До и после

Заседание закончилось фуршетом. Антона тошнило от перекошенных, а иногда и слегка виноватых физиономий. Тошнило от запахов дорогой снеди и фальшивой красивости обстановки. Инквизиторы (та часть, что помнила и осталась у руля) пытались хоть как-то компенсировать ущерб и потому при любых сборищах с участием бывших пустышек организовывали столы, ломящиеся от еды. Как будто это могло что-то исправить. Помнящих было немного. Темных — меньше. А Гесер еще и всем доходчиво разъяснил, что теперь сумрак, чтобы восстановить равновесие, несколько десятилетий будет, скорее всего, инициировать всех новеньких в Светлых. И что воссозданный Ночной Дозор будет этому способствовать всеми своими силами. А если кто-то попытается помешать, то… В общем, все поверили Гесеру на слово, не стали возражать и вроде как смирились. Антона обхаживали и задабривали все: и бывшие инквизиторы, и ныне действующие, и Светлые, и Темные. Темные — в особенности. Все боялись его и старались заверить, что печальный опыт учтен и работа над ошибками ведется. Гесер быстро сколотил вокруг себя группу единомышленников из разных стран, и маги настояли на создании специального инквизиторского подразделения. Оно должно было отслеживать, как проходит реабилитация бывших пустышек. Те, хотя ничего и не помнили, мучились и метались: привычки, осевшие в подсознании в период рабства, зачастую вылезали им боком. Впрочем, Хена не сильно отставал от Гесера и не забывал отстаивать интересы бывших хозяев, теперь тоже непомнящих. Тем более что Завулон этого делать теперь не мог. Завулон сделался сволочным и желчным — даже больше обычного, даже больше, чем Антон был готов выдержать. Тигр так и не появился. Надю никто не мог разыскать, даже комитет, взваливший на себя право и обязанность провести расследование и выявить всех виновных. Антон лишь сдержанно усмехался на требование определить местоположение дочери. А когда особо сильно настаивали, ссылался на проблемное здоровье бывшего пустышки и временные провалы в памяти. Не врет ли Городецкий - никто проверить не мог, ведь даже Гесеру Антон не позволил просканировать свое состояние, потому его отговорки пока терпели да сочувственно вздыхали за спиной. Чаще — неискренне. Впрочем, теперь Антон очень хорошо знал, что на самом деле из себя представляют Темные, и легко игнорировал то, что раньше непременно ударило бы под дых. Впрочем, не все помнящие бывшие хозяева разыгрывали раскаянье. Нашлась парочка магов первого ранга, открыто выступавших против временного ущемления прав, а один Антону на очередном рауте так и заявил: — Таких, как ты, я имел по несколько раз на дню, и теперь сносить бредни про равные права не намерен. Равновесие — бредни. Не дождетесь. Антон ничего не ответил. Хотя хотелось набить морду прямо при всех, размазать магическим прессом прямо по паркету. Но силы воли пока хватало, чтобы не спровоцировать обострение и так нестабильной обстановки. Гесер не поленился, разъяснил всем, как тот Темный неправ — не слишком сдержанно, правда, попыхивая силой и активируя целую связку редких артефактов. И дураков спорить, конечно же, не нашлось. А Антон… Антон просто глянул Темному под ноги, коснулся силовых нитей, убедился, что ткань все равно очень скоро расползется, да так, что тот не выживет, не выкрутится. Антону не было необходимости рвать и подрезать волокна, это все-таки нечестно, он ведь еще остается Светлым, даже вопреки давнишним предсказаниям Завулона. Но зато он и не обязан был штопать у тех, кто ему неприятен. Его новый статус — привилегия, а не обязанность. Он пока на стадии обучения, а не работы. Сумрак по просьбе Тигра дал передышку, согласился на парочку столетий отсрочки. А Завулон давно научил Антона пользоваться благами, внезапно свалившимися на голову. Гесер, когда узнал, поворчал, порасстраивался, но в итоге смирился. Поэтому Антон