До и после

Прислуги в доме осталось намного больше, чем охранников. Последних — лишь два боевых мага, не считая Дена. Потому с трупами возились долго, нудно. И это при том, что от жертв самого Тигра ничего не осталось, даже пепла. Ведьмы скребли и чистили дом, но больше от испуга, чем ради порядка. В этот раз Тигр напугал всех настолько, что никаких разговоров не было слышно несколько часов кряду. Давно стемнело, а в доме везде поврубали свет, все возможные лампочки и светильники, да так, что даже тени нигде не разглядишь, не отыщешь. Завулон участия в наведении порядка не принимал, только подлатал немного магический периметр защиты и тут же устало рухнул на диван в гостиной. Он вообще игнорировал все свои потери — как из числа магов, так и из числа подчистую разрядившихся амулетов. Ден постоял-постоял рядом, затем молча вышел единолично распоряжаться и руководить. Вместо того, чтобы подозвать словами, Завулон вплел силу через ошейник и приказал Антону подойти. Пришлось долго разглядывать его, лежащего на спине, с прикрытыми глазами. — Проверяю, — наконец сказал он, так и не глянув, — подчиняется ли мне раб или уже забыл, как это делается. — Может еще и сплясать? Для пущей убедительности? — в тон ему съязвил Антон. — Прикажу — спляшешь. — Завулон открыл глаза и тут же ухватил, затем дернул Антона за низ футболки, заставляя сесть рядом. — Ну что? Доволен? Все представление ради тебя, Тигр не поскупился. — Арина выжила? — осторожно уточнил Антон. Но лучше бы он не спрашивал. — Так тебя только это волнует? — раздраженно зашипел Завулон. — Не то, что в доме наместника сожрали почти всех его подчиненных? Не то, что Гесер со своими повстанцами спокойно расхаживал по моему дому? А затем еще и беспроблемно отбыл с артефактами, которые я припас для другого? Не то, что эта гадина Арина почему-то была уверена, будто ты с удовольствием с ней сбежишь? Кстати, не объяснишь, с какой стати она так решила? А? Антон кашлянул. Вздохнул. И подчеркнуто театрально, с избытком озабоченности в голосе, спросил, потрогав его лоб: — Помутнение рассудка? Температура? Гипертонический криз? Или просто клинит от расстройства? Сам хоть слышишь, что говоришь? Завулон рыкнул. — Наши все целы, и на том радость, — продолжил Антон. — Кого смог, тех и выторговал. А ты, — мстительно напомнил он, — танцора своего профукал. Завулон глянул так, что сразу отчего-то сделалось душно. Антон и забыл уже как это, когда одновременно злишься на него, ликуешь от осознания точного попадания в цель и неимоверно растерян от того, что все-таки ткнул его в больное. В очень-очень больное. — Будешь по нему скучать? — ядовито спросил Завулон. — Так сам же отказался. — Сам-то не пожалеешь? Красивая игрушка, да еще и не опробованная… Антону договорить не дали, схватили за горло и опрокинули на диван. Пальцы держали жестко, ошейник ожил, заелозил-зацарапал — хозяин был не в настроении. — А ты откуда знаешь, опробовал или нет? — вкрадчиво, почти впритык губами к уху, спросил Завулон. — Так по тебе всегда видно, если да. Рожа такая самодовольная, сытая… знаю тебя, как облупленного… ой! Зубы довольно чувствительно прихватили кожу под ошейником. Ошейник в свою очередь завибрировал, реагируя на хозяйские пальцы, сжимающие и царапающие поверх кромки. Антон не сдержал растерянного стона. — Изучил меня, говоришь? Как облупленного? В комнату кто-то заглянул, ойкнул и испарился. — Хотя бы дверь запри, что ли, — тихо возмутился Антон. А то всю толпу сдерживать — это мы легко, а как от прислуги притаиться — вроде бы как забывает. Или не считает нужным. Позер. — А зачем? Или ты собрался доказывать, что не было соблазна от меня избавиться, что не загорелись глаза от предложения ведьмы? Камень-то тебе Тигр оставил. Воспользуйся! Давай. Если, конечно, без моей магии его активировать сможешь. — Перестань, — Антон вывернулся из его рук и сел. — А теперь серьезно: скольких Тигр сожрал? Я не смотрел. Действительно так жутко? — Как понимаю, всех, кто не вошел в списки. Ведьма твоя жива. Хотя я ей в дорогу подвесил парочку заклинаний, не заскучает в ближайшее время. Пока она нужна Гесеру, с местью повременю. — Да ты сегодня сплошное благоразумие. — Потому что Тигра твоего боюсь. — Он не мой. — Камень покажи, — Завулон перевел тему. Протянул руку ладонью вверх. — Сначала