До и после

Когда Антона выпустили из камеры, был уже полдень. К этому моменту на него уже навалилась полная апатия и было все равно, заболеет он после переохлаждения или нет, восстановятся ли растянутые сухожилия на руках и щиколотках или же организм все-таки даст сбой. Ден открыл дверь камеры и сразу куда-то уехал. Перед этим велел вымыться и сидеть у себя на чердаке, не забыл выдать новую одежду. Антон поплелся вялый и равнодушный в душевую на первом этаже, в ту, что была предназначена для прислуги, и в которой всегда мылся. Когда он уже настроил нужную температуру воды — горячую, чтобы кожу обжигала, — внутрь бесцеремонно ввалились два охранника. Опять новенькие. Значит, Ден успел сменить состав, как и обещал. — Смотри-ка, раб! Как он посмел сюда зайти? — Ты что здесь делаешь, грязная шлюшка? Вдруг какую заразу принесешь? Я после тебя очищающее заклинание применять не собираюсь. Пошел вон! — Подожди, у меня идея! Пусть моется, раз так приспичило, — охранник потянул силу из сумрака и применил какое-то неизвестное Антону заклинание. Из рожка душа ливанул кипяток. Антон чудом успел отшатнуться. — Что, не нравится? Дезинфекция, раб! Тебя надо продезинфицировать! В соседних кабинках от второго заклинания тут же посрывало рожки и вентили, и с разных сторон на Антона обрушились струи ледяной воды и кипятка. — Может, Поцелуй ехидны еще? — предложил второй. — Вот потеха будет, — сами они защитились магическими щитами и вода им вреда не причиняла. — Нет, вдруг от кислоты помрет. Дрессировка раба должна быть в разумных пределах. Антон завертелся, прикрываясь руками и пытаясь найти угол, где кипяток не будет на него попадать. — Ну, Светлый, где же твоя сила? Где ваши мудреные силовые щиты? Почему не нейтрализуешь наши заклинания? Не выходит? Допрыгались, да? Дерьмовые пустышки! Да чтоб вы подохли. Все до единого! Антон поскользнулся на намыленном полу и упал, больно ударившись коленом, сверху на него полетели осколки фарфоровой раковины. Он чудом успел прикрыть глаза ладонью — в пальцы вонзилось что-то острое, до одури болезненное. — Так, мальчики, — раздалось от входа, — чего расшумелись? — Раб плохо воспитан. Забыл, что портить имущество в этом доме запрещено. Раковину разбил, грязной водой все заляпал. Внутрь вошла вампирша, огляделась. — Да он кровью истекает! Совсем сдурели? — А мы тут причем? Говорю же, раб сам тут все разнес, сам же и порезался. — Так ты помоги ему, — предложил другой, — залижи ему раны, раб не будет возражать. А что при этом крови значительно убудет, так ты это не специально, из лучших побуждений, так сказать. Вампирша мрачно глянула на них, молча нейтрализовала последствия заклинаний, раковина встала на свое место. Только пол влажно поблескивал, да кровавые разводы остались. — Убирайтесь, — велела она. Охранники и не подумали сдвинуться с места. — Не люблю питаться при свидетелях, — оскалила она клыки и глянула на них вспыхнувшими красным глазами. — А, ну если так, то ладно. Только не увлекайся сильно. Раб должен остаться живым. — Я знаю, — зашипела она сквозь деформирующиеся клыки. — Из-за этого раба уже второй раз меняют охрану. Вы слышали, что стало с предыдущими? Уже шагнувшие за порог охранники удивленно обернулись. — Что же? Вампирша бросила им мысленный образ, и охранники побледнели, покрылись красными пятнами, будто их замутило. Молча ретировались. Антон весь подобрался, готовясь сопротивляться. Ошпаренный бок сильно донимал, но сейчас было не до него. Вампирша приблизилась. — Не дергайся. Я всего лишь залечу рану. Антон недоверчиво потряс головой. — Успокойся, говорю. Я рабами брезгую. У вас кровь чахлая. Полудохлые от голода, постоянный стресс — такого даже после полувекового воздержания не захочется. Она присела на корточки возле него: красивая, яркая, в обтягивающем трикотажном костюме, на шее и запястьях амулеты. Активировала один из них, залечивая порезы и волдыри от ожогов. Потянула носом воздух, принюхиваясь. Применила еще какое-то заклинание из разряда очищающих и нейтрализующих повреждения. — Дохлый ты совсем. Здесь что, целителей нет? — Лучше не вмешивайся, — посоветовал Антон, с трудом поднимаясь и с досадой разглядывая намокшую одежду. — Рабам положено быть в том состоянии, в котором они выпущены из камеры. — Так ты испробовал местные камеры? — обрадовалась она. — И какие они? — Дерьмовые, — сказал Антон, с трудом натягивая мокрые джинсы. Руки и ноги дрожали от пережитого. Странная вампирша. Поразительно легко реагирующая на кровь. Зажравшаяся, наверно. С многовековым опытом. Откуда только такую взяли? Московскому мастеру не больше трехсот лет. Вампирша усмехнулась. — Ты из своей каморки лучше не выходи пока. Пусть думают, что я тобой отобедала. Скажу им, что малость переусердствовала и ты в отключке. Понервничают, представят, что им теперь ответ держать. Я потом им еще скажу, что теперь новые правила и за любое повреждение раба надо отчет посылать в контору спецотдела. И что Ден непременно это сделает. Вот смеху-то будет. — Насчет правил это правда? — Антон потянулся за футболкой, но