До и после

Антон не утерпел и все-таки позвонил Хене. В голове не укладывалось, что хозяин позволил развоплотиться своему рабу. — Что ты хочешь услышать, Антон? — без каких-либо эмоций отозвался Хена. — У каждого свой порог усталости. Он попросил, я согласился. — А пятна на шкуре? На одно стало больше? Не пугает? — Так в сумраке давно уже такой зоопарк и такая психушка, что ничем особо не удивишь. Это вам, новоинициированным и зеленым, всё кажется запредельным, а на нижних слоях все равно суть проявляется без прикрас. Ведьм давно разглядывал? Уверен, что недавно, Завулон наверняка потащил тебя с собой выслеживать тех из них, кто примкнул к Гесеру. А пятна — дело привычки. Вампиры вот только страдают, морок привлекательности у них теперь не всегда выходит. Даже заклинание «паранджи» бессильно. — И все же: как ты мог? Еще два года назад вы чуть ли мысли друг друга не читали. Я даже завидовал. Хватило бы простенького заклинания, и раз Лас сбежал, вдруг и другим лазейка осталась? Хена помолчал. И если бы не магия Завулона, которую Антон легко цедил через ошейник, то не удалось бы понять, что старейший выставляет мощнейшие щиты против подслушивания и вмешательства в их разговор. — Три года прошло, а ты, Антон, как был дураком, похоже, так и остался. Мы не делимся своим. И подачек не принимаем. Неужели Завулон не научил этому? — Так твой раб захотел уйти из жизни или просто от тебя? Хена опять помолчал, на этот раз печально. — Почему ты уверен, что я отвечу? Разве что если дашь мне какую-то равноценную информацию в обмен. Антон досадливо скрипнул зубами. Кто бы сомневался. И как быть, если Завулон пронюхает про очередной сговор за его спиной? Пусть это всего лишь пустяковое выторговывание не особо важной информации. Но Антону хотелось услышать из уст самого Хены, понять — зачем. — Какую тебе информацию? — Почему Арина помогла? В поединке с Кармадоном? Антон удивленно нахмурился. Он считал, что этого никто не заметил. Потому что иначе Завулон закатил бы скандал и пытал тем же вопросом, пока кто-то из них двоих не спятил бы окончательно. — Я объясню, что про вас, Темных, мне растолковал Завулон: что бы вы ни делали, на первом месте для вас всегда месть. Если выпадет возможность ударить во врага из-за спины того, у кого хватает силенок на прямое противостояние, вы обязательно это сделаете. Подозреваю, что у Арины просто были свои счеты, и я тут ни при чем. Хена опять помолчал — думал. Он вообще умел многозначительно молчать. Завулон обычно в таких ситуациях ядовито зыркал, выплескивал в пространство свое настроение, и от этого Антона пробирало прямо до печенок, а вот Хена, напротив, замирал и будто холодел, терял все признаки жизни — и это было даже хуже, чем самый взрывной характер, потому как непредсказуемость его дальнейшей реакции пугала неимоверно. Хена наконец оттаял и сказал: — Хорошо. Тогда объясни, что для вас, Светлых идиотов, можно еще сделать, когда вы уже совсем ничего не хотите? Антон уцепился за подсказку, брошенную неохотно и будто бы из жалости. Любой Темный на месте Антона непременно оскорбился бы и закрыл тему, и, может, Хена именно на это и рассчитывал, но есть же вещи важнее, чем глупая обида. — Не знаю, — сказал он. — Но если Завулон не захотел отпускать, так и вывернулся наизнанку, чтобы у меня даже мысли больше такой не возникло. Как именно он это сделал, никогда не пойму, но сработало же. Подожди-ка… Антон уловил акцент на словах «можно еще сделать». Можно. Не все потеряно. Выходит, не развоплощался? Когда безвозвратно, так не говорят. Последнее, наверное, Антон проговорил вслух, потому как Хена досадливо