про этот расскажи, — Антон ткнул на тот, что под ошейником. — А это тут причем? Или?.. — он скривился. — Гесеру язык надо отрезать. — Если я его активирую, ты пробить защиту не сможешь? Как долго? — Я-то как раз смогу, на то и польза ошейника. Без него — не смог бы. Но заряд в нем маленький остался. На четверть часа, не больше. — Почему ты именно этот камень мне отдал? Завулон задумался, развел руками. Затем тоже сел. — Считай, что тогда накатила минута сентиментальности. — А вот это что? — Антон показал камень, который ему дала Юля. — Того же плана действия, — он посмотрел, но касаться не рискнул. А вот камень Арины не вытерпел — выхватил, взвесил на руке, затем брезгливо вернул. — «Убийца» тоже на половине заряда. А накачивать его надо годами. Антон убрал все камни в карман. Задумался было, не повредит ли им столь тесное соседство, но потом решил, что разбираться будет утром, не сейчас. — Не повредит, — резюмировал Завулон, как и всегда с легкостью прочитав по лицу все сомнения Антона. — А активировать ты их сможешь только с моей помощью. Не забывай. — С тобой забудешь, — огрызнулся Антон и потянулся за грейпфрутом, лежащим в тарелке на столе. Фрукт был нарезан на четвертинки, но шкурка не снята. Пахло одуряюще аппетитно, хотя и с долей горчинки. Вот как грейпфрут умудряется не только горчить на языке, но еще и благоухать каким-то не то скептицизмом, не то досадой. Не удивительно, что Завулон их так любит, он и сам такой же. Мякоть была сочной, отлично утолила жажду, а переться на кухню, где не до конца еще отмыли кровь, не хотелось. Антон задумался, не предложить ли Завулону дольку, но тот обычно не церемонился, если чего-то хотел. Сейчас молчит и весь в раздумьях, значит, не до того ему. — Эй! Раб совсем обнаглел? Несколько капель упали с пальцев на шею лежащего Завулона, перед этим как раз устроившего голову на бедре Антона. Вечер казался мирным и каким-то слишком личным, будто и не было недавно всего этого кошмара. Завулон провел пальцами у себя по коже, хмыкнул. — Будешь? — Антон протянул ему четвертинку грейпфрута. — У меня другая идея, — задумчиво растягивая слова, решил тот. И смотрел при этом на руки Антона. — Повтори. — Так я же не специально капнул. — Медленно соображаешь, Антош. Или тебе мысленную картинку бросить? Так лови. Ошейник дернулся, пропуская магию. Антон увидел, как наклоняется и ведет языком по шее Завулона, слизывая горьковатый сок и исправляя таким образом свою оплошность. Не то чтобы Антон был против воплотить подобное в реальность, но сегодняшний вечер казался для этого неподходящим. По сути, ему было наплевать почти на всех погибших, из новых охранников Завулона он знал лишь парочку и давно зарекся близко с ними сходиться, ибо хозяин такого не любил. И выходка Тигра хотя и испугала, напомнила, что за тварь он такая на самом деле, но кошмарным воспоминанием в мозгу не поселится, это точно. Но все же, все же, все же… Не было сейчас настроения. Не было. Завулону надоело ждать, и он дернул Антона к себе за ошейник. Долька грейпфрута в итоге плюхнулась на грудь хозяину, испортив рубашку. — Одни растраты с тобой, Городецкий, — отчего-то печально вздохнул Завулон. — Надеюсь, сегодня ты остался со мной, потому что понимаешь, магией пользоваться можешь лишь моей, да и то, если я позволю. Как уж оно сработало и почему — сумрак его разберет, подозреваю, из-за специальных настроек ошейника, с которыми я возился в самом начале. И Тигр твой прав: у ведьм тебе не поздоровится. Я могу обезопасить от официальных спецслужб и коггнурата, и сил у меня хватит повоевать в открытом противоборстве, вот как сегодня, к примеру. Но что творится у опальных ведьм и на подконтрольной Гесеру территории — я не в курсе, если решишь сбежать — имей в виду. Впрочем, никуда ты с ошейником не сбежишь, даже и не рассчитывай. А жить я собираюсь еще долго-долго. — Покладистый раб должен сейчас просиять от счастья и заверить, будто только и мечтает о том, чтобы все слова, сказанные хозяином, сбылись? Завулон тихо рассмеялся. — Какой из тебя покладистый раб, Городецкий? Справедливости ради, ты и рабом-то, собственно, никогда не был. Вот чтобы по-настоящему. Станешь отрицать? Так, просто на привязи побегал, кое-чему научился, хотя и с принуждением. Неужели не понравилось? — он снова глянул