До и после

Антон попытался осторожно надавить: — Я слишком устал. Ты задействовал в торговом центре исцеляющую магию. Но ее было недостаточно, чтобы восстановить силы. Я буквально засыпаю, — Антон ждал какой угодно реакции на свои слова: гнева, досады, раздражения, назидательного подтрунивания, но никак не усталого вздоха. Завулон молчал, не удовлетворившись сказанным. Он ждал ответа по существу, а просьбу попросту игнорировал. Ладно, значит, ждет, что Антон первым выскажет претензии. Что ж, придется играть по его правилам. — Обязательно было делать из меня наживку? Хотя бы предупредить могли бы, — Антон запоздало осознал, что как-то странно ему сегодня позволяют перетасовывать роли, вот обвинять, например, выказывать неудовольствие. Не то чтобы он не испытывал в этом потребности, и не то чтобы это не помогало, но… рабу позволяют позубоскалить? Интересно, чем это аукнется в итоге. — Что бы это изменило? Осведомленность помогла бы тебе падать быстрее или, наоборот, медленнее? — Ты мог мне сказать. Именно ты. — Мне некогда было бы спорить с тобой, я следил, чтобы мое имущество не расплющило до неузнаваемости. Я, насколько ты помнишь, эстет. Рабы-инвалиды мне ни к чему. Да и надоело тратить силы на твое исцеление. Удобство хозяина — прежде всего. Ты ведь помнишь, что это 4 правило из рабского кодекса? Или в наказание заставить тебя цитировать его вслух от корки до корки? Завулон переводил всё в шутку, значит, речь не шла о каком-либо серьезном наказании. И Антон совсем осмелел, досада и обида, душившие совсем недавно, внезапно куда-то испарились, соображать стало проще. Почему, интересно, в присутствии Завулона всегда спокойнее и не удается выплеснуть на него всё то, что бурлит в его отсутствие? Антон уже и раньше замечал, что при Завулоне, особенно когда он такой непосредственный и незамкнутый, логика в разы обостряется. Будто наравне со своей магической силой он позволяет зачерпывать и привычку думать взвешенно и отстраненно. Если, конечно же, Завулон в этот момент не ставит целью разозлить и довести своего раба до белого каления. Вот и сейчас произошедшее виделось не столько на эмоциональном фоне, сколько сопоставлением цены, ее целесообразностью и конечным оправданным результатом. Казалось, с чего рабу оставаться бы недовольным? Но, вместе с тем, вроде и у хозяина не должно быть причин злиться. Но Завулон был раздражен. Тщательно завуалированная досада просачивалась в его взгляде, в пальцах, напряженно поглаживающих столешницу. Он будто никак не мог определиться, чего ему больше хочется: приласкать или же придушить, переломав при этом кости. Выходит, определиться должен помочь сам раб. Ладно, играть, так играть. — Интересно, — невинно спросил Антон, принимая чудовищные правила игры и отвечая в тон Завулону, — если бы я сейчас позаимствовал часть твоей магии и превратил бы в труху кости вампирше в отместку, так сказать… Возможно, у меня это вышло бы спонтанно. Или я умудрился бы даже сделать вид, что это так. Ведь не впервые мне слетать с катушек и тянуть из тебя силу, — Антон бросил на Завулона быстрый взгляд, убедился, что слушают внимательно, чуть склонив голову. — А если я при этом еще и слишком увлекся процессом… Перегнул бы с прессом силы, вампиры хотя и живучи, но всему есть предел, так ведь? Вот мне и интересно: отделался бы раб лишь незначительным наказанием за такую… провинность? Уголки губ Завулона дрогнули в некоем подобии довольной улыбки. — Думаешь, это достойная цена за ее попытку обезопасить мою собственность, пусть и таким ненадежным способом? — Думаю, что она не имела права. И это показало ее отношение ко мне как к… — Как к бесправной собственности? К неоправданной инвестиции, от которой больше проблем, чем пользы? — Может, ее расстроило, что план не сработал? — огрызнулся Антон. — Она