристально четко. Он точно знал, чего хочет сейчас. И как. И поцелуи прерывались лишь судорожным дыханием. Короткими словами на грани слышимости: — Сюда. — Да. Так. — Подожди… И одежда мешала, врезалась, трещала под торопливыми движениями. И сквозняк холодил разгоряченную спину. И простых поглаживаний было мучительно мало. Мало. Мало всего. Даже сумасшедшей заинтересованности, податливости Завулона теперь казалось мало. Хотелось вырвать стон. Ощутить полную победу. Желание совсем уже поглощало. Антон не до конца осознавая и мало себя контролируя потянул магию, впитывая ее, перенаправляя, окуная Завулона в тот же дурман, в котором сейчас пребывал сам. И наконец дождался долгожданного стона. Он ловил его губами, впитывал бурлящей в себе магией и знал, что Завулон это чувствует, осознает восторг, который Антон испытывал от его подчинения, от того, что тот позволял всё это. И тут спину свело мучительной судорогой, Антон дернулся и застонал. Выгнулся, отстраняясь. Как не вовремя, зараза. Его сейчас вышвырнут из кабинета. Потому что… кто знает, как подобное станет трактовать Завулон? Сейчас он опомнится, возьмет магию под контроль, перекроет доступ к ней… Антон против воли разочарованно застонал, прикусывая нижнюю губу. Как больно. И как же не вовремя… Завулон чуть слышно рассмеялся. Он перехватил его у бедер, фиксируя одной рукой и что-то разглядывая в сумраке. Антон тихо ругнулся. Что происходит? Ведь было так хорошо. Ощущение почти настоящего полета. Кто бы мог подумать, что вот это всё может быть так… так крышесносно. Спину опять повело и с трудом удалось втянуть воздух сквозь зубы. — Больно… — Сейчас. Подожди, — сказал Завулон, проводя пальцами по спине вдоль лопаток. Он резко выпустил когти и резанул по коже, вспарывая ее. И только теперь Антон понял, что недавний всплеск магии, которую он опять позаимствовал без спроса, что-то в нем изменил. Сумеречный облик прорывался в реальность. Каков хозяин, такова и его магия: Завулон часто и без особого труда перекидывался в свою ипостась прямо в реальности, а подобные фокусы мало кто мог себе позволить. И вот теперь позаимствованная магия делала с Антоном то же самое: с малоприятным хрустом крылья высвободились и раскрылись за спиной. — Пока небольшие, — похоже, Завулон был в восторге от происходящего. — Их и раньше-то было проблемно прятать в сумраке заклинанием. И что теперь предлагаешь? Отрезать? В первое мгновение Антон решил, что он говорит всерьез, и даже успел испугаться. Подобное увечье уже ничем не излечить и не исправить, потому как проявившийся в реальности облик нельзя травмировать, регенерация слишком слабая. Но Завулон все продолжал разглядывать и ощупывать, чуть заметно улыбаясь, и Антон успокоился — это не было похоже на желание немедленно устранить возникшую проблему. А завтра… — Ну что ж, сегодня нам есть что отпраздновать, — весело объявил Завулон, подхватывая бутылку с пола и настаивая на глотке. Затем отпил сам и, дернув Антона на себя, заставив наклониться, щедро плеснул на пропоротую его когтями кожу под суставами крыльев. Антон отчаянно зашипел от боли и попытался вырваться. — Тшш, магией сейчас залечивать нельзя. Неизвестно, что у тебя еще вырастет, — странно терпеливо пояснил он, пытаясь шутить. Но Антон все равно обиженно оттолкнул его, собираясь встать с его колен. Но, конечно же, этого не позволили. — Не притворяйся, ты уже никакой боли не испытываешь. Я знаю. — С чего бы? — огрызнулся Антон. Пальцы Завулона поднырнули под ошейник и погладили защитный амулет. — Когда хочу, я через него отлично тебя чувствую. — Почему раньше не сказал? — Мог бы и сам догадаться. — Когда хочешь? Подожди... То есть... - вдруг осознал Антон. — Так. На чем мы там остановились? — Мне хотелось тебя прибить. Спиртным на кровоточащую рану? Хотел бы я пыток, сюда сегодня не пришел бы. — Но пришел же, — проворковал Завулон, заставляя чуть повернуться и проверяя края раны. — Завтра залечу без следов. Сегодня нельзя. — Я тебя все-таки прибью. Завтра. — Завтра… — согласился Завулон, целуя — грубо и настойчиво. — Всё завтра… Иди сюда. И вырываться Антону больше не хотелось. Тем более, что его инициативу — тоже грубую, горячую и жадную — никто не останавливал, напротив, ему активно подыгрывали. И вырывая еще один долгожданный стон, такой неохотный и упрямо-тихий, Антон ловил его губами и ликовал, ощущая предвкушающую дрожь под своими пальцами… Наконец-то…