До и после

— Итак? Я прощен? — спросил Антон. Сидеть на столе в камере ему уже надоело, но хозяин выпускать его не торопился, а другой мебели здесь не было. Стул, ясное дело, занял Завулон. Спать хотелось. Как же хотелось спать. Силой его подпитали, но легче не стало. Вернее, в этот раз Антон сам ее урвал, да столько, сколько хотелось. Вышло по запарке, больше на автомате, но Завулон не препятствовал, и отчего бы тогда не воспользоваться. Он как-то задумчиво поглядывал, сличал что-то в ауре в реальности и в сумраке. Но Антон был так вымотан, что не стал вникать в детали. Захочет — сам расскажет. — Временно, — кивнул Завулон. — Позже придумаю, как тебя наказать. Сейчас лень. — Тогда предупреди, когда лень пропадет. Я снова попытаюсь подлизаться. И кто знает… — У тебя масса талантов, но не этот точно. Ты только обострять умеешь. — Ну вот, а еще пару дней назад утверждал, что раб из меня бездарный. — Раб из тебя… — он попытался подобрать подходящее слово, но, видимо, не смог. — Ладно, сейчас не об этом. Надо опять перенастраивать твой ошейник. Мне совсем не нравится, что защита учитывает не все факторы, падение с небольшой высоты тоже может быть опасным, — он поддел пальцами амулет под ошейником, оперируя силой. — Сумрак сегодня какой-то не такой, — задумчиво произнес Антон. — голодный что ли… — Тигр заявился как всегда, значит, всё в порядке. — Когда? — Ну чего ты опять задергался? — Завулон поморщился. Ошейник в его пальцах мелко вибрировал. — Говорил же, чтобы ты нескольких рабов держал здесь в доме, на всякий случай. Вдруг за урожаем? Его губы насмешливо искривились. — Тебя отдам в виде платы. Пусть он с тобой и мучается. А то сплошные ультиматумы со всех сторон. Антон напрягся. Не то чтобы эта мысль пугала, и не то чтобы он верил, что Завулон говорит всерьез, но остались же незаконченные дела, да и больше ни у кого из рабов нет доступа к базе Темных, кто координировать тогда будет? Ну и потом, пока Антона все устраивало: когда Завулон утверждал, что Антону ни с кем в постели не будет также хорошо, то явно не преувеличивал, их тянуло друг к другу с немыслимой силой. Что будет дальше — непонятно, но торопить события не хотелось. Можно же себе позволить пару недель безмятежного удовольствия? — Вот только не надо делать вид, что ты не суешь нос в мою базу и не вызубриваешь адреса хозяев всех ваших бывших. Кто через Ласа передавал списки рабов, предназначенных на убой оборотням? — Завулон будто мысли прочитал. Антон понадеялся, что до последних ему было лень добираться. А то ведь, считай, поражение. И чуть ли не открытое признание. Умеет Завулон подсадить на то, что самому нравится. Эстет хренов. Как он там говорил? Удовольствие связано с мозговым центром боли? Чтобы научиться так смаковать удовольствия, какую же ему пришлось опробовать боль? — Ты сегодня совсем заторможено соображаешь, — так и не дождавшись ответа, Завулон выпустил наконец край ошейника и тот затих, перестал вибрировать, значит, хозяин был всем доволен. Амулет ощущался кожей как раскаленный уголек, но пожаловаться на это Антон не осмелился, просто так Завулон ничего не делает, раз жжется, значит, силы влито с избытком, а сила никогда лишней не будет. — Касательно Юли. Вечером сам передашь Катрин свое требование по ее обустройству, адресок тоже вручи, скажи, что я распорядился отследить момент трансформации и поднятия по уровню. Пусть потом поделится своими соображениями по поводу нашего маленького эксперимента. Если охраны в доме бывшего хозяина твоей подопечной будет слишком много, пусть Катрин поможет. Только чтобы чисто, не стоит давать повод позлорадствовать в адрес вседозволенности моей прислуги. Мне и так хватает претензий со стороны коггнурата. Как требовать особых услуг — так не стесняются, а как ответные привилегии, так сразу в позу. И ты даже не морщишься. С чего бы? Считай собственноручно скармливаешь мага низшей, и нигде ничего не шевелится? — Вот уж за кого заступаться не тянет, так за эту тварь. — А за кого тянет? За раба, которого ты выпустил? Тебе в голову не приходило, что все было подстроено? Если раб — ловушка для твоего ненаглядного