До и после

перед чтением поймать атмосферу под песню Би-2 "Летчик" ___________________

Я сбитый летчик, меня достали...

Прислуга в доме была дерганой и суетливой. Встречать их вывалились во двор даже те, кто обычно не появлялся в момент возвращения Завулона из города. Он хмуро слушал отчеты уборщиков о проделанной работе, сообщения охранников, что по периметру всё в норме и без происшествий, и сдержанно сносил острые, любопытные взгляды ведьмочек. Прислуга тараторила, незаметно перешептывалась и пялилась на Завулона так, будто тот родился заново — не иначе. А Антон еле удерживал серьезную физиономию, потому как в волосах Завулона затерялось мелкое белое перышко и сейчас, при лучах заходящего солнца, было видно всем и каждому. Выходя из машины, они оба не догадались получше скрыть следы своего примирения. И если у Антона высокий ворот рубашки еще как-то прятал отметки от зубов, а прислуга привыкла отводить глаза от кровоточащих следов под его ошейником, то Завулон, застигнутый врасплох, несколько… обескураживал прислугу. Как выяснилось, все уже знали, что сегодня едва не лишились своего работодателя. Причем слухи не передавали и сотой доли действительно случившегося, а ведьмочки еще и восторженно перешептывались о том, что Завулон разделался с Кармадоном одной левой. Все также знали, что рабу Городецкому насильно пришили крылья, причем применили особо болезненное заклинание - в наказание, стало быть, за провинность. Шептались, что это становится модным и уже несколько хозяев последовали такому же примеру. Ведьмочек очень разочаровало, что кровавых разводов на спине под дырами рубашки Антона не наблюдалось. А один из охранников даже тайком подергал за перья, проходя мимо, и шепотом всем объявил, что они настоящие, не синтетика. Завулону было не до всех этих глупостей, он часто отвечал на звонки и хмурился больше обычного. Катрин умудрилась подобраться к нему вплотную и ликвидировала компромат из его волос, но лучше бы этого не делала, потому как тем самым привлекла еще больше внимания. Но вампирша лишь хищно улыбнулась в ответ и предложила всем разойтись, заняться делами. Глазастые ведьмы успели подметить, что у Завулона все амулеты выгорели подчистую и что даже перстней нет, и потому они ему молча и как-то ревностно посочувствовали. Расходилась прислуга неохотно и медленно. Особенно с учетом того, что Завулон объявил, будто завтра кое-кому за верность перепадет оплата редкими артефактами. И, судя по восторженной реакции, завтра полусотней артефактов он не обойдется, но хозяин — барин, ему виднее. О его сгоревших перстнях сожалел и Антон, он как-то уже привык к тому, как они холодили кожу при каждом прикосновении. Все-таки Завулон прав, и он действительно принял на себя весь удар заклинания Кармадона, пришедшийся на ножные кандалы. Стоило бы, наверное, его поблагодарить. Но, с другой стороны, если бы Завулон не настоял на их присутствии на щиколотках Антона, проклятия не последовало бы. Значит, благодарить не за что. И… тогда Кармадона не вывели бы на чистую воду, а ведь Антон сам просил об этом, значит, благодарить все-таки придется. Или не благодарить? Антон стоял у окна и лениво соображал, испытывает ли что-то кроме пустоты и усталости. Поединок с клинком вымотал неимоверно, ожидание расплаты, длившееся годами, — вымотало еще больше, а в результате все равно не полегчало. Но Завулон просьбе внял, помог, вычислил и преподнес на блюдечке… И даже не вмешался, не запретил, хотя в первое мгновение и собирался, как Антон почувствовал тогда через ошейник. Не хозяин — а предел мечтаний. Действительно, чего Антону еще не хватает? Знать бы ответ и не мучиться… эх… В этот момент тот самый предел мечтаний