пояснил: — Я оговорился, Антон. Просто оговорился. — Если хозяин снимает ошейник с пустышки, то этим лишает и своей защиты? Так? — надавил на него Антон. Спрятать бывшего Светлого можно и среди людей, не проблема, если специально не искать, никто не догадается. А вот если обвесить защитными амулетами — спецотдел, конечно же, выследит. Хена молча подышал в трубку — раздраженно подышал. Может, тоже догадывался, насколько не понравится Завулону такая доверительная беседа с подсказками для его раба? — Риск, — предупредил Антон. — Захочет затеряться, и уже никогда не найти, не вернуть. Антон потер темную точку на своем запястье — выходит, она не из-за раба Хены, Антон потерял, упустил кого-то другого. Кого же? — Каждый сам выбирает свой слой сумрака. Реальность — это всего лишь седьмой слой. Мерлин, вон, облюбовал шестой, и все было замечательно, пока, уже в который раз, ты нам все не испортил. — Слухи, что недавно вспоминали Мерлина, как вижу, и до тебя дошли. А чем испортил-то? — Сидел себе Мерлин внизу, никого не трогал. А ты дал ему повод задуматься о привлекательности седьмого, думаешь, к добру? — Старейший, не разочаровывайте. Не считаете же вы, что Мерлина можно ревоплотить? — Ты в курсе, что в Эдинбурге нет ничего Мерлинового? Трон Артура, замок Артура, венец — он ведь тоже Артуров. И в Эдинбург никто не рискнул просто так сунуться. И тебя отправили не с пустыми руками, а с оберегами-подарочками, в карман ты что положил, помнишь? Кем дадено? Антон застыл прямо посреди комнаты. — Я не понял, — сказал он в пуговку микрофона, — вы сейчас чьим адвокатом выступаете? Разговор вроде про Мерлина начинался. Но Хена этот упрек пропустил мимо ушей. — Тот, кто хочет вернуться, рано или поздно возвращается, Антон. Это можно ускорить, конечно же, если не терпится, ревностью там или еще чем. Но правильнее просто подождать. Если чему и учит время — так тому, что иногда мы можем лишь ждать. — Это вы сейчас про Мерлина? Хена многозначительно хмыкнул. — Или про амулет, который мне дал с собой в Эдинбург Завулон? Хена опять помолчал. Вот же древняя гадина, запутывает, да так, что вовек мозги назад не распутаются, еще и рад, небось, наслаждается. — Сегодня к вечеру вас ждать? Хена рассмеялся. Действительно, после его разглагольствований по поводу терпеливых ожиданий в веках, вопрос Антона вышел немного… неуместным. И не того масштаба. Хотя… если как повод позлить Завулона и заставить ревновать — в самый раз. Подгадать вот, когда переступит порог комнаты, и прямо при нем вкрадчиво так поинтересоваться у старейшего: ждать ли, да как долго, и заодно озаботиться его здоровьем, в голос немного теплоты плеснуть — и пусть оба подавятся от возмущения и попытаются понять, кого хотели уколоть больнее. Кажется, Антон опять не вовремя увлекся мыслями о Завулоне, потому как Хена заторопился: — Похоже, предсказание, что с какого-то раба добровольно снимут ошейник, уже сбылось. Только никаких перемен я не вижу, — сказал он, теперь уже не скрывая своей грусти. — Да не суть. А Мерлина ревоплотить не выйдет. Этого надо хотеть. А хотеть некому. Связь оборвалась, но Антон еще долго стоял у окна и думал. ** — Ты зачем вмешался? — Завулон негодовал и не смотрел на Антона, а вместо этого раздраженно отдавал распоряжения невозмутимому Дену. Антон брал пример с последнего и тоже делал вид, что утро в этот раз очень даже ничего, неторопливое такое и приятное. И чье-то дурное настроение его не испортит. Дзынь… Чашка с чаем разлетелась на осколки прямо на столе перед Антоном. Он отпрянул и возмущенно ругнулся: Завулон не просто был не в духе, похоже, он вообще еле