наставника? Активируют маячок, пустят ищеек по следу — и всё, крышка захлопнется. — Вот ты сейчас сказал, и действительно же… Там было несколько мгновений, будто в голове поплыло, возникло непреодолимое желание сбежать самому. Будто кто меня выманивал на улицу… — Покажи, — Завулон дернул за волосы, заставляя склониться ближе и глянуть в глаза. На этот раз он вламывался в воспоминания с наименьшим болевым нажимом. Щадил? Что-то на него не похоже. — Действительно, есть чуть различимый след морока. Кто это умудрился пробить мою защиту ошейника? Так чего не сбежал? Морок преодолел минут через десять, не раньше. Десять минут, Городецкий. Вполне хватило бы времени поддаться и сбежать. Только не говори, что из-за меня, не поверю. — Из-за ошейника, — Антон намеренно жестко сказал это. Завулон явно ждал игры в слова в том же ключе, из-за меня, не из-за меня и пр. Внутри всколыхнулось какое-то странное упрямство, хотелось продемонстрировать, что зависимости нет и быть не может. Чтобы даже не надеялся. — Ты с меня ошейник не снимаешь в рабском центре, с единственного из присутствующих там пустышек. Я не идиот, чтобы не осознавать мизерность своих шансов и не понимать, как быстро ты вычислишь по ошейнику, где меня отлавливать. — Верно. Вот и помни об этом. Постоянно, — ответил он также жестко и с издевкой. — Ты или мой, или вообще никому не достанешься. Я, кажется, уже давал понять это. Тут без вариантов — смирись уже. — Странно это всё. Какой смысл был меня выманивать и подстраивать побег? — Чтобы потом поймать, но переправить другому хозяину. Очевидно же. — Я не об этом. Если в это же время меня уже заказали Катрин? Она обещала заказчику меня убить, и наверняка была убедительна, сам знаешь. И выходит… — Выходит, что заказы поступили одновременно с разных сторон. Не удивлюсь, если отыщется еще и четвертая сторона. — Третья, ты хотел сказать? — Четвертая, Городецкий. Ты у нас популярен нынче, рандеву со смертельным исходом подстраивают с особым изощрением. Третья попытка — Гарика пробовали околдовать. Умирать от яда — больно. Очень даже. Но тут исполнитель оказался слабее, ведьма, скорее всего. Вот когда не жалеешь, что раскошелился на роскошные ошейники. Говорю же, ты мне слишком дорого обходишься, Городецкий. Антон задумался. — Значит, пятая все-таки. Кто-то с фантазией подключился. Меня убеждали побыстрее развоплотиться. Да с такой благородной целью, не поверишь. Дескать, ты причина всех наших бедствий, и мое развоплощение вынудит Тигра свести с тобой счеты. И тогда все рабы сразу легче задышат. Так что звезда сегодня не я, а ты. Нравится? У Завулона от удивления даже глаза округлились. — И ты поверил бы в подобную чушь? — ошейник при этом чуть заерзал — Завулон на всякий случай проверял блокировку на разволплощение. — Покажи! — теперь воспоминания он просматривал торопливо и грубо. Хмыкнул, оценивая чью-то изобретательность. — На что ты еще можешь повестись, Городецкий? Какие варианты с тобой придется проработать? Антон дернулся, отстраняясь. — Не шути этим. Рабы действительно на грани. Они в прямом смысле с ума сходят. У этого, которого обещали освободить, глаза были совсем безумными. И он верил в то, что говорил. Я… не могу так больше. Мне кажется, это я схожу с ума. Не они. Я. — Надо было все-таки тебя инициировать. У низших регенерация выше, сумасшествие им нестрашно, клетки мозга с сумеречной матрицы восстанавливаются. — Тебе еще одного вампира в постели не хватает? — вот на эту тему шутить почему-то получалось. Только шутки получались совсем уж едкими и надломленными, как и хрипота вдруг севшего голоса. И как еще совсем недавно Антон мог не ревновать? Сейчас он вспомнил, как Завулон уделал молоденького вампирчика-садовника, и совсем не жалость проснулась, а жесткая, царапающая словно наждачка ревность. Она бурлила и требовала выхода. — Кто сказал, что тогда я тебя потащил бы в постель? — похоже, читать мысли и воспоминания он так и не перестал. — Ты мне еще не попадался в дурном настроении, сомневаюсь, что тебе это понравилось бы. — Чтобы больше ни одной ведьмы в этом доме, чтобы вообще духа даже… — Антон, задетый за живое и разозленный