так, как обычно смотрел, ожидая ответа, от которого не уклониться. И опять накатило предчувствие (как случалось в самом начале их отношений) неминуемой, жестокой беды. Так бывает, когда смотришь на стеклянную банку в руках стажера-мага, а в ней законсервировано нечто ужасное, и оно стремится вырваться наружу, покалечить тебя, сломать, пережевать. Вот, вроде, умом понимаешь, что заклинание пока удерживает это внутри банки, и беды не случится, но стажер неопытен и в любой момент может оступиться, разбить банку, и тогда уже — не сбежать, не спастись. — Говорят, у некоторых жертв насилия вырабатывается прилипчивая зависимость от мучителя, — произнес Антон, стирая пальцами следы грейпфрута с шеи Завулона. — Не пугает такая перспектива? — Так ты же у нас особенный. Даже Тигр сегодня это подтвердил. Не маленький, справишься, — передразнил он суровый тон Гесера. — А я вот все думаю: меньше я стал тебя ненавидеть или больше? — И как? — почти равнодушно уточнил Завулон. — Иногда очень хочется тебя убить. И ошейник во сне до сих пор пытаюсь с горла содрать. И… Юльку не прощу никогда. — Но пользы-то было гораздо больше? — К чему этот разговор? — Антон начал раздражаться. — Если считать, кто кому больше должен… И если бы не Тигр… — А я могу теперь думать лишь об одном: с прямыми приказами так толком и не поэкспериментировали. Представь: я приказываю тебе убить Гесера. Сегодня. В зале. Или Арине глотку перегрызть. Отменным ты был бы оружием. А если учесть, что Тигр не даст тебе сдохнуть — так вообще. Антона передернуло. — Почему не даст? — Ведь возле тебя все эти годы не просто так околачивается — приглядывает. Иногда мне кажется, что это он виноват: щелкнул пальцами — и мне внезапно захотелось тебя в свою коллекцию. Как он там говорил? Все мы кому-то рабы и кому-то хозяева? Сумрак упаси от подобного понимания. И такой науки. — Смешно. Никогда не думал, что ты можешь быть параноиком. — С тобой, Антон, впору становиться фаталистом. Кстати, заметь: мог бы воспользоваться прямым приказом, но не стал же. Я учитываю твои желания. А уж нежелания — тем более. Дай сюда, — он привстал на локте, дотянулся до тарелки с остатками грейпфрута и демонстративно выдавил сок себе на пальцы. Затем провел ими по скулам Антона, по губам, надавливая большим пальцем, толкаясь в рот, к языку. — Сегодняшняя ночь будет такой, как я хочу. Кто все-таки тут у нас хозяин? ** Диван в гостиной был ужасно неудобным. В холле шумели, занимаясь уборкой, свет из всех светильников бил в глаза — Антон злился, отвлекаясь на все эти мелочи. Темным легко, они эгоисты, им плевать, что испытывают другие, невольно наблюдающие за развлечениями себе подобных. У Антона не думать об этом не получалось даже тогда, когда оказался без футболки и под Завулоном, увлеченно его царапающим. Ошейник сдавил горло — пока несильно. — Не отвлекайся, — велел Завулон. — Или нарвешься на прямые приказы. — Как ты себе это представляешь? «Притворись, что тебе это нравится!» Так, что ли? — Нет, — низко и дразняще проворковал тот на ухо, — что-то вроде «Не кончишь, пока я не разрешу». Или «Смотри только на меня. Смотри». — При последних словах он задействовал чуть силы, ошейник среагировал тут же, понимая это как прямой приказ. Острые шипы ожили, но пока не выдвинулись, просто предупреждая о последствиях непослушания. Антон поспешно уставился в лицо Завулону. Предвкушающий взгляд сразу вцепился в Антона почти осязаемо — не вырваться, не отвести глаз, даже если бы не было прямого принуждения. Антона больше всего поражало в Завулоне то, как он умеет удерживать зрительный контакт, как сверкают его глаза, когда ему чего-то хочется. Невольно поддаешься и хочешь того же. И всех этих укусов на коже, липкой от грейпфрутового сока, и жестких пальцев на бедре, а затем и сумеречных когтей на спине. — Не отвлекайся, говорю, — прикрикнул Завулон. — Я не могу здесь. Кто только сюда уже не заглядывал. — Пусть считают, что мы так празднуем победу. Имеем право. — Победу? — Мы же непотопляемые. Всех сожрали, а нас — нет. В который уже раз. — Боюсь представить, как ты празднуешь отложенный апокалипсис. Предупреди, когда это будет, я заблаговременно сбегу. Завулон довольно хмыкнул. — Все равно много болтаешь. Мне вставить тебе кляп? Он сполз ниже, зубами выдергивая пуговицу из петли