сдерживался, чтобы кое-кого не покалечить, магия из него едва не выплескивалась. Запиликал телефон Дена, мелодия странно напоминала танго, которое как раз засело в памяти Антона со вчерашнего вечера. Он ругнулся еще раз, неосторожно дернул ногой, браслет предательски звякнул монетками. Теперь ругнулся Завулон, и в следующий миг телефон Дена магически выгорел подчистую, тот даже не успел дотянуться и сбросить вызов. — Подумаешь, — сказал Антон, — опять Арина. Может у нее пунктик и ее клинит. Обычное дело. Ден не рискнул переспросить, о чем идет речь, хотя было видно, что ему безумно интересно. — Подозреваю, что переупрямить ее не выйдет, — чуть заторможенно отозвался Завулон. Он в этот момент что-то там колдовал, и сил уходило море, Антон чувствовал через ошейник, но даже это его не истощало, магия продолжала клокотать и бить через край. — Легче кого-то убить и дело с концом. Ден тем временем выковыривал симку из расплавленного корпуса, но настроение у него ничуть не испортилось, видать, не в первый раз. Чем только не пожертвуешь, лишь бы начальство не изволило гневаться. — Кого убить? — невозмутимо поинтересовался Антон и предусмотрительно отставил другую чашку подальше от себя. — Дай-ка подумать, — Завулон наконец зыркнул на Антона, и его взгляд тому совсем не понравился. — Подаренного раба убивать нерезонно, все-таки взятка, и этим он особо ценен. Высшую ведьму пока изведешь — позеленеешь, а то и вовсе поганками обрастешь, так что тоже отпадает. Легче избавиться от первопричины. — От самого себя? — поддел Антон. Ден где-то за спиной удивленно крякнул. — Нет, — приторно-мягко сказал Завулон, — от другого раба. От слишком наглого раба. Тем более, что уже надоел хуже горькой редьки. Антон поднялся из-за стола так резко, что ножки стула противно скрипнули по полу. — Стоять, — приказал Завулон, — куда это ты собрался? — Так надоел же, — Антон попытался оттянуть край ошейника, потому как тот впился в кожу, царапая, но ничего не получилось. — Пошел прочь, — приказал Завулон Дену. Тот удалился, насвистывая веселенький мотивчик. — Что опять не так? — возмутился Антон, когда остались наедине. — Ну не оттащил бы я тебя, ну покалечил бы раба еще сильнее, чем уже есть, лучше ведь не стало бы? — Чем уже есть? — переспросил Завулон. — Эстет хренов, — Антон понял, что подцепил Завулона за нужное, и теперь осталось лишь дожать, чтобы добиться желаемого. — Любишь, чтобы все было идеально, а раба-взятку никак не исцелишь. Хромает, картинку портит. Скажешь нет? — Когда это ты успел стать любителем прекрасного? — глаза Завулона мгновенно сузились, он сделался не в меру задумчивым. — Я что-то упустил? Антону показалось или на самом деле во взгляде вспыхнула ревность? — С кем поведешься, от того и наберешься. Пусть Арина считает, что ее план сработал: раба вылечили, калечность исправили, сидят — любуются. Как тебе такой вариант? Арина поверит — и отстанет. Завулон тоже поднялся, подошел ближе. — Вот не пойму: ты совсем идиот или просто издеваешься? Или у тебя собственный интерес? Думаешь, не знаю, что ты зачастил в подвал? Антон оторопел. Так и подмывало покрутить пальцем у виска. От ошейника хлынула волна магии — Завулон проверял причину заинтересованности Антона. И он опять ругнулся: Завулон не шутил, он на самом деле злился и ревновал. Идиотизм какой-то. Хотя… недавнюю сцену вполне можно истолковать на другой манер: Антон оттаскивал Завулона от танцора из страха за последнего. Если подключить еще и фантазию, додуматься можно до полного маразма — до чего, собственно, Завулон и додумался. Гесер прав: быть слишком уж гением — дело опасное, не