нити Темного бросил без особого расстройства, заранее предвидя, кто именно из его собратьев наварится на его падении. Сожалений у Антона не было: кто поимел — того тоже поимеют, только будет в разы хуже. Что ж… Видеть такое, разумеется, неприятно, но кто ж оградит от подобного? Пока присутствующие поглощали закуски с фуршетного стола, Антон скучающе изучал приглашенных. Большую часть он видел на заседании. Но сейчас добавились мелкие чины от инквизиторов: клерки, охрана, несколько вампиров. К слову сказать, низшие после второго Итогового дня потеряли в своем статусе еще больше, чем до того, особенно оборотни. Отожравшись на рабах, поднявшись по силе, они неимоверно пугали магов и ведьм, и те придумали способ ограничивать их в магии. Внесли в списки отслеживаний и бесконечных проверок. В итоге Инквизиция разрослась до необъятных размеров, пополнившись всевозможными отделениями и комитетами, такого не бывало даже в годы рабства. — Антон, — сказал подошедший Гесер. Его сопровождали два инквизитора, когда-то Светлые, быстро поднятые по силе при помощи артефактов (инквизиции не хватало кадров, что поделать). — Наших бывших «коллег» беспокоит один вопрос. Хотели вынести сегодня на всеобщее обсуждение, но я отговорил. Ты пойми, сейчас все всего опасаются; обжегшись на молоке — сам знаешь… — Слушаю, — Антон, прежде чем обернуться к ним, сцапал оливку на шпажке из одного коктейля, закинул в рот, надкусил. Шпажку отбросил назад на стол. Инквизиторы помялись, но задать вопрос так и не решились. Глянули на Гесера. — Ты уже мог бы, — сказал Гесер, — снять свой ошейник. Необходимости в нем нет. И магически тебе это теперь по силам. — Или мы можем помочь, раздобудем необходимые артефакты или еще чего, — наконец осмелели инквизиторы. — И даже поэкспериментировать с Завулоном, принудить, если понадобится, — жестко пояснил второй. — Мы, разумеется, не знаем всех тонкостей, не осведомлены, пришлось ли вам в чем-то поклясться. Но, если будет на то ваше желание, любую клятву можно будет официально признать недействительной и избавить вас от последствий. Тем более… что Завулон теперь… — Что теперь? Договаривайте, — велел Антон. — Не может уже ни к чему принуждать. Мы не понимаем. Все помнящие в первый же день избавились от ненавистных ошейников. А вы — нет. Антон бросил короткий взгляд на Завулона. Тот о чем-то беседовал с Хеной в другой части зала. Катрин вертелась от него неподалеку и исполняла свои прошлые обязанности — охраняла. Завулона это неимоверно раздражало, но он старательно делал вид, что такая привилегия идет на пользу его репутации. — Ваш ответ? — А может, меня все устраивает? — отшутился Антон, мрачно глянув на инквизиторов. — Никому в голову это не приходило? — Вопрос серьезный, Антон, — осадил его Гесер. — «Коллеги» переживают, и лучше сразу все растолковать, чтобы потом не возникло ненужных проблем. Ты только представь, как непросто объяснить твой ошейник всем непомнящим. — Ну так пусть… «коллеги», — Антон выделил слово колючим сарказмом, — расскажут, что эпидемия, сделавшая всех склеротиками, нейтрализовалась лишь в обмен на этот самый ошейник. И, как обычно, выставите меня спасителем всех и каждого, а им будет абсолютно наплевать на вечные последствия, свалившиеся лично на меня, уверяю вас. Гесер поперхнулся и поспешно проговорил: — Сумрак упаси тебя от «вечного». Думай, что говоришь. — Это вы сейчас за меня переживаете? Или за него? — при этих словах Антона теперь все четверо посмотрели на Завулона. А тот, зло оскалившись, отсалютовал им бокалом. — Аппетит у него, как погляжу, не пропал, — посетовал Гесер. — Да что ему сделается? — буркнул Антон. Он, конечно же, лукавил, в последние недели Завулон был нестабилен и непредсказуем — явные признаки нервного срыва и накатившей апатии. Антон серьезно переживал, и, кажется, Гесер это просек. Впрочем, он тоже