надеялась, что повезет, и мои мозги размажет по бетону? А тут такая досада. — Кстати, — Завулон протянул руку к ошейнику, что-то проверяя, — так почему ты не воспользовался крыльями? Видимыми они все равно не стали бы, ты не мог этого не чувствовать. Все решили бы, что просто сработала стандартная защита от ошейника. Как по сути и произошло на самом деле. Антон неопределенно повел плечами. Не объяснять же, что сам виноват, и, когда в рабском центре восстанавливал защитный кокон Завулона, напутал, сковал крылья, сам того не желая. Если Завулон поймет, что Антон мог погибнуть, не подоспей он вовремя, усиливая амулет в ошейнике, то сделает сейчас то, чего не смогла добиться вампирша — прибьет раба под аффектом, и даже мокрого места не останется. — Занятно, — произнес вдруг Завулон, заметив эту аномалию, и Антон напряженно замер. — Кто пытался взломать защиту? — Хена застукал один из дефектов, невозможность прикоснуться ко мне заставила его поломать голову, — без тени угрызения совести признался Антон. Завулон при этом очень нехорошо усмехнулся. — Так что за наказание последовало бы рабу, если он неосмотрительно отомстил бы вампирше? — быстро перевел разговор на другую тему Антон. Завулон неохотно переключил свои мысли: — Всё зависело бы от того, как это можно трактовать. Если посмотреть на это с точки зрения, что произойдет покушение на мою собственность, ведь по сути, распоряжение отдавал я, а Катрин лишь согласовывала, то выходит, что недовольство будет выказано в первую очередь мне, значит, раб должен быть наказан, да так, чтобы у него впредь не возникало подобного желания. Антон медленно кивнул, признавая, что подобная трактовка одна из самых очевидных и тут не поспоришь. — А если сделать допущение, что моя наука все-таки приносит некоторые плоды, и ты учишься не оставлять без наказания своих обидчиков — то стоит поощрять подобные попытки бывшего Светлого взирать на реалии в другой цветовой гамме, давать им другую оценку. — В другой ценовой категории, а не в цветовой, — поправил его Антон. Ему совсем не нравилось, куда скатилась их дискуссия. Если так дальше пойдет, Завулон вполне себе уверится, что успешно перекраивает моральные устои своего раба. Он давно уже уверял, что желает «перекроить» Антона на свой вкус, и, похоже, эту свою затею так и не забросил. Ненавязчиво давит, прессует, шлифует по своему пониманию. Только вот проигрывать Антон не собирался. Ни тогда. Ни сейчас. Даже несмотря на то, что кое-что полезное у Завулона все-таки перенять стоило бы. И Антон успешно перенимал, Завулон не мог этого не заметить, злорадствовал даже наверно, как же без этого. Но Антон перенимал только то, чем восхищался. Такого было немного, но вполне себе впечатляющее. Антон застыл, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув, внезапно поймав себя на этом мысленном «восхищался». И когда только успел докатиться до жизни такой? Он всерьез способен восхищаться? Хотя… ведь, действительно же, некоторый профессионализм да опыт, и, безусловно, умение манипулировать, ловить чуть ли ни нюхом слабости и мотивацию других… Верно раскусывать движущие инстинкты окружающих — в этом Завулон был силен, кто бы спорил. И порядок. Он был маньяком порядка. И Антон давно оценил уже, что живется куда удобнее, когда во всем заведен строгий порядок. Но восхищаться? Привычка — дело нехитрое. И Антон, как теперь выяснилось, привык уже восхищаться. И ведь это даже почти не пугает. Логикой всё это воспринимается легко и естественно. А вот эмоционально — хоть вешайся. — Чего ты там застыл? Внезапно осознал всю абсурдность своих обвинений? — забеспокоился Завулон. — Или ошейник так горло передавил, что ты окончательно утратил способность к продуктивному контакту? — Очень смешно, — буркнул Антон, стараясь сесть так, чтобы не касаться