До и после

Поздним утром один из охранников велел Антону спуститься на первый этаж, сказал, что его желает видеть хозяин. Сегодня Завулон изволил завтракать в малой столовой. За столом напротив него сидел только Ден, неторопливо ковыряющий вилкой какой-то салат. Антон чуть склонился в приветствии, но сделал это недостаточно низко, и его тут же накрыло беспокойство, что Завулон теперь снова примется требовать положенного приветствия и вставания на колени. Но Завулон, погруженный в какие-то свои мысли, лишь мельком бросил на него взгляд. Антон так и остался стоять у двери, не рискуя демонстрировать нетерпение. — Говорят, пропал Шиндже, — сказал Ден. Завулон поднял голову. — Когда? — Вчера, ближе к вечеру. — Вот как. И что предпринимается? — Зацепок мало. Известно только, что кто-то пришел за ним с четвертого слоя Сумрака. — Очень интересно, — Завулон наконец соизволил перевести взгляд на Антона и кивнул ему на стул в левом углу комнаты. Антон послушно направился в ту сторону, но застыл в нерешительности — что ему следует сделать, Завулон не уточнил. Рабам положено сидеть на полу у ног хозяина или же… тоже на полу, но уже подальше от взгляда хозяина, чтобы его не раздражать. И потому стул несколько озадачивал. Не в ногах же у стула Антону устраиваться? А еще так аппетитно пахло от стола, что Антон почувствовал, как сильно голоден. Снова. Да что же это такое? С момента потери магических сил тело стало требовать немыслимого количества еды, и причем всегда не во время. — Садись, — велел Завулон. Тон его был мягок, с некоторой утренней ленцой. Антон решил, что это означает использование стула по назначению, и охотно подчинился. А еще он кое-что новое усвоил из свойств ошейника. Прямые приказы хозяина, оказывается, могут быть двух видов: требующие немедленного и беспрекословного подчинения или же дающие выбор. Антон почувствовал, что сейчас ему позволяется сесть, это что-то вроде поощрения, но при желании раб мог бы остаться стоять, и не был бы за это наказан. — И что же коггнур? — продолжал расспрашивать Завулон. — Беспокоится. И по этой причине назначена аудиенция у него на послеобеденное время, — Ден лениво разглядывал Антона. Вернее, изучал стул и наличие Городецкого на нем. Антон сразу почувствовал себе неуютно, занервничал, заелозил. — Коггнур редко работает не по утрам, — Завулон нахмурился. Ден пожал плечами. — А что наше новое приобретение? — У него сейчас целитель. Но несовместимых с жизнью повреждений вроде нет. Оклемается. — Хорошо. В комнату тихо скользнула прислуга, сменяя блюда и убирая грязные тарелки. Завулон жестом приказал подать что-нибудь рабу. Антон, стараясь не удивляться, получил порцию салата с сыром и зеленью и несколько бутербродов с беконом. Вилка в его руке взволнованно брякнула по фарфору, когда Ден поперхнулся после такого распоряжения Завулона. Наместник поморщился от неприятного звука, но больше никак не выказал своего неудовольствия. Антон наскоро заглотил завтрак, досадуя, что на весу держать тарелку неудобно. Но лучше так, чем ходить голодным. Когда завтрак был закончен, и Ден поднялся, в комнату, чуть помявшись у порога, шагнул незнакомый Антону охранник и застыл немым изваянием. Завулон был вынужден обратить на него внимание, оторвавшись от созерцания вида за окном. Как оказалось, охранник жаждал поговорить с Завулоном, а вовсе не со своим начальником. Лицо Дена удивленно вытянулось, глаза недобро сузились. — Господин наместник, — склонил голову охранник. — У нас в доме совершена кража. Завулон вопросительно приподнял брови, не понимая, почему его беспокоят по такому пустяку. Ден попытался привлечь внимание подчиненного, но тот смотрел только на наместника и был настолько преисполнен значимости своей миссии, что не замечал ничего вокруг. — Я решил, что необходимо поставить вас в известность. — Разобраться в штатном режиме, — чуть помедлив распорядился Завулон, с неодобрением взглянув на начальника охраны. Ден всем своим видом демонстрировал, что настолько же удивлен странным поведением подчиненного, как и сам Завулон. — С моим глубочайшим почтением, но в этом деле необходимо ваше вмешательство, — не отставал охранник. Завулон притворно печально вздохнул и переключил все свое внимание на наглого просителя. — Вчера был выкраден плед из общей гостиной. Антон вздрогнул. В груди похолодело. — Сегодня во время уборки он был обнаружен припрятанным под кровать раба. Завулон издал странный звук, будто подавился оливкой, и перевел взгляд на Антона. — Нарушение пункта 7.1 общих правил для рабов, — пояснил охранник, тоже глядя на Городецкого. В его глазах мелькнуло затаенное ликование, будто смыслом всей его жизни было уличить раба в чем-то непозволительном, причем, уличить со скандалом и уймой отягчающих обстоятельств. — Поначалу все рабы пытаются подворовывать, господин наместник. В других домах тоже начинали пропадать вещи, пока рабам не вдалбливалось