до предела, сам не заметил, как придавил Завулона его же силой. — Чтобы… Их лица сблизились, и глаза Завулона, до этого насмешливые, враз сделались холодными и непроницаемыми, словно обсидиан. Они даже желтым магическим огнем не горели против обыкновенного. — Думаешь, можешь мне приказывать? Нет, Антон так не думал, но внутри всё настолько клокотало, что логика отказывала. — Убью, — он толкнул Завулона в плечо, припечатывая к стенке. — Только посмей облапать кого-то еще, я за себя не отвечаю… — Ревность? Какой сюрприз, — он насмешливо искривил губы, и в нем что-то неуловимо изменилось: он стал натянут, очень опасен. Одно движение, и он утянул Антона в сумрак, мгновенно увеличиваясь в росте, обрастая непробиваемым панцирем, отращивая когти. — А кишка не тонка ли? — прорычал он. — Что-то требовать? — Он вцепился когтистыми пальцами в горло, пока не раня и никак не используя воздействие на ошейник. Решил просто похвастать первобытной силой? Завулон никогда еще не прибегал к такому… сакральному доминированию. Что изменилось? И хотя все инстинкты Антона кричали, что лучше отступить, признать свою неправоту и силу Завулона, он, опять же, пошел напролом. — У меня два условия, — сказал он. — Никого кроме меня. Пока это вообще имеет смысл. И если я говорю «нет», это значит «нет», ты отстаешь, и никаких других вариантов. — Пока имеет смысл? — Завулон склонил голову набок, что-то обдумывая, когти сжались сильнее. Антон почувствовал, что под ними проступили капли крови, и сумрак сразу заволновался, зашипел. — Пока мы вместе. Мы же вроде как. Или нет? — говорить на холодном ветру было непросто. И хотя вся туша Завулона так и исходила жаром, Антон все равно немилосердно мерз. Ну хоть дышалось свободно, и то хорошо. Кстати, почему свободно-то? Антон напрягся, пытаясь не упустить проскользнувшую мысль, казавшуюся очень важной. — Если тебе так удобнее думать. — Нет уж. Я не твоя шлюха, когда удобно, тогда и трахаешь. Мне нужно больше. — Последний, кто пытался от меня этого потребовать, был не в состоянии настаивать. У раба больше претензий и сил? — он опять рыкнул, демонстрируя зубы. — Может, рабу не стоит рисковать своим положением? А то ведь проигрыш может оказаться совсем неприятным. — Пальцы еще больше сжались. Сумрак вообще пошел волнами, предвкушая поживу. Антон отпрянул, выдираясь из хватки, одновременно потянув на себя потоки силы Завулона, окутываясь в нее как в облако. Она воспринималась как родная, сколько уже времени подпитывался ею, знал как свою собственную. На раздумья и сожаления не было времени — Завулон готовился нанести удар, доказать бессилие и бесправность противника, раздавить, смять весь апломб, надежду хоть на какую-то призрачность равноправия. И Антон подпрыгнул, отталкиваясь от земли. Сила потекла вверх, вдоль позвоночника, сконцентрировалась в районе лопаток и тут же, словно гигантский мыльный пузырь, взорвалась двумя сферами, формируя мощные крылья. Два взмаха — и Антон почувствовал, как тоже меняется в росте, и теперь вполне себе достойный противник. Равный. Выдвигающий требования и имеющий право и силу стребовать выполнение данного обещания. Завулон моргнул и прикрыл глаза изгибом локтя. Антон только сейчас заметил, что его крылья горят светом. Но он был в таком взвинченном состоянии, что унять свечение никак не удавалось. Да и не хотелось, честно говоря. Он шагнул на землю и, пока не растерял всю свою решимость, опять припечатал Завулона к стене, как там, в реальности в камере, и сказал: — Ты примешь мои условия. Мне много не надо, я все равно завишу от тебя. Но есть вещи, когда или на равных, или никак. Завулон ударил. Руками в грудь, отталкивая и высвобождаясь, затем извернулся, пытаясь подмять под себя, и ухватил сзади локтем под подбородок. Антон оказался обездвижен, а заломленная за спину рука взорвалась болью. Он понимал, что бросил вызов, который не каждый осмелится бросить высшему, тем более боевому магу, Темному. И теперь надо или победить, или совсем упасть в его глазах и лишиться тех незначительных привилегий, что дались раньше совсем непростой ценой. Пришлось бить свободной рукой и затылком. А потом