Завулона. И по возможности не смотреть на него. Неприятное открытие все еще бередило что-то внутри, дразнило. — Так доведем до логического конца твои рассуждения? — все так же насмешливо сказал Завулон. И Антон опять вздрогнул, испугавшись, что он прочитал его мысли про неуместное восхищение. Но нет, оказалось, что Завулон все еще смаковал идею, что его раб научился получать удовольствие от изощренной мести. Он даже пространно порассуждал на тему, что месть — блюдо холодное, и в этом весь смак. — Городецкий, так и быть, я готов сделать вид, что не сразу замечу утечку силы. При условии, конечно, что все повреждения будут из числа обратимых, которые можно залечить. Антон медленно кивнул, демонстрируя, что слушает. Завулон, зараза, так увлекся идеей, что неосознанно придавил магией, навязывая свое восприятие, транслируя удовольствие, которое сам получает от подобного. Антона так и подмывало побыстрее притворить в жизнь свою угрозу, дать вампирше ощутить хоть раз, что не всегда рабы бесправны, и что на любую силу найдется ответная сила, калечащая не меньше, чем та, что текла в жилах низших. И Антон точно не сдержался бы и покалечил Катрин, которую он благодаря потоку магии Завулона видел сейчас на третьем этаже, чувствовал, осязал, легко ловил ее нервозность, ощущение опасности. Антон точно слетел бы с катушек и наслаждался бы по-полной болью и покорностью жертвы, если бы… если бы не наткнулся на взгляд Завулона. Алчный, предвкушающий. В этом взгляде был такой ядовитый азарт, пугающий, подавляющий, что сразу стало трудно дышать. Стало так жутко, будто вдруг опалило заклинанием «Жало ехидны», будто бы обрушился поток кислоты, выжигающей и растворяющей… Подавляющей силы, которая проскальзывает во взгляде вампиров, выходящих на охоту. Жажда — это ерунда, ведь важнее сам процесс охоты и ощущение полной власти над добычей. Антон хватанул ртом воздух, возмущенно тряхнул головой, отгоняя наваждение, и с усилием разорвал зрительный контакт. Его сразу же прошиб мороз, затрясло, но дышать стало легче. — Слабак, — хихикнул Завулон. — В твоем распоряжении была масса магии, которой мог бы отбиться от воздействия, а ты на попятный, уполз, сбежал. Глупая тактика. Сожрут тебя так. Когда-нибудь — точно сожрут. — Ты издеваешься? — Когда уже научишься рвать глотку, если пытаются сделать с тобой то же самое? Кто сильнее, тот и прав. — Тебя послушать, так давно уже следовало обглодать твои косточки. — А по зубам ли? Судя по магическому истощению, этот момент наступит нескоро. Очень-очень нескоро, — Завулон опять шутил и уже совсем не злился. Ставил какие-то свои эксперименты что ли? Испытывал терпение раба? Проверял, до какого предела способен дойти Антон? Где пройдет линия разлома? Сволочь, как есть сволочь. — М-да, можно было бы сейчас засчитать твое поражение, назначить какое-то незначительное наказание и выбросить все из головы, — сказал Завулон, верно растолковав сомнения Антона, — если бы ты, Городецкий, не был так безнадежен. И последнее меня неимоверно удручает, — он задумчиво постукивал пальцами по столу, перстни при этом тонко позвякивали. Антон поморщился от звука, но ничего не сказал — опять навалилась апатия, он был измотан, а последняя схватка с собственными противоречиями далась слишком дорого, так что казалось куда проще лечь и прямо здесь умереть, чем просить хозяина сжалиться и перестать уже его мучить. — Ну-ка, посмотри на меня, — велел Завулон, вцепившись в волосы и заставляя повернуть голову. Антон сидел вполоборота к нему, и Завулон после долгого изучения его лица, после цепкого, достающего чуть ли ни до печенок, взгляда подвинулся ближе сам, удобнее усаживаясь на столе. В итоге он устроился так, что его согнутая нога уперлась в подлокотник кресла, а Антон, подтянутый за плечо, смог опереться спиной ему