полное послушание, — завладев вниманием Завулона, охранник все больше смелел. — Мой долг предупреждать возможные правонарушения. Антон нервно вцепился в стул, понимая, чем все может закончиться. Какое дело охраннику, которого Антон даже не знал, до старой линялой тряпки, гордо именуемой пледом? Небось, если бы уборщица выкинула плед, этого бы никто даже не заметил, а раз покусился раб — надо срочно поднять всех на ноги! Ден выглядел не лучше Антона — тоже бледный и злой. Видимо, догадывался, какой получит выговор за неуместную инициативу прислуги. Завулон молчал. Его лицо ничего не выражало, лишь холодная отстраненность во всем. Но в его позе, вдруг неуловимо изменившейся, проявилось что-то хищное, опасное. Он поднялся, подошел к Антону. — Тебе чего-то не хватает? — Завулон склонился, посмотрев прямо в глаза. Антона обожгло почти осязаемой злостью в его колючем взгляде, по спине побежали мурашки. — Разве ты еще не усвоил, что рабы не имеют права проявлять какую-либо инициативу? Ты принадлежишь этому дому, а не дом тебе. — Я не воровал! — сказал Антон, судорожно сглатывая и злясь на себя, что гнев хозяина произвел на него такое сильное, почти болезненное впечатление. Наверно, все дело в ауре Иного, тем более столь древнего и сильного. Теперь, будучи пустышкой, Антон невольно подпадал под эту силу. — Я собирался положить его назад, всего лишь хотел… — Значит, не отрицаешь, — резко отстранился Завулон, не слушая и отворачиваясь. Антона продолжал бить озноб, будто после отморозки от фриза. Но ошейник не активировался, в чем же тогда дело? Завулон молчал, будто размышляя, потом долго изучал лицо невероятно довольного собой охранника. — Воровство в нашем доме — это недопустимое преступление, — сказал тот, не понимая, почему наместник медлит и не предпринимает никаких действий. Наверно, ему хотелось воочию убедиться, что раб будет серьезно наказан. — Не в нашем доме, а в моем, — холодно поправил Завулон. — Скажи мне, вся прислуга в курсе, что происходит с рабами в других домах? Откуда у вас сведения, за что и как наказывают рабов в Москве? Охранник смутился. — Простите, господин наместник. Ходят слухи. Много слухов. — Слухов… — эхом повторил Завулон, размышляя. — Значит, у охранников слишком много свободного времени, раз они успевают еще и сплетничать, — он красноречиво глянул на Дена. Тот еще больше подобрался. — Но ты прав, воровство не должно оставаться безнаказанным. Так же как и другие правонарушения. У Антона окончательно все похолодело внутри. — Рад служить, — охранник старательно вытянулся, но вид у него при этом был сконфуженный. — Можешь идти, — велел Завулон. Когда охранник скрылся в коридоре, Ден раздраженно сказал: — Уволю всех. Сменю всех до единого, к мерлиновой прабабке. — Этого мало, — обронил Завулон. — Если так дальше пойдет, то каждая московская кухарка будет знать, в каких носках, или же без оных, Великий коггнур изволил отбыть в уборную. Займись этим. Слишком болтливых и… — Завулон сделал вид, что с большим трудом подбирает нужное слово, — инициативных выслать куда-нибудь в глушь, наводить порядки там. Кажется, как раз требуются добровольцы на блокирование разбушевавшегося сумеречного урагана в районе Светлого Клина*? Ден понимающе склонил голову. — Дальше, — Завулон обернулся к Антону. — Раб не в меру осмелел, значит, здоровье больше не причиняет ему проблем. Иначе не было бы такой прыти. Городецкий, тебя с правилами поведения рабов ознакомили? — Да, — выдавил с неохотой Антон. — Отлично. Тогда незнанием ты оправдаться не сможешь. И будешь наказан. Пока не поймешь, что тебе ничего больше не принадлежит, что не имеешь права проявлять какую-либо инициативу, что не должен ничего желать кроме того, что потребуется твоему хозяину — тебя будут наказывать. Но в первую очередь ты должен усвоить, что становиться причиной моего неудовольствия — это дело, чреватое неприятными последствиями. По твоей ли вине или по оплошности кого-то другого — не важно. Учись доставлять мне только радость и удовольствие. Еще не хватало, чтобы мне портили каждое утро из-за твоих выходок. Антон молчал. — Не слышу, что ты меня понял, раб. — Я все понял, — Антон встал и склонил голову. — И даже лучше, чем хотелось. Завулон ехидно усмехнулся. — Вот видишь, — сказал он Дену, — раб-то у меня понятливый. Жаль только, что его понятливость запоздалая и недостаточно смиренная. И поэтому… поэтому надо что-то запоминающееся. Камера 21 в подвале свободна? — Да. Магическое управление налажено и уже опробовано. — На ком? — заинтересовался Завулон. — Вампиры кормились. Трое суток были на посту, пришлось подпитывать силы. — Там чисто? — брезгливо сморщился Завулон. — Уже убрали, так что все работает исправно. — Отлично. Слышишь, Городецкий? Ты у нас первопроходец. Должен же ты приносить хоть какую-то пользу? ___________________ • Светлый Клин — это упоминание артефакта из дозорной соавторской серии книг