До и после

Антон банально проспал. То ли старинный коньяк, сохраненный магией, оказался крепче, чем ощущался, то ли Завулон измотал его своей тоской настолько, что голова сейчас казалась чугунным котлом. Десять утра. Десять. Антон и не помнил, когда ему такое позволялось: всегда или ошейник кожу будто наждачкой сдирал, и приходилось просыпаться, или Катрин лязгала клыками в телефон и казалась излишне жизнерадостной — ей-то что, вампирам спать не нужно. Завулона не было ни в постели, ни в спальне, ни вообще на втором этаже. Ошейник ощущался притихшим, значит, хозяина и дома, скорее всего, не было. Ладно. Тогда стоит воспользоваться возможностью и познакомиться с новым рабом поближе. Гарик Антона опередил и уже знакомил новенького с правилами в этом доме. Последний был молчалив и будто бы заторможен. Антон сразу заметил, что ошейник ему не сменили, что было странно, потому как Завулон своё имущество всегда защищал излишне ревностно. Гарик Антона встретил неприветливо, а новенький так вообще почти не взглянул. В выделенной ему одежде, — скорее всего об этом позаботилась охрана, — он казался еще худее. Мятые штаны и драная футболка подпортили впечатление — вчера в шелках и побрякушках раб воспринимался куда более эфемерным и легким. — Опять из его постели вылез, — Гарик смотрел так, что останься в нем магия, то щиты спалил бы подчистую. — Думал, что воспользуешься ситуацией и хоть сейчас отойдешь на задний план. Но, видать, тебе действительно нравится быть его шлюшкой. — Тебе что за печаль? — Антон заглянул в холодильник, но там кроме молока и старого сыра ничего не обнаружилось. Чем занимаются охранники? За продуктами съездить не могут? Голова болела так, что злиться на Гарика не было никаких сил. Похоже тот всю ночь не спал, мечтал пронаблюдать раздавленного и отвергнутого фаворита. Не вышло. — Да проку от тебя никакого. Совсем зажрался. — А тебя, наверно, церберы покусали. Или ведьмы прокляли так затейливо, что никаких желаний вообще не возникнет больше. Или Хена из проекта вышвырнул. Гарик подавился воздухом и вскипел. Но вскипел так же молча, продолжая хватать ртом воздух. Что, съел? Проку никакого, конечно же, но просмотреть новости в завулоновой базе — легче легкого. Какому рабу будут еще платить за постель полным доступом к секретной информации? Антону озвучивать этого не пришлось, по глазам обоих рабов итак читалось, что поняли — вот и ладненько, вот и молодцы. Решив, что легче обойтись без завтрака, чем продолжать наблюдать перекошенную физиономию Гарика, Антон ушел наверх. Интересно, почему Хена так резко прикрыл проект исследований пустышек? Приказ коггнура? Хоть бы рабский центр не прикрыл, это было бы совсем скверно. Антон вернулся в кабинет Завулона, пощелкал по режимам доступа, убедился, что ему открыт тот, что отслеживал дела в клинике. По спискам в последние дни пустышек в плачевном состоянии не поступало. Из старых -- нескольких выкупили, остальных держали на карантине и полном довольствии. В кругленькую же копеечку Завулону обходится эта клиника, и ведь отказывается от доли участия коггнурата, боится рисковать. Персонал клиники — в основном вампиры, — скучающе патрулировали коридоры. Антон осторожно размял плечи — голова так и не проходила. Может Завулон ему воспоминания после вчерашнего подчистил? Антон напрягся, думая о произошедшем: вроде всё нормально, провалов и несостыковок не улавливается. И тут он ругнулся. Ясно. Завулон, сволочь, опять тайком с Гесером общался через ученическую связь. Так ломило виски лишь после подобных экспериментов. Вот же расчетливая гадина — убаюкал своими картинками и тоской, поглаживаниями по горлу, а затем развлечения ради со старым недругом и пообщался. Что именно ради развлечения — Антон не сомневался. Иначе бы не скрывал, причины ведь не было. Ну или совсем уж что-то