на грудь. К удивлению Антона, поза оказалась очень удобной и какой-то… успокаивающей что ли, обволакивающей… заботой? Защитой? Спорить и что-то доказывать разом расхотелось. Пальцы на ошейнике по-собственнически поглаживали кожу. Он подпитывал его магией — понял Антон и совсем успокоился: сейчас восстановятся силы и все будет восприниматься в другом свете, куда более приемлемым. Сила Завулона в этот момент почему-то воспринималась как-то иначе. Она была другой, куда более привычной, чуть ли ни родной, почти светлой. Только сейчас, спустя годы, Антон задумался, что для этого Завулону нужно испытывать хоть какое-то подобие положительных эмоций, причем неподдельных, иначе не сработало бы. И подобное открытие настолько шокировало, обескуражило, что Антон не сразу понял заданный ему вопрос. Завулон специально генерирует приемлемую для Светлого силу? Искренне генерирует? Это явление было столь же невозможно и удивительно, как снег, пошедший в июле. Нонсенс, как любил говорить Завулон. Два года Антон этого не понимал, почему же осознал именно сегодня? Завулон раздраженно дернул его за ошейник и повторил свой вопрос: — Ты там не заснул, надеюсь? Я предложил другой вариант стребовать плату с Катрин, раз уж самый простой тебе пришелся не по нутру и тебя так переклинило. Любой ущерб, причиненный моему имуществу, всегда должен быть компенсирован. Это незыблемое правило. Я, разумеется, придумал бы что-то позанятнее, но раз ты проявил инициативу и горишь желанием лично принять в этом участие, я, так и быть, дам тебе еще один шанс. — Какой? — не заснуть под неторопливыми поглаживаниями было очень непросто. Спокойствие разливалось по телу наравне с магической подпиткой. — Ты можешь потребовать от нее что-то, чего она по доброй воле никогда не сделает. Ну? Подключай свою фантазию. Не все же мне за тебя делать? Антон отчаянно зевнул. — Как же быть с тем, что, как ты сам выразился, любое посягательство на твое имущество всегда влечет последствия? То есть за плату, которую я взыщу с вампирши, мне тоже придется расплачиваться? Но уже тебе? Завулон довольно захихикал, даже ошейник мягко завибрировал, выражая полный восторг хозяина. — Ты сегодня хотя и заторможен, но соображаешь складно. С чего бы, Городецкий? — С кем поведешься, от того и… — Антон попытался отодвинуться, хозяйские прикосновения сделались слишком уж интимными, странно бережными, но Завулон, конечно же, не позволил. — Так всё же? Что ты возьмешь в уплату? Антон знал, что. Оставалось озвучить это так, чтобы Завулон не уперся, не завредничал и внезапно не передумал, не отказал. — Ты утверждал, что ценишь всё особенное. И тебе, действительно, удается собирать подле себя такое, чему невольно завидуешь, — Антон решил, что искренняя лесть Завулона должна подкупить. Это фальшивую он на дух не переносит, а вот когда кто-то ценит плюсы его непростой натуры, подобное его вполне устраивает. — Смелый эксперимент, который увенчался успехом. Почему ты забросил его? Почему не даешь этому развития? — О чем ты? — Юля. Инициированная пустышка. Она выжила. Сам же говорил, что инициированные оборотнями все умирали. Уже полгода прошло, а Юля даже по уровню силы поднялась. — Катрин рассказала? — нахмурился Завулон. — У меня свои источники, — уклончиво ответил Антон, намеренно переключая недовольство Завулона с вампиши на себя, и это сработало. — Какие еще источники могут быть у раба? Источники, о которых не знает хозяин? Это вызов, Городецкий? — Я знаю, какую оплату хочу: пусть Катрин введет Юлю в клан вампиров. Ну там, достойный статус, полагающиеся привилегии и прочее. Разве Высшая не сможет настоять на этом? Даже Мастер ей не откажет, ведь подобное будет расценено выпадом против тебя. Представляю, как перекосит Катрин, когда ты ей это прикажешь. Личное покровительство для