инстинктивно хлопнули крылья, разрывая хватку Завулона. Антон не уставал радоваться, что ошейник остается неиспользуемым, видимо, Завулон следовал каким-то старинным правилам, иначе борьба давно бы закончилась не в его пользу. Или? Неужели Завулон давал возможность биться именно что на равных? Тоже правила? Или?.. Они покатились по земле, каждый старался одержать вверх, но Антон оказался более проворным и легким, поэтому в итоге оседлал его бедра и придавил к земле, упершись в грудь. Крылья ярусом обволакивали их обоих, и сила, стекающая с них, не давала Завулону шелохнуться. Лицо Завулона, полное ярости и бессильного гнева, кривилось. Он тщетно пытался вырваться. И уже готовился наплевать на все правила и перекрыть доступ к своей силе, чтобы хотя бы так подчинить, потому Антону следовало сделать что-то, чтобы остановить наконец все это. Не так он хотел добиться уступки. Совсем не так, но все слишком быстро вышло из-под контроля. А тот, кто привык все решать при помощи силы, никогда не простит, если итоговая точка не будет сейчас поставлена. Бросил вызов — будь готов идти до конца. Завулон изловчился для удара, все-таки забирая себе большую часть потока силы, Антон увернулся, до боли стиснув коленями его бока, и перехватил его руки, с трудом прижав к земле. А затем, улучив паузу, наклонился, прильнул и поцеловал. Сопротивляющегося и рычащего Завулона целовать было непросто и Антон, вполне мог бы лишиться языка, если бы тот от неожиданности не замер и пораженно что-то сдавленно не проурчал. — На равных, — сказал Антон, отрываясь от его губ и тяжело дыша. — И трахать я тебе позволю только себя. Никого больше. — Слезь с меня, — Завулон демонстративно скосил глаза на прижимающее его крыло. — Не вынуждай меня тебя калечить. Залечивать не буду, учти. Антон отрицательно покачал головой, не хотелось растрачивать минуту своего триумфа на всякие споры, и опять потянулся поцеловать, перебороть упрямство Завулона. Внезапно внутри всколыхнулась какая-то щемящая нежность, казалось бы неуместная в таких условиях, когда приходилось быть жестким и требовательным. Антон опять тряхнул головой, и Завулон сразу воспользовался его замешательством. Вывернулся и уже был сверху, безжалостно приложив со всей дури Антона о землю. Он услышал, как затрещали кости, а основания крыльев пронзила такая боль, что из глаз посыпались искры. Завулон сделал резкое движение, и Антон приготовился к еще одному удару, но вместо этого его ухватили за подбородок, палец смял нижнюю губу, и Завулон поцеловал в ответ — грубо, напористо, демонстрируя, кто здесь главный. Что ж, такую победу можно было признать. Антон не прочь был проиграть именно так, только вот пусть признает вслух их договоренность. — Ты будешь мой, — сказал Антон, вырываясь. — Хочу только так. — Проще тогда прямо сейчас тебя в сумрак насовсем. Я хозяин, имею право. Впервые за все время Антон испугался, что Завулон может осуществить угрозу, настолько его тон был серьезен. Но в глазах, теперь уже привычно темно-синих и живых, промелькнула тень усмешки, а облик медленно приобретал опять человеческие черты. — Но как тебе недавно напомнили в рабском центре, Тигр вполне может мне отомстить. Поэтому… — он лизнул в губы, затем напористый язык вынудил ответить на поцелуй, — поэтому я вынужден сказать, что подумаю о прозвучавшей от тебя просьбе. — Это не просьба. Это мое требование, — Антон не желал сдаваться. — Раб может только просить. Мне тебе кодекс процитировать? — Убью, — предупредил Антон. — Если хоть взглянешь на кого-то. Если хотя бы только подумаешь. Если… — Договорились, — он поднялся, помогая это сделать и Антону. — Если сможешь. Но я прослежу, чтобы смог ты не слишком скоро. И никакой магии теперь. Хватит. Избаловал на свою голову. Раба надо держать в черном теле, еще лучше — в подземелье, прикованным к холодной мокрой стене и кормить лишь изредка. — Думаю, тебе тогда не понравится, как после этого будет выглядеть твой раб, — буркнул Антон, когда они вывались из сумрака и пришлось устало привалиться к уже ненавистному столу. Силы разом покинули, Завулон выполнил угрозу и отрубил доступ к своей магии. Но он