секретное рискнул бы обсудить. Но при любом раскладе такая его выходка раздражала неимоверно. Рубануться в мысли Гесера и расспросить о чем секретничали? Так второй не лучше первого — не захочет пояснить, и хоть убейся. Раз Завулон опять умотал в город, значит, что-то затевается. Антон поднялся к себе, выудил из шкафа джинсы поприличнее, тонкий пуловер. Захватил новую зубную щетку, пасту и полотенце. В первые дни в этом доме самым скверным оказалось то, что никто не догадался выделить рабу предметы первой необходимости. И просить ведь было нельзя, присваивать чужое -- и подавно. Благо, что новичку теперь проще — Завулону, похоже, совсем плевать на мелкие правонарушения со стороны его рабов. И не только на мелкие. Новичка разместили в подвале, где и положено рабам. Антон сегодня свободно расхаживал по всему дому — и не знал радоваться этому или, наоборот, печалиться. Мелькнула шутливая мысль прихватить с собой Катрин, ну или Юльку хотя бы, чтобы напугать новенького — но мысль мелькнула и тут же виновато ретировалась, все-таки хотя и конкурент, но из своих, из пустышек. И, судя по увечной ноге, жилось у прежних хозяев ему несладко. По идее, Антон должен бы возненавидеть его, попытаться избавиться или пригрозить, и тут простого упоминания про сбор урожая хватило бы, но было в новичке что-то такое, за что невольно уважаешь. Смелость? Открытый взгляд? Ненавязчивость? Красивый он был, зараза. Какой же красивый… А Завулон падок на подобное, эстет хренов. Если уж залюбуется — так не успокоится, пока не добьется своего. Убить бы. Убить бы Завулона, придушить голыми руками — и сразу жить проще станет. Не придется мучиться и на стену лезть от… от чего именно, лучше и не называть своими словами. Гарик прав, видать, Антон действительно готов на всё. Ну, или почти на всё. Даже мыслит уже рамками Завулона — расчистить себе дорогу, подставить, избавиться, выгадать себе еще хоть пару месяцев, ну вот чтобы быть единственным и нужным. Антон даже тряхнул головой, с трудом прогоняя наваждение, на самом деле собственное отчаянье не настолько захлестнуло, чтобы решиться на темные методы. У пустышек давно нет ни магии, ни сил, ни здоровья, но зато их суть ничем не вытравить. И только эта мысль утешает и держит на плаву. Новичок сильно удивился визиту. Он медленно отмерял шагами выделенную ему клетушку, но мыслями был где-то далеко. Будто музыка, слышимая лишь ему, его от всего отвлекала. Странным он был. Непривычным. — Многие считают меня сумасшедшим, — сказал он, равнодушно глядя на протянутую одежду. — Дарители забыли предупредить об этом Завулона? Не удивительно. — А что мысли умеешь читать — не считают? — Антон уселся на продавленную кровать, та скрипнула. — Многие считают, что ты продолжаешь колдовать, но это же неправда. Так с чего бы быть правдой этим твоим словам? — Все мы за чем-нибудь прячемся. Я — за россказнями про Тигра, ты — за танцами. — Это всё, что я умею. И всё, что мне нравится. Антон поднялся, чувствуя себя неудобно под пронзительным взглядом. Так не смотрят молодые и самоуверенные. Так не смотрят сумасшедшие. Так «ощупывают» старые, от всего уставшие и отчаявшиеся — будто бы ищут точку опоры. Но не находят, и скрюченные пальцы промахиваются, а ноги умышленно несут в пропасть… — Сколько тебе лет? — спросил Антон. — Я сумасшедший, мне не обязательно отвечать, — пожал плечами тот и отвернулся к нише, которая по идее, благодаря магии, должна была играть роль окна и транслировать вид с улицы. Но рабам даже такая мелочь не позволительна, потому оба они сейчас изучали потрескавшуюся штукатурку. — Здесь не так плохо, как ходят слухи, — сказал Антон ему в спину. — Полагаю, я сам позабочусь, чтобы мне было как можно лучше. — Твой выбор, — согласился Антон и вышел. Как же ему, Мерлин упаси, много лет. Что ж, они с Завулоном друг друга стоят.