рабыни-вампирши. — Зачем тебе это? — теперь голос у Завулона был задумчивым, он что-то просчитывал, пальцы замерли на ошейнике, что сулило небольшую передышку. А то под столь интимными поглаживаниями Антон и сам стал заводиться. Но спать хотелось куда больше. — Юльку надо как-то пристроить. Да и потом, разве рабу не положено радеть об успешности экспериментов его хозяина? Тут такой уникальный случай, а все словно забыли. Хорошо, хоть кормежку обеспечиваете, а то всем охранникам в этом доме ходить покусанным. Смех — да и только. Завулон отмер, что-то, видать, решил и резко дернул за ошейник назад, заставив Антона запрокинуть голову и болезненно поморщиться. — Что смешно, а что нет, мне решать. Но мне нравится твой ход мыслей. Ты хотя и продолжаешь по старой привычке пристраивать всё, что под ноги попадется, и не бросаешь ваших светлых навыков радеть о тех, о ком совсем не стоит, но явно делаешь успехи в умении убеждать и вербовать на свою сторону. Пусть будет по-твоему, — голос Завулона сделался тише и ниже. — Действительно, рабыне надо уже отрабатывать кормежку. Будет мне докладывать о творящемся в их среде, мой информатор пострадал, и я как раз раздумывал, на кого заменить. Ну и боевой охранник не помешает. Пусть оттачивает навыки. Но я не могу без гадостей, ты же сам знаешь, Городецкий. Как не позлить тебя, как не воспользоваться ситуацией? Как не получить от этого удовольствие? Поднимем Юлю еще по уровню. Очередной эксперимент: кровь старого мага подкинет ее на один или сразу на парочку уровней вверх, как думаешь? Тигр что говорил? Низших «ведет» на магическую кровь? Вот и поэкспериментируем. Ну чего ты там опять забыл, как дышать? Не нравится задумка? Думал, будет всё красиво и легко? Не угадал, извини. Зачем рабыне консервы? Для подпитки бывшей пустышки донорской крови недостаточно. Или ты у нас снова, как альтруист, предложишь собственную кровь на замену? Так не выйдет, ты давно уже не маг, смирись. А мне лень потом тебя лечить и подпитывать силой. Так что на этом и сойдемся. Ты ведь не против? Вижу, что против, но кто же тебе даст выбор? Всё понял? Вот и умница. Хотя Антон и был морально готов к ударам под дых, заводя этот спор с Завулоном, но вот такое, оброненное походя «ты никто, ты — пустышка, и ничто этого не исправит», почему-то резануло в самое сердце. Антон высвободился и отсел дальше. Настроение сразу испортилось. Держала на плаву только необходимость довести дело с Юлей до конца. Хоть что-то хорошее сделать в этом мраке безнадежности и бесперспективности. — К тому же, — уже насмешливо, но с долей характерной лишь ему едкости, продолжил Завулон, — мне придется тебя не только исцелять, а еще и зализывать раны от укуса. Это будет слишком… провокационно. Запомни: кусать тебя имею право только я. — Ну кто бы сомневался… — буркнул Антон, которого опять потянули за ошейник на себя, и демонстративно проделали языком то, чем грозились. Но в этот момент Завулону позвонили и оторвали от занятия, которое успело распалить обоих до определенного предела. — Принесло ж незваных гостей не вовремя. — процедил сквозь зубы Завулон. — Посиди пока здесь. Так безопаснее. И вышел. Стальная дверь противно лязгнула. Антон невозмутимо устроился на столе, собираясь поспать. Ну или хотя бы подремать, представляя себя в куда более удобной обстановке и в куда более приятных объятиях, чем воспоминания о пальцах на своем ошейнике в минуту, как зазвонил телефон. Все-таки каким разным умеет быть Завулон. Он как болото по весне: то надежная тропка, то внезапно уходишь в тину по самое горло, тонешь, погружаешься, но что самое удивительное — выбраться нет ни желания, ни сил. Похоже, это уже диагноз. И как же все-таки холодно в этой камере. Ошейник сразу же отреагировал, рассылая по телу волну тепла. Ну хоть что-то… Хоть как-то…