шокированно застыл на пороге кухни и неодобрительно щурился на кого-то, кого из коридора Антон разглядеть не мог. Пришлось подойти ближе. — Что это у нас здесь? — тон Завулона сделался приторно-ядовитым. — Говорила же, что рабу на кухне не место, — пожаловалась повариха. — Но охрана в последнее время распустилась, никакого порядка. Антон, выглянув из-за спины Завулона, заметил новенького раба-танцора. Тот что-то жарил в сковороде и не знал, прекращать это занятие или же оставить как есть, а то есть дымиться-догорать. Пахло, кстати, вкусно и чем-то экзотическим. — Кто разрешил? — рявкнул Завулон. Раньше Антон от подобного тона напрягся бы, сейчас же легко уловил хозяйский веселый настрой и лишь мысленно хмыкнул: наказывать сегодня никого не станут, обойдется. Повариха кинулась что-то дальше объяснять и даже пообещала возместить ущерб в продуктах, так как инцидент произошел по ее недогляду, но Завулон уже ворвался на кухню и испепелял раба показательно гневным взглядом. Антон рассмотрел также раба Катрин, впопыхах дегустирующего то, что приготовил танцор. Для полноты картинки не хватало разве что Гарика, но у того, видать, чутье было получше, предвидел, что такая выходка ничем хорошим не закончится, потому отсиживался где-то во дворе. — Но Антон бутерброды же готовит, — в попытке оправдаться спалил Антона протеже Катрин. — И ничего, ему не запрещается. — Но под взглядом Завулона сразу стушевался и добавил: — Иногда. Совсем не часто, точно вам говорю, да-да. Завулон сморщился, будто отчаянно боролся с желанием немедленно развоплотить болтуна. Или сделать что еще похуже. — Прочь, — в итоге велел он, и раба вампирши как ветром сдуло. Другой раб молчал. Переминался с больной ноги на здоровую и казался предельно сдержанным, равнодушным. — Чьи-либо привилегии мы сейчас обсуждать не будем, — сухо предупредил Завулон. Раб кивнул, все-таки отключив плиту и спрятав плод своих трудов под крышкой. — А наказан все-таки будешь. Но не сегодня, — добавил Завулон и недвусмысленно прошелся цепким взглядом по его фигуре, облаченной в старые джинсы и потрепанную футболку. — Дисциплина — прежде всего. Твое место где? В подвале? Вот и брысь туда, — велел он. Антон отметил это «брысь», которое Завулон обычно адресовал только кому-то из своих, и его настроение сразу ухудшилось. Танцор упорхнул быстро и подозрительно удовлетворенный произведенным эффектом. И успел бросить победоносный взгляд на Антона. Понятно, специально нарушил правила и подгадал как раз в момент возвращения хозяина, чтобы напомнить о своем существовании. Антон скрипнул зубами от досады. Завулон тем временем приподнял крышку и оценил варево. Даже палец макнул и облизал. Удивленно крякнул. — Гадость? — с надеждой спросил Антон. Из того, что он сам иногда готовил — урывками, чтобы Завулон не видел, или когда, наоборот, хотел ему досадить — Завулон ел лишь бутерброды, остальное презрительно игнорировал. — Съедобно, — вынес вердикт Завулон. — Лет триста, наверное, такое не ел. В прямом смысле. — Судя по запаху, что-то специфичное… и странное. — Фирменный рецепт Межречья. Кора дуба, кстати, добавляется. Особенность такая. Откуда узнал, интересно, поганец? — Я думал, что Межречье — легенда. — Угу, — Завулон задумался, опять облизав палец. — Ты это своему шефу расскажи, что легенда, вот он посмеется. А ведь его кто-то продолжает инструктировать. И это уже не смешно. — Кого? — не понял Антон. — Шефа? Гесера? — Да причем тут он. Раба инструктируют. Вот ты знаешь, за какой утраченный рецепт я готов озолотить? Или прощу все, лишь бы мне напомнили о кое-каких годах моей жизни? — Нет, — медленно и с досадой признал Антон. — И не должен знать. Никто не знает. А этого — научили. Теперь и Антон задумался. Вообще-то он больше злился и безумно ревновал, впервые решив, что неплохо бы навести справки по поводу особых вкусов Завулона — для пользы дела да и просто чтобы… ну… приятное сделать. Но Завулон, казалось, давно смирился, что Антон в этом деле полный профан и умом не блещет. — Ведьма? — предположил вслух Антон. — Инструктирует. Зачем только? — Да, — согласился Завулон, — в их стиле. И такая дотошность — именно им присуща. Антон тоже залез под крышку, ковырнул вилкой, подцепил кусочек и отправил в рот. На вкус было… странным. С горчинкой, но вполне ничего. — Гадюка, — любезно и со скрытой насмешкой подсказал Завулон. — Нравится? Антон поперхнулся, выронил вилку, и та противно звякнула. И сразу пожалел, что уже успел проглотить. — В те годы что ли больше жрать было нечего? Завулон уже в открытую потешался: — Ничего ты не смыслишь в гурманах. Когда город в осаде, особо с едой не повыпендриваешься. Про гадюку я пошутил. Заяц это. Но остроты многовато. А вот болотных трав — в самый раз. — И кто же кормил тебя такой зайчатиной на болотах? — в тон ему, с ехидцей, спросил Антон. — Неважно. А вот ненужные воспоминания нахлынули. И мне это не нравится. Хорошо, что ты у нас тормоз. Не лезешь в прошлое, не бередишь душу, не пытаешься обыграть в свою пользу. Хоть в этом мне повезло. Антон опять поперхнулся, но все-таки промолчал. Хотел было обидеться на такое откровение, но в итоге успокоился, оценив тон — устало-довольный. Казалось, сегодня Завулона ничто не способно огорчить по-настоящему. Антон тоже подумал, что всё тлен и не стоит его нервов. Подумаешь, кто-то устроил целый заговор по приручению Завулона и его подкупу и не боится играть на самых тонких струнах его души. И ведь как всё складно сплетено: и танцы, и тот пояс с монетами из прошлого, и раб этот красивый, теперь еще и выясняется, что готовить умеет не хуже самого Завулона. Два сапога пара. Досадовать, что Антон по всем пунктам позорно проигрывает, не хотелось. Одно в плюсе — Антон сегодня Завулона из спальни точно не выпустит, между прочим, имеет привилегии, как недавно озвучили, так почему бы не воспользоваться? А то Завулон сегодня так этого танцора разглядывал, что впору его связывать и никуда не выпускать со второго этажа. Хозяина связывать, разумеется, не танцора. Хотя… тоже вариант… ** Весь оставшийся вечер Завулон провел в совещаниях с Деном и охраной, звонил кому-то, даже цапался, угрожал. В итоге Антон даже зазевал, устав вникать в суть, передел территорий, ясное дело, чему тут удивляться, у Темных так принято. Кто сильнее — тот и съел, а добычу себе в закрома. Завулон первым делом переписал рабов Кармадона себе и забрал в клинику. Хена позвонил, выторговал себе нескольких рабов в рабский центр, Завулон поогрызался, но отдал. Затем пришел черед дележа хранилищ артефактов, и Антон понял, какие именно завтра будут «щедро» раздаваться «холопам». Что ж, Завулон все предусмотрел, даже не забыл задобрить тех, кто еще пару часов назад голосовал за то, чтобы сумраку скормить именно Завулона. Толпа — она ведь всегда мечется из огня да в полымя, а теперь оппозиция станет шелковой и благодарной — всё в прибыль и в личный интерес. Ближе к ночи опять позвонил Хена и сообщил, что Искандер в панике. Завулон отмахнулся. Хена нервно порассуждал о значении странных точек у всех на сумеречной шкуре, о том, что ни одно заклинание их не берет, а Искандеру чары скрытности теперь не даются. Завулон довольно оскалился в трубку — видать, уже и сам всё попробовал, убедился. Хена намекнул, что и коггнуру надо бы часть добычи того… отстегнуть. Завулон пообещал лично решить этот вопрос. Хена задумчиво и очень печально распрощался. Постскриптумом