До и после

— Брысь, — сказал Завулон переминающейся на пороге гостиной вампирше. Она пришла за каким-то распоряжением и все не решалась оставить их наедине. Антон считал, что ему уже никогда не захочется что-то обсуждать. Он безразлично смотрел в окно. Там суетились охранники, наводя порядок, а прислуга безуспешно пыталась выведать подробности произошедшего. Хена перед отбытием позвонил в свой отдел и предупредил, чтобы никого не посылали с проверкой, вроде как ложная тревога и с наместником все в порядке. Словом, жизнь продолжалась. Но настроения никакого не было. — Значит, бланки с подписями, — сказал Завулон. — Уверен, большая часть имен сотрется. Скорее это игра на публику. Наверняка слухи доползут и до коггнура, и тогда начнется основное веселье. Антону было все равно. — Тигр не первый раз распускает слухи, которые ему выгоднее. К вечеру появится что-то интересненькое. — Он позвонил кому-то, распорядился пересылать ему все новости. Отключая телефон, он сжал пальцы на ошейнике. — От тебя ответы выбивать прямыми приказами? — Все, что тебя сейчас беспокоит — это расползутся ли слухи, что твой раб получил возможность лишить тебя магии? И как сильно пострадает при этом твоя репутация? — неохотно отозвался Антон. Он так хорошо изучил своего хозяина, что догадаться было несложно. — Успокойся, Тигр — не Рустам, мстить ему тебе не за что. — Но развлекаться ему за мой счет нравится. Порою мне кажется, что он специально строит стратегию так, чтобы досадить мне как можно сильнее. Что я ему такого сделал? Антон безразлично пожал плечами: ни думать, ни поддерживать разговор не хотелось. — Времени остается мало. Сегодня это почуют даже те, кто всегда отрицал. Иначе твой Тигр не предупредил бы о двух неделях. И это плохо. Антон встрепенулся: так вот почему Завулон истерил при Тигре. Почуял, что приближается, и нет дороги назад? Он не стал привычно поправлять его «твой-мой-не мой», говорить вообще не хотелось. Но ошейник, почти впитавшийся в кожу, вибрировал и раздражал, потому приходилось отвечать, чтобы Завулон снова не разозлился, и ошейник совсем не взбесился. — И чем плохо? — Те, кто рассчитывают выжить, напоследок кинутся развлекаться и получать от ситуации последние плюшки. А другим станет совсем наплевать, и мы получим анархию. И думаю, Тигр наконец нагрянет к коггнуру с официальным визитом. И вряд ли он плату возьмет рабами. Антон все ждал, когда Завулон свернет к обсуждению права, которым наделил его Тигр. Ведь примется торговаться и не отстанет, пока не выяснит, что собирается с этим делать Антон. Можно себе представить, насколько унизительной ситуацией считает Завулон вопрос с его уровнем силы. Одно дело, когда это проделывает с тобой сумеречный монстр, которому невозможно противостоять, и другое — когда раб. Самому же Антону сейчас хотелось лишь одного — причинить Завулону как можно больше боли. Он запоздало сообразил, что чего-то желать в его положении — это уже хорошо, всё лучше апатии. И если бы Завулон принялся как обычно язвить, Антон точно не сдержался бы и врезал ему. И плевать, если после этого ошейник переломит ему горло. Но Завулон устало плюхнулся на диван рядом, разминая затекшие плечи — восстановление защитного контура далось ему нелегко. Затем сказал: — Вообще следовало бы тебя наказать за то, что раб не внял хозяйскому приказу и отпустил Ольгу. — Ты намеренно доводишь меня еще больше? — сквозь зубы процедил Антон. Он не смотрел на Завулона, упрямо продолжая разглядывать пейзажи за окном. — Ну не злись, — выдохнул тот в шею сзади, притянув к себе и не позволяя вырваться. И Антон запоздало понял, что давно привык не реагировать на предсказуемо эгоистичные поступки хозяина. Только вот ошейник, ощущаемый по-новому, раздражал неимоверно: он слился с кожей и был словно бы частью Антона, но при этом мешал своей чужеродностью, враждебностью. — Слышишь? Приказываю тебе не злиться. Ты не можешь ослушаться, — Завулон все еще не выпускал Антона, по-хозяйски сцапав вокруг бедер и с интересом исследуя изменения в ошейнике. — Надо доработать защиту. И еще один амулет вшить. На всякий случай. — Значит, Ольга действительно его чуть не взломала, — злорадно догадался Антон. — То-то тебя переклинило. — Не она, Арина, — охотно признал Завулон. Сейчас он был подозрительно словоохотлив. — Вычислила слабое место, старая ведьма. Я становлюсь предсказуемым — позорище. — Он ткнулся носом в шею Антона повыше ошейника, провел им вверх, задержался в волосах. — Не злись, — потребовал опять. — Ну же. — Я говорил, как тебя ненавижу? — Антон замер под губами на своем плече, под языком, прошедшимся по позвонкам — вверх и обратно. Странно, но Завулон, раздевая его, стаскивая футболку, будто бы стягивал и убирал всю злость и раздражение. Колдовал незаметно? Выпивал и впитывал в