заметишь, как свихнешься. — Ну и как? — выдохнул в лицо Завулон, ухватив за ошейник, очень грубо ухватив и не скрывая своего неудовольствия. — Аура ведь никогда не врет? — он послал образ ее слепка с синеватыми всполохами по краям. — Симпатии не скрыть. Очень личной заинтересованности. Врать станешь? Или что? Предлагаешь, чтобы Арина поверила? Ладно. Для правдоподобности деталей надо. — Он отпустил ошейник, вцепился в волосы, заставив склонить голову, и прошептал на ухо: — Прежнего фаворита прочь, изувеченным и сломленным, нового — в спальню и при свидетелях. Этого хочешь? Хочешь его хромоту себе? За все своя цена. За то, что один раб положил глаз на другого — еще большая цена. Готов платить? — Прекрати, — велел Антон, даже не думая вырываться. Когда Завулона заносило, просто следовало это переждать, ибо успокаивать — бесполезно. Но сейчас Антон не просил, он настаивал. Имел право, потому как не считал себя в чем-то виноватым. И Завулон чутко уловил эти интонации, глянул странно, но возмутился совсем по другому поводу: — Сколько раз говорил, мне не интересно, чтобы ты просил за других. Проси за себя. — Перестань, — повторил Антон и сразу почувствовал, что хватка пальцев ослабла. — Какая бешеная муха тебя покусала? — Ты видел свою ауру. — Да, он мне симпатичен. За столько лет впервые наткнулся на вменяемого Светлого, так что не удивительно. Ну убей меня за это. Завулон толкнул его к стене, прильнул, выдохнул в шею: — Чего тебе еще не хватает, а? Антон вжался в него тоже, демонстрируя, что интерес вполне взаимен, и радуясь, что волна бешенства, вроде, уже отступила. — Да всего хватает, — сказал он. — Не сходи с ума. Я предложил самый простой вариант. К тому же, когда он танцует, ему больно. А танцевать ты ему часто приказываешь, я же знаю. Завулон замер, и если бы Антон его плохо знал, то решил бы, что он опять злится. Но нет, тот думал, взвешивал. — Там сильное проклятие. Завязано на истончившееся магическое поле. Ковыряться надо долго, и не гарантирую положительный результат. — Целителя своего вызови, это его работа. — Не удержит. Там сила должна быть другая. Ладно. Поможешь, — решил Завулон, отступая. — Но учти, ты сам этого хотел. Так что все претензии потом не ко мне. Он велел охраннику привести танцора, сам же отправился в кабинет за амулетами и сферами подпитки. Антон на миг пожалел о своей просьбе. Но затем решил, что если бы дело было совсем рискованным, Завулон настоял бы на невмешательстве, высмеял бы Антона и отослал прочь, а не пошел бы на поводу. Танцора привели, когда Завулон уже вернулся. Тот занервничал, заметив в его руках Темные амулеты. Потом глянул на Антона и вообще решил, что пришел его последний час. Но когда охранник вышел, все-таки немного успокоился — охрану обычно не отсылают, когда надо будет избавляться от трупа. Завулон тоже был хорош: ничего объяснять не собирался и сразу же задействовал ошейник, отключив раба. Антон едва успел его поймать, оседающего на пол. Кресло трансформировалось в некое подобие лежака, заискрили магические контуры, фиксирующие тело в неподвижном состоянии. И так же, без предупреждения, Завулон перекинул Антону основной поток силы, макнул на второй слой сумрака, показывая узел проклятия, завязанный на коленном суставе. Ничего подобного Антон раньше не видел, и сразу стало не по себе, потому как давнее воздействие было каким-то особо изощренным, пакостным. — Удерживай нас на втором слое и по возможности перекрывай прямое воздействие. С остальным я справлюсь сам. — Завулон надел на него один из амулетов, закрепив шнурок на шее так, чтобы ошейник в случае чего смог его