вампирша перехватила ее, высушивая, затем и джинсам вернула первоначальный вид. — Сейчас каждый день что-то меняется, — пожала она плечами. — Может, есть это правило, а может, его завтра только придумают. Кстати, я первый раз вижу раба. — Но уже брезгуешь нашей кровью? — Так близко вижу — впервые, — проворковала она, чуть задействуя, только на уровне флера, вампирский морок. У Антона сразу «поплыло» сознание, вампирша стала невероятно привлекательной, хотелось довериться, придвинуться ближе. Антон с трудом подавил в себе это желание. — Ты сильный, — задумчиво сказала она спустя пару мгновений. — Высший, — последнее слово было произнесено с нажимом и чуть заметной завистью. — Бывший высший, — раздраженно обронил Антон, и, равнодушно повернувшись спиной к все еще оскаленной вампирше, пошел к лестнице. Хотелось только одного — забыться сном и ни о чем не думать. У себя в комнате Антон оперся спиной о дверь и устало сполз на пол. Час от часу не легче. Сначала пыточная камера, потом эти ублюдочные охранники. Скоро ведь так болевые рецепторы не выдержат, и Антон свихнется от боли. До кровати добираться не было сил. Да и желания тоже. Рабу преподнесли суровый урок, доказав, что раб не имеет права чего-то желать. И что у него ничего не может быть в принципе. Значит, кровать ему тоже не положена, как и одеяло и многое другое. Ну и плевать. Голый пол без коврика – тоже сгодится. После бетона камеры деревянный пол — это роскошь. Антон скрючился на полу у кровати и немедленно заснул, едва успев порадоваться, что такой мелкий протест как отказ от одеяла и прочего пришел ему в голову. Значит, он еще не сдался. У него ничего нет — ну и ладно. Обойдется. *** Когда Ден вместе с Завулоном вернулся от коггнура, то в первую очередь пошел проверить, как там раб. Завулон ни разу про него не спросил. А когда спохватится и вдруг окажется, что раб болен, уже сложно будет объяснить, что Ден не виноват. Ден несколько раз повторил мысленно фамилию Городецкого, заставляя себя привыкнуть к ней, потому как теперь в доме два раба и не именовать же их каждый раз раб1 и раб2? Когда Ден поднялся на чердак и вошел в комнату, то едва не споткнулся о Городецкого — тот лежал на полу и выглядел так, будто вот-вот окочурится. Ден поспешно запустил диагностическое заклинание и поморщился: жар, истощение и напряженное сердцебиение. Да что же эти рабы такие хлипкие? Как теперь объясняться с шефом? *** — Почему он на полу? — спросил Завулон, когда Ден бросил ему мысленный образ состояния Городецкого. Шеф изволил принимать ванну, обставившись со всех сторон бутылками редкого вина и столиками с фруктами. Он по самый подбородок утопал в пене и словно кот довольно щурил глаза. Ден невольно позавидовал такой приспособляемости, Завулон всегда умел получать удовольствия от всего, к чему прикасался: будь то обстановка, редкие артефакты или всего лишь горячая вода да кисть винограда под рукой. — Он там спит. Но он в плохом состоянии. Надо вызвать целителя. — То, что в плохом состоянии, я уже понял. Почему спит на полу? Ден удивленно молчал. Иногда логику шефа было очень сложно понять. Вот какая разница где спит раб? Да хоть на крыше, лишь бы не загнулся от лихорадки или еще какой гадости. Чем там пустышки болеют обычно? Потому что если загнется, то спрос будет, конечно же, с Дена, дескать не уследил, вовремя не доложил или еще чего. Вина всегда найдется. — Ты что-то еще недоговариваешь, я чувствую, — сказал Завулон. Пришлось рассказать ему про инцидент с охранниками после их ухода. Завулон ругнулся и швырнул бутылку о плиточный пол. Та разлетелась вдребезги. Хорошее вино. Дорогая бутылка. Жалко. Шеф не в духе. Плохо. — Опять сменить охрану? — без особой надежды уточнил Ден. — Надо перенастроить ошейник. Амулет какой защитный встроить в него что ли? — размышлял вслух о чем-то своем Завулон и будто не слышал вопроса. — Как-то же обезопасить придется? И дня спокойно прожить не может, без эксцессов и проблем. — Так что с охранной? — напомнил Ден. — И с целителем? Вызывать? — Ты мне предлагаешь нацепить ошейники на всех: на охранников, целителей и тебя? Чтобы самому уж все контролировать и следить за происходящим? Созвонись с дозорными разных округов, собери команду из бывших оперативников и проинструктируй лично, что в этом доме можно делать, а чего нет, и как себя вести в мое отсутствие. А при мне — тем более. Только оборотней не бери, мне еще проблем с вампирским мастером не хватало. Целителя не вызывай, не надо. А Городецкого разбуди и пусть спускается сюда. Ден, не удивляясь уже ничему, пошел просто исполнять приказ. Оперативники – так оперативники, больного раба к взбешенному хозяину – так к хозяину. И если шеф его утопит в ванной из-за инцидента с заступничеством вампирши — значит, такова судьба Городецкого. Раз не вамприша досуха выпила, так хозяин пришибет из ревности. Или же из зависти. А может из-за того и другого сразу. Но вот вампирше потом точно достанется. Кусать раба без воли на то хозяина — проступок серьезный. Даже то, что она бывшая Инквизиторша, ее участи не облегчит.