передал привет «повержителю дракона», явно цитируя какой-то древний манускрипт и насмехаясь на свой, кошачий манер, а то есть дергая хищника за усы, кланяясь рабу в обход его хозяина. Завулон раздосадованно оборвал связь и уставился на зевающего и потягивающегося в кресле Антона. — Просыпайся, ты мне нужен соображающий, — велел он, намеренно делая акцент на каждом слове, как обычно бывало при прямых приказах. Но, понятное дело, лишь дразнил, не приказывал. Антон сразу вскинулся, и сна как не бывало. — Сволочь, — еле слышно процедил он. Не надоедает же издеваться и потом любоваться результатом. — Раб нарывается? — Завулон разглядывал в упор, даже чуть склонил голову, оценивая картинку. — Раб устал. И раб скоро опять вспомнит, как ненавидеть. И где мой привет? Велели же передать. — Значит, все-таки нарывается. «Повержитель» из тебя, как из Рустама — балерина. Мне продолжить сравнения? Антон вместо ответа показательно зевнул. Второй час ночи — ну сколько можно о делах? — Тигр твой отличился. Все считают точки и пытаются расшифровать. — Азбуку Морзе пробовали? — съязвил Антон. — Тире где-то потерялись. Хотя… на шее у тебя как раз что-то похожее. Антон провел пальцами по отметинам зубов, уже посиневшим, и усмехнулся. — Смешно. — Не настолько, если смотреть на тебя в сумраке. У тебя точек больше всего. Лишь Искандер тебя перещеголял. Антон потянул силу через ошейник, поймал тень глазами и глянул на облик Завулона. Ожидаемо красавчик: довольный оскал во всю пасть и на руках точки скоплениями, а некоторые отдельно, ближе к пальцам. На левом запястье тоже полоса с несколькими отметинами. У Антона там всего две точки. Черные, в отличие от всех других. Интересно, что это значит? И смоются ли когда-нибудь? — Четыреста двадцать две, — сказал Завулон. — Что? — не понял Антон. — У меня четыреста двадцать две черные точки. — Уже посчитал? — И вот забавно: по документам всего по клинике у меня проходит ровно четыреста восемнадцать пустышек. — Пальцем в небо. Все равно не сходится. Думай еще. — Плюс три раба в доме. — Угу. Остается еще одну найти. — Именно. Антон задумался. А вдруг Завулон прав, и точки-отметины — следы вмешательства в судьбы пустышек? Нет, это как-то… слишком. Сумрак не счетовод, чтобы точное соответствие схемами рисовать. — И? — Завулон чего-то ждал, но Антон сегодня был не в состоянии проявлять чудеса догадливости. — Единственный пустышка, прошедший через мои руки, поменял цвет. И точка у меня одна — другого цвета. — Юля? — удивился Антон. — У тебя она, насколько понимаю, на левом запястье — как потерянный материал. Потерянный — по твоей вине. — Ну знаешь ли, — возмутился Антон. — Это не я приказал ее инициировать. — Так сумрак считает, а не я, — терпеливо пояснил Завулон. — А вторая точка тогда кто? — Антон глянул на свое запястье. — Думай. Загадка для тебя, тебе и отгадывать. Антон встал, подошел к зеркалу, расстегнул рубашку. Поймал тень и глянул на свое отражение. Как и ожидал: от пальцев, вверх, к локтям, к плечам, полосами по груди, к шее… Будто точками с кожи убрали всю пигментацию… или перекисью выжгли… — Заклинание, — попросил Антон, не оборачиваясь. Он всегда был профаном в простых бытовых. А считать вручную слишком муторно. Завулон лениво двинул пальцами, на зеркале выпендрежно проступило красным «2 391». — Не сходится, — вздохнул Антон. — Я при всем желании стольких не обезопасил. Даже если считать всех, переправленных к Гесеру. — Списки, — напомнил Завулон. — Сколько списков Тигру передавал? Антон поцарапал ногтем кожу на левом запястье. Кто же второй из потерянных? — Ну, будут все по сумраку с такими отметками ходить и что? — рассуждал Антон. — Не вижу смысла. — Отметки, ты