наверняка опасался за Завулона, ведь не просто же так создал отдел по исследованию симптоматики пустышек. — Вижу, что Городецкий всем жизненно необходим, — съязвил Завулон, подойдя к ним. — То толпа Светлых рядом отирается, то наш брат Темный заискивает, а то порою и инквизиторы с ноги на ногу переминаются. Тигра пришаманить пытаетесь? Уверены, что не пожалеете об этом? Антон тихо кашлянул, напоминая Завулону, чтобы не переборщил с язвительными замечаниями. Инквизиторы не любили оставаться в долгу. — Урожай уже не актуален, — сдержанно ответил инквизитор. — Чего тогда опасаться? — А вдруг тоже перегибы на местах? Смотрите, как бы не начался геноцид в зеркальном отражении. Сумрак второй раз такое не переживет. — Мы отслеживаем, не переживайте, чтобы перегибов не было, — сквозь зубы процедил первый инквизитор. — У нас просьба, Великий, — обратился к нему другой. — Не сочтите за труд объяснить. Завулон вскинул брови, медленно допил содержимое своего бокала. Антон по привычке подхватил не нужный уже бокал, отставил на стол. — Не сочту. Продолжайте. — Антон Городецкий… в некотором смысле символ. И… — И что? — перебил Завулон. Он никогда не любил нерешительных и заикающихся. — Городецкий и без всяких смыслов всегда был символом. Как Гесер ошибочно возвел его на пьедестал в самом начале, так до сих пор никто и не сбросит вниз, ближе к народу. То он символ непроходимой тупости, то символ вопиющего неисполнения распоряжений своего начальства, а то и вовсе… — Завулон, — одернул его Гесер. — Так вот: ошейник сильно портит картинку. Эпидемия плохо стыкуется с понятием рабства, поэтому… вы не могли бы?.. — Не могу, — жестко сказал Завулон. — Я теперь ничего не могу. Даже несмотря на все эти побрякушки, — он задел на своей шее многочисленные амулеты, которыми его обвесили Антон и Гесер. Те мелодично звякнули. — Не могли бы уговорить Антона избавиться от ошейника? Кроме прочего, это так… вульгарно, — закончил все-таки инквизитор, несмотря на то, что Завулон постоянно его перебивал. Завулон разулыбался на все свои тридцать два зуба. — Ну, мне нетрудно, попробую, — сказал он. — Антоша, ты не мог бы?.. Антон мысленно ругнулся. И проклял его невыносимое зазнайство, но осторожно, не применяя магию, и тут же проверил, не появился ли смерчик над его головой. Зря переживал: к такой язве ничто и никогда не прилипает. — А зачем? — с наигранной веселостью спросил Антон. — Кому-то где-то жмет? Или завидуют? — И вот так — каждый раз, — театрально посетовал Завулон. — Все-таки моему рабу рабство не пошло на пользу. Или второй Итоговый? До этого вроде был паинькой. Прямой приказ — и подчинялся, исполнял, как миленький. — Так, — сказал инквизитор, — понятно. Не смеем больше настаивать. Прощайте. Гесер печально смотрел им вслед. — Ну зачем так? — вздохнул он, почему-то переводя взгляд не на Завулона, а на Антона. — Теперь придумают что-нибудь еще. — Оттянули время, и то хлеб, — Антон снова утащил оливку со стола и закинул в рот. — Тигр все равно не может скрываться бесконечно. Скоро заявится в гости, и… Завулон усмехнулся. Да так, что даже Гесера перекосило от его неправдоподобной жизнерадостности. Притворялся Завулон в последнее время из рук вон плохо. — Дозорных на соседние с домом улицы отрядить? — спросил Гесер. — Для меня не проблема, сотрудников пока хватает. — Нет, проблема, — вызверился Завулон. — Нянчиться и унижать каждый горазд… — Да не ради тебя, — меланхолично оборвал его Гесер, — а ради Антона. Не нравится мне эти настроения относительно ошейника. Антон лишь отмахнулся. Сами справляются. И Завулон меньше дергается, если сделать вид, будто его пустышковость мало кого волнует. Мимо жизнерадостно прошмыгнула Катрин, извинилась, налетев на молоденького Светлого мага. Тот так от нее шарахнулся — любой вампирше впору позавидовать его скорости. Из двери, ведущей в коридор, высунулась