хотя бы не злился больше, ошейник опять реагировал на его настроение, и пока только мелко зудел на коже. Ощущение проигрыша не покидало, хотя формально была ничья, да и то, потому что Антон попытался перевести всё в менее опасное русло. — Инициировал бы меня, я выцедил бы из тебя всю кровь. Так и знай, — вздохнул Антон. Опять мучительно захотелось спать. Интересно, далеко ли до утра? И что следующий день принесет? — Скорее уж сожрал бы с костями. Ты не умеешь действовать тонко, и зов вязать — не твой талант. Там ведь надо формировать изящную нить, приманивать, очаровывать, овладевать… У тебя на подобное мотивации не хватит. — Зато тебе этого не занимать, — Завулон пытался то ли разозлить, то ли просто растормошить, но даже обида в таком обессиленном состоянии не проявлялась. — Отпусти ты уже меня в мою комнату. У меня мозги в кашу, слишком длинный день, много переживаний. Я на пределе. Ты через ошейник должен чувствовать это. Не можешь не чувствовать. Ощущение, что еще немного и я свихнусь. — Это было бы лишним. Зачем мне спятивший раб? — он притянул Антона к себе, прижал спиной к своей груди, перед этим проведя пальцами вдоль позвоночника, будто бы радуясь, что крылья теперь только в сумеречном проявлении. — Ты не понимаешь, — вздохнул Антон, немного успокаиваясь. — Они ведь реально сходят с ума. Пустышки. Я надеялся, что все можно обратить вспять. Зря надеялся. А когда мы все спятим, вас, Темных, сумрак просто переварит как раздражающий фактор. Эпичный финал. Надо что-то делать. Срочно. Или будет поздно. — Так я давно тебе сказал, что поделюсь силой, даже позволю вычерпать ее почти до дна. Но не бескорыстно, разумеется. Ты помнишь, какое должен дать мне обещание? Ничего не изменилось. Я не просто так терпел все твои выходки и два с лишним года нянчился, избавлял от ведьминских проклятий, ловил за руку, пытающихся подсыпать яд или пронести в мой дом заговоренный нож. Ты мне должен, Городецкий. А плата мне нужна лишь одна. — Зашивальщик. — Мой персональный Зашивальщик, да. Поклявшийся и преданный. Не полощущий мозги, что мне делать нельзя. Ты просто будешь всегда рядом. И при необходимости исправлять то, что не выгорело и не срослось. Не так часто от тебя будет требоваться подобная услуга. Во всё остальное время — наслаждайся жизнью, получай удовольствие и занимайся, чем хочешь. Всем, что не будет вредить лично мне. Тебе надо лишь принести клятву. И тогда я сделаю то, чего добивается от меня твой Тигр, ему ведь нужно добровольное согласие одного из Темных. Будет вам от меня это согласие. И перекраивайте этот мир сколько вам влезет. Что скажешь? Антон молчал. Не получалось произнести ни слова. И вовсе не от шока или удивления. И не от страха или потому что боялся упустить единственную возможность провернуть то, чего от него все ждали. Антон просто не знал, как объяснить Завулону очевидное: что Зашивальщики не бывают рабами. Рабами клятвы — в первую очередь. Тут надо хотеть действовать и считать, что поступаешь верно. По-другому не получится. И даже подкуп в виде магической силы не сработает. А объяснить Завулону это очевидное не получится, пока он сам не поймет. И если чувство ревности он воспринял еще как-то благосклонно, то прямой отказ услышать точно не готов. А без его магии Зашивальщик бессилен, и любые попытки обратить всё вспять в этом случае бессмысленны. Одно повязано на другом. Патовая ситуация. Неужели выход только один? И Тигр прав? Ждать, когда Завулон сам захочет снять ошейник? Тогда вопрос в том, согласен ли Антон стать его Зашивальщиком добровольно? И ответа Антон не знал. Он мог себе представить, как поедет крыша от вседозволенности в этом случае у Завулона, и вряд ли он тогда справится с амбициями и упертостью. Надо учиться делать то, в успешности чего Завулон сомневается на все сто процентов: приманивать, приручать и… как там Завулон выразился? Очаровывать и овладевать? Только тогда есть шанс одержать победу в схватке, которую сегодня Антон проиграл. Скорее всего в ближайшие дни Завулон специально приударит за смазливой ведьмочкой, да не за одной. Специально, чтобы нос утереть. Как это пережить? Как выдержать?