правильно сказал. Зная чувство юмора сумеречной твари, могу предположить, что каждая точка как детонатор. Проштрафишься — рванет. Светлым теперь не придется даже отслеживать правонарушения, само будет срабатывать. — Нет, — Антон покачал головой и обернулся. — У тебя в клинике большинство выжило. У других могли загнуться, у тебя их выходили. — Все может быть. Вдруг во второй Итоговый день точки пересчитаются? Антон против воли болезненно поморщился. Он и сам не до конца верил, что можно все вернуть назад и устроить второй день. Чтобы вернуть Светлым силу, надо, чтобы инициатор отозвал свою заявку сумраку. Кармадон теперь мертв. Формально это может сделать Надя. Тигр именно на это и намекал. Ее хотя и обманули, но слова и сила — были именно ее. Значит, она может озвучить, что хочет отменить и вернуть все назад. Только вот… Антон слишком хорошо знал свою дочь. Надю в обычное-то время убедить передумать было непросто. А тут на все — лишь две минуты. А уж когда она осознает, что натворила, так вообще время хоть замораживай. — Мне страшно, — сказал Антон, глядя в зеркало, в отражение Завулона, подошедшего сзади. Никогда никому в этом не признавался, а тут вдруг так легко — и именно ему. — Я даже догадываюсь, почему, — помедлив, произнес Завулон, проведя пальцами по точкам Антона на груди и спине. — Нет, не догадываешься. Это выбор. Невозможный выбор. Надо всё прекратить. Или оно всё целиком рухнет в пропасть вместе с людским миром, а Светлые до конца свихнутся. Или… я своими словами убью собственную дочь. Как я ей расскажу про всё, что было? Как? Она же не выдержит. И тем более так мало времени! За две минуты ничего не успеть. Ничего. — Значит, надо просто растянуть эти две минуты на подольше. Антон моргнул. Это же невозможно? Да и что это меняет? Видимо его сомнения отразились в зеркале, потому как Завулон продолжил: — Или сделать самый простой выбор: бездействовать. Сколько там осталось? Неделя? Тигр же про неделю упомянул? Это много. Антон медленно кивнул, чувствуя дыхание у своего уха. Завулон сжал пальцами его плечи. — Но я еще раз напоминаю: ты без моей магии не сможешь сдерживать вихрь силы вокруг Нади даже те несчастные две минуты, не говоря уже о большем. А поделюсь я силой лишь при одном условии: ты за это заплатишь. Чтобы сдерживать вихрь и объяснять ей, едва вышедшей из стазиса, — силы надо много, возможно, даже придется использовать все мои вековые запасы амулетов. И, значит, плата должна быть соответствующей. — Какой? — устало спросил Антон. Стоило ждать именно таких торгов, с самого начала — именно таких. Завулон помедлил. Зарылся носом в волосы Антона на затылке, втянул запах. Спустился ниже, мазнув губами по шее чуть выше ошейника. — Ты поклянешься быть моим зашивальщиком. После всего, после возврата магии — будешь им. Иначе мне назад не интересно. А ведь у меня должен быть интерес, верно? Антон вздохнул. Прикосновение губ было приятным. И голос мягким, не как всегда, почти искренним. И пришлось упереться в зеркало, чтобы его холодная гладь хоть как-то охлаждала мысли. Завулон делал выбор еще более невозможным. Вот же сволочь. — В последнее время мне кажется, — сказал Антон, — что это не ты хочешь зашивальщика, а я. Настолько ты вывернул мне мозги наизнанку. Чудовище. — Все верно, — согласился Завулон. — Ты научился хотеть того, что стоит хотеть совместно. Ради чего стоит жить. Иначе просто скучно. И банально. Надоедает. — Отпустишь меня? — попросил Антон, сам не в силах отстраниться от губ, от слов, тихо выдыхаемых на ухо. — После всего? С ошейника? Возможно. Если пообещаешь мне. Антон выскользнул, вернулся к креслу, измученно забрался в него с ногами. — И это тоже, — сказал он. — И это тоже…