пережечь и оборвать воздействие. — Сумеешь? Антон не был уверен, но кивнул. И незаметно нащупал линии вероятностей, чтобы убедиться, что все закончится благополучно. Ну или что отобразится тот вариант «пятьдесят на пятьдесят», который пообещал Завулон. Но линии были недоступны, и впереди маячило тусклое пятно неизвестности. В груди что-то тревожно заныло, и пришлось абстрагироваться, чтобы совсем не раскиснуть. А Завулон уже действовал и что-то мудрил с узлом проклятия. Удерживать всех троих в сумраке было непросто, хотя и лилась сейчас через Антона такая сила, что впору завидовать. Перекрывать основной поток проклятия, подпитывающегося из сумрака, было не легче, но Антон держался. И в какой-то момент показалось, что Завулон на пределе и все закончится крахом и чьей-то смертью, а потом сердце ударилось о ребра с такой силой, что из Антона чуть не вышибло дух. Он запоздало сообразил, что так почувствовал Завулона, перекидывающегося в свою другую ипостась — для более легкого контакта с сумраком. Антон невольно встрепенулся сам, с трудом удерживаясь на ногах. Бессознательный танцор совсем побледнел и будто бы окончательно выцвел — было впору испугаться. Два амулета на Завулоне вспыхнули и рассыпались. Последний чуть искрил. Амулет на Антоне, напротив, стал обжигать кожу — пропускал через себя поток больший, чем мог регулировать. Сумрак заволновался, приобрел кровожадный привкус, Антону казалось, что он даже вдыхает эту кровожадность, безумность и совсем нечеловеческое нетерпение вместе с воздухом. Еще немного — и их просто раздавит, поглотит целиком. Антон глянул на Завулона — тот ускоренно работал, будто бы не обращая на все это внимания. Но такого быть не могло, Завулон всегда и все контролировал, так что, скорее всего, намеренно не заострял внимание Антона на происходящем, и он был ему за это благодарен. В момент, когда показалось, что всё, вот она — точка невозврата, Антон не выдержал, сосредоточился и глянул в пространство по-особенному, так, как способны лишь зашивальщики, и сразу заметил, где силовые потоки совсем истончились. Это было неподалеку от Завулона, чуть ли не у его ног, и если ничего не сделать, он упадет первым и за собой утянет остальных. Воздействие, к удивлению Антона, оказалось для него не слишком затруднительным, только вот ошейник натянулся, завибрировал, зазвенел на пределе и чуть не задушил его. Этот звон отразился от сумеречных стен комнаты, пугая. Создавалось впечатление, будто ошейник несовместим с той силой, которую сейчас черпал и распределял Антон. Ошейник передавил горло прямо под кадыком, и в ушах зашумело, сознание поплыло. И если понадобилось бы повторить воздействие, возможно, ошейник перерезал бы кожу и сухожилия. Но удача Антону улыбнулась, одного воздействия хватило. И к тому же дало время, чтобы Завулон справился с проклятием и нейтрализовал его. Антон опять словно бы перетек в свое обычное состояние, от силы зашивальщика в нем теперь не осталось ничего, а Завулон вряд ли заметил происходившие изменения. Впрочем, оно и к лучшему. Только бы потом не увидал еще и синюшный след от кромки ошейника, а то придется объяснять. Затем пришлось вытягивать в реальность всех троих, потому как Завулон совсем выдохся, а танцор едва дышал, и пульс едва улавливался. Потом все-таки вызвали целителя, и тот уже восстанавливал видимый глазу дефект мышц и сухожилий. Жалеть о чем-то было уже поздно. Впрочем, Антону и не пришлось: Завулон поглядывал очень довольно, а очнувшийся танцор, сообразив, в чем дело, ошарашенно следил за каждым движением своего хозяина, не зная, радоваться или ждать очередного подвоха.