До и после

Они сидели вдвоем в машине, и Антон не понимал, о чем они молчат и как долго еще будут это делать. Зашивальщик. Завулон просто так не откажется от своей идеи фикс. Антон всю дорогу незаметно от Завулона прощупывал сумеречную ткань, выискивал прорехи. За собой он заштопывать не мог, не видел ничего, но стоило лишь настроиться на Завулона — и картинка сразу оживала, становилась подробной и доступной. Вот ведь проклятие зашивальщика — пригождаешься лишь другим, и никогда — самому себе. На душе было муторно. Антон все еще не верил, что сможет переубедить Надю. Если она решилась на этот чудовищный ритуал, значит, была причина. И если согласилась на жертву Кеши, если ради этого они с взаимного согласия скормили сумраку пророка — то можно догадаться, как дочь была напугана еще несвершившимся. Что она пыталась предотвратить? Что? Что Кеша предсказал? — Бабушкинский парк, — сказал Антон. — Та новая статуя девушки с книгой? Как ты догадался, что это она? — Не статуя, — покачал головой Завулон. — Надежда где-то рядом, где — не чувствую. Но точно не в виде статуи. Она лишь метка на карте — не более того. Ты отец. Именно ты и должен ее чувствовать. Антон тоже покачал головой. Он уже несколько минут сканировал пространство, но все впустую. Завулон не мог этого не улавливать через ошейник, тогда зачем издевался? Намеренно его злил? Антон, конечно, помнил, что среди Иных ходит присказка, будто Городецкий в состоянии мыслить лишь в авральной ситуации, но не верил же в такую глупость и Завулон? — Если не хочешь, можем всё бросить и уехать, — произнес равнодушно Завулон. — Сколько там времени обещал Тигр до апокалипсиса? Неделю? Будем лежать на пляже, потягивать коктейли и наслаждаться жизнью. Делать всё, на что не решались раньше. М? Антон моргнул. Кашлянул, прочищая горло. Волнение было таким, что отказывали связки, язык прилипал к небу и говорить не получалось. Завулон был серьезен. Согласись сейчас Антон, и он бы точно развернул машину и отвез Антона в аэропорт, подальше от всего этого. Соблазнительно. Целая неделя. Можно будет зажмуриться и гнать все мысли прочь, никого не вспоминать. Неужели Завулону все равно? Готов умереть? Антон внимательно глянул на него. Пальцы на шнурке амулета у Завулона были белыми от напряжения — как же, все равно ему, ага. Антон перевел взгляд на собственные руки и только теперь понял, что вцепился в край спинки до бесчувствия — пальцы онемели и были еще бледней, чем у Завулона. Что ж, выбор сделан. Как там Гесер говорил? Всякий выбор делается тобою в первое же мгновение, все остальное — лишь борьба морали с инстинктом самосохранения. — Нет. Надо идти, — сказал Антон. Голос был хриплым. Пришлось прокашляться снова и ухватиться за край ошейника, проверить, не из-за него ли так. Вроде нет, хозяин сегодня ни на чем не настаивал. Сегодня выбирать лишь Антону. Немногочисленные фонари плохо освещали дорожки в парке, и Антон пожалел, что у него нет с собой его рабочего фонарика — тот остался в прошлой жизни. Отменный символизм: развилка их судеб привела к темному концу туннеля. И чем все закончится — непонятно. Хотя… отчего ж непонятно? Завулон смотрел на него, будто прощался. Сам с Антоном не пойдет, понятное дело, рисковать жизнью — выше его сил. Впрочем, кажется, Антон ему сегодня всё прощал — и прошлое, и настоящее. Надо бы сказать спасибо. Сколько там раз Завулон спасал Антону жизнь? Сказать надо — но отчего-то не получается. — Трех камней должно хватить. Подпитывать тебя магией через ошейник буду до последнего. В крайнем случае замкну контур на Мерлинову ящерицу, и пусть тогда сумрак высосет Мерлина хоть подчистую — его проблемы, — он потянул край ошейника, высвобождая оттуда камень и бросая его Антону на колени. — Ящерицу с шеи не снимай, что бы ни случилось. Антон кивнул. — В любом случае, за эти годы ты сделал все, что мог, — добавил Завулон. — Мы сделали. — Нет, — скривился Завулон. — Ты сделал. Антон молчал и ждал. Почему Завулон больше не заводит разговор о зашивальщике? Разочаровался, и такой, как Антон, ему больше не нужен? Или все-таки умудрился увидеть в будущем что-то такое, отчего стало понятно: нынешний зашивальщик не выживет? Предположение обнадеживало, ничего не скажешь. Впрочем, Антону не привыкать же. Всегда так было. Всегда. Он всегда оставался на развилках один. — В любом случае… — эхом повторил Антон, — эти три года для меня что-то да значат. Надеюсь, для тебя тоже. — Ты никак прощаешься? — скептически приподнял брови Завулон. — Не рановато ли? Ты мне все еще должен, не забыл? — С твоим ошейником забудешь, как же, — Антон глянул в сумрак как зашивальщик, подштопал вокруг Завулона, забегая даже вперед, в будущее — на всякий случай. Вдруг Рустам не справится и преследователи доберутся до Завулона? Завулон прав — предвиденье нынче не дается от слова совсем, везде марево и туман. — Вот сколько раз пытался понять, как это работает, но всегда мимо, — вздохнул Завулон. — Даже в межслойное пространство заглядывал, как Тигр научил, но зашивальщика и там не отследить. Это так задумано, или ты намеренно прячешься? — Не знаю. Для меня все видимое и никаких ограничений. — Что нет ограничений — и так понятно. Каково это? Не пугает? — Можно подумать, у меня есть выбор. Сказали, что родился зашивальщиком, — и вперед, работай. Завулон тихо засмеялся. — Ты этот выбор давно сделал. Сам. Так что не прибедняйся. — Какой выбор? — удивился Антон. Завулон тяжело вздохнул: — Быть кем угодно, но не моим зашивальщиком. Ладно, не дергайся и ручку на дверце не ломай, было же понятно, что к этому все и идет. Но учти, сегодняшнюю мою помощь все равно будешь потом отрабатывать. Хоть сейчас признай, что если бы не я, ничего у тебя не выгорело бы. — Я до сих пор не уверен, что выгорит. И Гесер что-то запаздывает. Не нравится мне это. — Ослушался все-таки? Вызвал его? Как ты предсказуем, Антон, — он протянул руку и ухватил за ошейник, дернул, заставив приблизить лицо к нему. Провел пальцем по губам Антона, невесело хмыкнул. — Я… — сказал Антон, — я не… решил еще. Все равно не решил пока. Про зашивальщика. Но кто сказал, что иногда… временами… мне не захочется незаметно помочь? — Незаметно не получится, — решил после некоторого колебания Завулон. — Там, где ты решишься однажды, потом придется постоянно. Подсказываю, пока в хорошем настроении. Позже пояснять не захочется. Иди. И вызывай своего Тигра. Он все еще не выпускал ошейник, и пальцы противоречили его словам. Антон еле удержался, чтобы не прикрыть глаза от наслаждения: пальцы привычно поглаживали, только более собственнически. Он прощался. Точно — прощался.