русая голова, бывший раб поманил Катрин за собой. Антон до сих пор не мог понять, как вампирша умудрилась протащить своего ненаглядного по всем спискам, сданным Тигру. И теперь он не только все помнил и постоянно околачивался рядом, но еще и был переведен в инквизицию и что-то там возглавил. Хена поспособствовал, не иначе. А вот Юля всех официальных встреч чуралась. Гесер хотел выбить ей сотню бессрочных лицензий, но Юля отказалась. Питалась исключительно консервированной кровью. Гесер еще и к обучению молодняка в дозорной школе ее привлекал, но и тогда она старалась оставаться незаметной. Умом Антон понимал, что ей лучше все помнить, чем если бы наоборот. Потерять из памяти три года эпидемии и внезапно обнаружить себя вампиром — не каждый выдержит. А так у Юли жизнь вроде налаживалась. Вернее, вполне себе комфортное существование нежити. — Антон, ты не забудь, отчеты-то сдай, — напомнил Семен, косо поглядывая, как Завулон вручил Антону еще и грязную тарелку. Использовал в качестве официанта, не иначе. Потом Завулон отошел в другую часть зала, и Семен вздохнул свободнее. — Антон… — он не отставал, осуждающе глядя на тарелку в его руках. — Да пусть развлекается, — вздохнул Антон. — Все равно же не на самом деле. Просто пытается всем утереть нос: ни у кого рабов нет, а у него якобы остался. — Иногда мне кажется, что ты спятил. И именно поэтому не позволяешь никому определить твое эмоциональное состояние. Любые синдромы лечатся, Антон. Тот неопределенно кивнул. — Вот дочь вернется и сама все проверит. Семен вздохнул. — Ты хоть представляешь, сколько дерьма надо в твоей башке перебрать, чтобы поставить правильный диагноз? Надежде это не по возрасту. Да и Завулона она после такого показательно линчует. — За что ненавижу его больше всего, так за то, что он ей всё уже показал. — Да ну, — не поверил Семен. — Завулон, конечно, та еще сволочь, но не до полного же маразма. Жить ему пока не надоело. Доводить Абсолютных надо осторожно и продуманно. А не как захочет левая пятка. — В тот момент он, видать, считал, что цель оправдывает средства. И жить хотел, очень-очень хотел. Жаль, собственноручно придушить его за это не могу. А Тигр, как назло, Надю не отпускает. Я бы ей постарался все объяснить… Антон немного подумал и добавил: — Или не отпускает, чтобы Надя не убила его ненароком. Она пока слишком… бескомпромиссна. — Кто в ее возрасте не рубил с плеча? Антон склонился к уху Семена: — Как там моя просьба? Есть какая-нибудь информация? — Все базы перерыли, имена сличаем, но пока пусто. Ведьм даже подкупить пытались, но Арина предельно зла, лишь угрожает. Чего ты переживаешь? Старейший сам своего бывшего раба найдет, нюх у него — не твоему чета. — Должен я ему. Хочется сделать приятное. — Нашел кому задолжать. Сожрет и не заметит. — И Завулона он сейчас, опять же, прикрывает. У Хены своя мораль, но уважаю, что придерживается ее, несмотря ни на что. Семен резко сменил тему: — Мне-то хоть признайся, на кой тебе сдался этот ошейник? Немощного Завулона обидеть боишься? Он в свое время не боялся, ничто его не останавливало. Антон проверил, не подслушивает ли кто. — Нет никакой причины. Просто думаю, что раз магии он лишился через этот ошейник, то и восстановить ее можно будет именно через него. Ну сниму я ошейник, а там что-нибудь сломается, и уже не будет дороги назад? — Гесер же делился с тобой своей теорией? Что не в ошейнике дело. — Да чем он только уже не делился. Да только Завулон все высмеял. Все, кроме мысли про ошейник. — С привязи тебя отпускать не хочет, вот и обхитрил. Не верь ему. Антон кивнул. Легче было согласиться, чем доказывать обратное. Завулон действительно часто хитрил и проверял Антона «на слабо», но это на людях, а дома становился тихим и задумчивым, непритязательным в быту. Когда, конечно, не срывался и не обвинял Антона во всех смертных грехах.