себя? — Много раз. Предупреждаю: все, в чем хочешь упрекнуть, цели не достигнет. По той простой причине, что новый ошейник — в твоих же интересах. — Это еще почему? — возмутился Антон и резко отодвинулся. — Кому такое вообще может понравиться? — Я не причиню тебе вреда, пока буду уверен, что ты полностью принадлежишь мне. В противном случае… — Что в противном случае? Так он защита от других или от тебя? — Считай, как тебе приятнее. Я не возражаю. — Ну, знаешь ли… Завулон помедлил, но потом все-таки пояснил, хотя и с неохотой: — Как сегодня выяснил, все, на что срабатывают мои мозги в последнее время в момент угрозы — это желание кого-нибудь убить. Будешь принадлежать мне безоговорочно — и никого убивать не придется. Подумай о других, ты же Светлый, — а вот теперь он язвил, почти шутил, значит, и свою злость умудрился куда-то слить. Антон облегченно выдохнул — гроза вроде миновала. — Но ты сам этот ошейник с меня снять сможешь при необходимости? — осторожно уточнил он. — А зачем? Кто-то напоследок пустится во все тяжкие, Хена, вон, наверняка кого-нибудь сожрет, кого не дозволяется договором, а я всего лишь хочу довести дело до конца: я сразу тебе сказал, что желаю, чтобы ты стал моим зашивальщиком, и ты им станешь, рано или поздно. Все что я с тобой делаю, тебе в итоге нравится. Просто ты еще опробовал не всё, как мне хотелось бы, поэтому брыкаешься. А как мне подвести тебя к нужному финалу, если постоянно кто-то хочет отобрать? С этим ошейником больше никто не рискнет ставить палки в колеса, и ты быстрее смиришься. Так ведь? — он дернул Антона на себя, подныривая пальцами под ремень джинсов. — У тебя в башке только одно — трахаться. Не надоело? — Вот только скажи, что против… — он, разворачивая Антона к себе, агрессивно прикусил кожу у соска. — Я тебе еще не простил вечного ошейника. — А я тебе последнюю чашку из сервиза. И игнорирование моих приказов, — все перечисленное он отмечал очередным укусом, причем довольно болезненным, Антон даже задергался. — И сговор с Тигром. И перешептывания с Ольгой. И весь тот шантаж, который ты намереваешься завтра же пустить в дело, используя разрешение Тигра на сбор урожая. И… — Хватит. Завулон отстранился и посерьезнел. — У меня такое ощущение, что нас загоняют в угол, причем ненавязчиво и красиво. И делает это мастер. Я всегда ценю мастерство, а тут оно явно наивысшего порядка. Восхищен, признаюсь. Давненько не терял контроля, но сегодня едва не сорвался. И вроде было не с чего, но вот поди ж ты. Ты, кстати, тоже. — Когда это? — Мда, ты безнадежен, Городецкий. И где же твоя хваленая цепкость ума? А колдовал при всех? Я тогда мысленно поклялся придушить тебя. За тупость. Воплотить мне это сейчас, как думаешь? — и он потянулся пальцами к шее. — Чего ты добивался? Чтобы Гесер решил, будто ты, единственный непустышка, оказался еще и инициатором Итогового дня? Как еще это можно трактовать? Думаешь, Ольга тебя простит? Антон сбросил его руку со своего горла. — Вместо того, чтобы поблагодарить за помощь, он еще и издевается. Тоже мне хозяин. Разве благополучие и рвение раба, его искренние порывы — не должны радовать хозяина? — Когда они по уму, а не абы как. — Пффф… — У умного и умелого хозяина должен быть такой же раб, — Завулон опять притянул Антона к себе, игриво наказывая зубами за несоответствие своим требованиям качества. Антон в этот раз уже высвобождаться не стал: от злости на Завулона и Тигра не осталось и следа. Странное дело, когда это Завулон действовал на него столь успокаивающе? Или дело в привычке? Или в чем-то еще? — В данный момент меня куда больше интересует именно умелость, — заворковал тихо, у самого уха, Завулон. — Проверим? — Середина дня, Завулон. Полный дом прислуги. Отстань. — Предлагаешь мне по-быстрому их всех развоплотить, чтобы не мешались? — С тебя станется. И кто-то звонит. Возьми телефон. — Какой ты все-таки занудный раб. От тебя хоть когда-нибудь можно добиться послушания? — Телефон, Завулон. И она, — Антон перевел глаза на дверь, где опять мялась вампирша. Та в ответ лишь пренебрежительно фыркнула. Завулону все-таки пришлось вставать и распечатывать конверт, присланный из спецотдела. Он тихо ругнулся. Антон лениво потянулся на диване — если и есть проблемы у Темных, так решать их придется Завулону и Хене. Вот пусть и расстараются, а дело раба, да еще и посаженного на неснимаемый ошейник… выспаться! А то в ближайшее время явно будет не до того. И вообще, Антон, как оказалось, уже привыкший к любым выходкам своего хозяина, подумал наконец перенять немного его циничности и еврейского прагматизма: решать проблемы по мере их поступления, а еще лучше тогда — когда хозяин с ними сам не справится. Должен же быть у раба хоть какой-то бонус от своего положения? Лениться и спать, пока не запрещают, например…