на поясе джинсов Антона. Последнему только и оставалось, как вцепиться в боковину дивана у себя над головой, потому как его тут же оставили без какой-либо одежды вообще. А потом и вовсе утянули на нижние слои сумрака, туда, где никто не сможет подсмотреть. Там было жарко и душно. Глаза Завулона сделались невыносимо яркого синего цвета и пока оставались человеческими. Антон облизал мигом пересохшие губы. — Хочешь же меня? — лицо Завулона поплыло, меняясь. Антон напрягся: ослушаться приказа он не мог, приходилось смотреть, но в меняющемся облике всегда мало чего приятного. К тому же Антон не особо привык к грубому сексу в сумеречной форме, до этого его щадили и всегда прислушивались к пожеланиям. Но сегодня Завулон будто бы боялся чего-то не успеть, будто ждал конца всему, потому особо не церемонился. Он чуть отодвинулся, вздернул Антона за ошейник вверх, перевернул и жадно прильнул сзади. Когти царапали от ребер вниз, по бедрам, по ногам, к коленям. Мелкие капли крови, сразу проступившие и взбудоражившие сумрак, доставили Завулону особое удовольствие. Антон сначала тихо вскрикивал, не одобряя такие странные ласки, но затем удивительно быстро возбудился, требовательно ткнулся ягодицами к внушительному члену. В ответ Завулон рыкнул и сжал член Антона жесткими пальцами. — Не так быстро, — выдохнул он с хрипотцой, — не так… Его зубы больно прикусили кожу на плече, опять же до крови. Мелкие капли бежали по коже вниз — Антон чувствовал это, — потом отрывались и плыли по сумраку, распыляясь, превращаясь в розовую пену, в крохотные пузырьки — это Антон уже мог видеть и поражался, как оно красиво. Антон изловчился, извернулся и оцарапал предплечье Завулона в ответ: очень уж хотелось проверить, какой станет его кровь сейчас. Та оказалась темнее, гуще, отсвечивала ртутной пленкой с множественными переливами в слабых отблесках нескольких лун пятого слоя. Завулон провел пальцами по кровавым полосам на ребрах Антона, скользнул к ягодицам, смазывая ею. Антон приготовился к боли, потому как Завулон стал очень уж нетерпелив, но того все-таки хватило на осторожное проникновение. Хотя длилось это недолго. Затем Антона толкнули вниз, заставив совсем уж распластаться. Придавили сверху, не забыв куснуть и выбить стон. Завулон умел доставлять удовольствие, когда хотел, даже такое — смешанное с болью, кровью и неоспоримым доминированием. Он доказывал, что все подчиняется ему, раб, в частности, тоже, но при этом доводил до такого исступления, до потери каких-либо связанных мыслей, что оставалось лишь одно бесконечное наслаждение, и Антон терялся во всем этом, ощущал себя оглушенным и расплавленным. И лишь мерные движения, толчки, руки, перехватывающие у горла, удерживали сознание от провала в какую-то зыбкую глубину. Когда совсем стало невыносимо от невозможности кончить, Антон взвыл и попытался дотянуться до своего члена, но его пальцы недовольно перехватили. — Не сейчас. Сказал же: пока не прикажу. Антон ругнулся и протестующе застонал, но его возмущение проигнорировали. Толчки сделались грубее, Завулон брал так, будто в следующий раз уже не сможет заполучить то, что хочется. Он прерывисто дышал, перехватывал Антона удобнее, то вздергивая вверх, на колени, то вжимая в землю всем своим немалым весом, когда Антон непроизвольно опять сползал вниз. — Всё, я больше не могу… — выдохнул Антон и опять потянулся, чтобы сжать ноющие яйца. Всё было слишком… слишком хорошо и слишком пугающе. Завулон приостановился, довольно провел носом по потной скуле Антона, по его шее, укусил у ключицы. — Нравится? — выдохнул он. — Очень нравится, я же вижу. — Не останавливайся, — сил хватило попросить только это. Завулон приник опять, жестко ухватив за бедра и зашептав на ухо: — Всегда будешь помнить это. Всегда хотеть… Затем наконец обхватил член Антона пальцами, на этот раз не помешав ему дотянуться и переплести свои пальцы с его. — Теперь можно… Завулон толкался сзади, уже никак не сдерживаясь, постанывая сам, выбивая вскрики у Антона, царапал головку Антона когтем, надрачивая в такт своим толчкам. И придерживал его, совсем выбившегося из сил и дрожащего от обрушившего на него нешуточного оргазма. Еще и сумрак давил, обволакивал, слизывал последние капли крови с кожи. Хотелось дышать, жить и любить. Любить просто… потому что.