До и после

Не успел Антон утром проснуться, привести себя в порядок и одеться, как ему сразу велели спуститься вниз. На этот раз за ним не посылали охранника, Завулон приказал лично, ментально вмешавшись в мысли. Это было что-то новенькое. К тому же и ошейник воспринимался как-то иначе: то ли бОльшая мощь проходила теперь через него, то ли он опять был перенастроен в соответствии с новыми запросами хозяина. И когда только Завулон успел? Он спит хоть когда-нибудь? Завулон снова завтракал в компании Дена. У окна молчаливой тенью пристроилась та самая вампирша, что выручила Антона при нападении охранников. Городецкий с тоской подумал, что сейчас опять начнется выяснение того, как, когда и сколько раз нарушил раб правила. Антон бросил беглый взгляд на Завулона, пытаясь по его виду определить, насколько тот зол. Но, как ни странно, Всетемнейший был спокоен и даже расслаблен. В домашнем костюме, в тапочках на босу ногу, нога на ногу. Чуть ли ни идиллическая картина. Антон склонился, приветствуя, и застыл в дверях. Его пока не изволили замечать. Ден читал газету, явно просматривая ее сумеречным зрением, и вроде как не интересовался происходящим вокруг. Прислуга сменила тарелки. Одуряюще привлекательно запахло кофе. Антон жадно сглотнул. Реакции Завулона не последовало. «Обращения «мой господин» он от меня не дождется, — упрямо решил Городецкий, предпочитая не привлекать намеренно к себе внимания. — Постою, ничего страшного». Пауза затянулась. Завулон что-то там колдовал, работая в Сумраке с силой напрямую. В полной тишине лишь раз звякнула чайная ложечка, когда Ден помешивал кофе. «Раб — почти мебель, он всего лишь часть обстановки, — убеждал себя Антон. — Если раба не видят в упор, стоит радоваться, меньше шансов нарваться на неприятности». — Итак, — Завулон наконец отвлекся от своих манипуляций, — день у нас ожидается непростым. И, похоже, неприятным на сюрпризы, — он задумчиво уставился на Антона. Тот поежился. — Ну, чего застыл? Подойди. Антон приблизился. Ему все не удавалось научиться равнодушно реагировать на любые приказы. Если раньше от чужого давления помогала абстрагироваться сила Высшего, то теперь Антон ощущал себя пустым и будто сломанным, почти что голым, ведь ему так не доставало магических щитов и уверенности, что в любой момент можно защититься боевыми заклинаниями или же активировать амулеты. Привычка к магии осталась, потребность в ней с каждым днем все усиливалась, а надежды вернуть все, как прежде, уже не появлялось. — Сядь. Антон с досадой отметил, что свободных стульев поблизости от Завулона не наблюдается, и, значит, придется устраиваться на полу, у его ног. Где-то внутри вновь всколыхнулись неприязнь и ущемленное самолюбие. Вернее, оно, это самолюбие, уже давно не было просто ущемленным, оно, словно растоптанная и искалеченная бездомная собака, жалобно поскуливало, предчувствуя агонию и скорый конец. Издохнет самолюбие, и от прежнего Антона Городецкого уже ничего не останется. Антон сел, неловко скрючившись. Пальцы Завулона тут же сжали ошейник, подтягивая ближе, вынуждая принять более неудобную позу. Антон молча подчинился. Раздражение все нарастало. — Городецкий, сегодняшний завтрак тебе придется заработать. Кто бы сомневался. Очень хотелось гордо заявить, что проще тогда обойтись вообще без завтрака, но лишний раз рисковать не хотелось. Антон попытался погасить вспышку злости самобичеванием: сам виноват, расслабился после вчерашнего, никогда не стоит забывать, кто перед тобой. Интересно, что сегодня Завулон заставит его сделать? Поставит перед Антоном собачью миску и велит ее вылизать? — Что у нас там сегодня по плану, Ден? — спросил Завулон. — Обед в «Империале». Зал арендован и закрыт под список, как и требовалось, — стал скучающе перечислять глава охраны, видимо, совмещая еще и обязанности личного секретаря наместника, — затем посещение бюро и западного отделения спецотдела. А вечером ресторан и приватная встреча с очередным протеже коггнура. — Слышал, Городецкий? На обед ты поедешь со мной. Ден удивленно вскинул глаза на шефа, но от комментария воздержался. Антон все так же молча кивнул, упрямо не проронив ни слова. Ошейник чуть сжался вокруг горла — Завулон начинал раздражаться на такую странную реакцию. — У тебя что, язык отсох? Или ты его вчера в ванной откусил? Антон зло глянул на Завулона. Из его сидячего положения сделать это было очень непросто, но он старался. — Катрин, это ты так напугала моего раба? Вампирша усмехнулась и мгновенно, как это умеют лишь они, приблизилась. — Не было повода. Я здесь только затем, чтобы обеспечивать порядок. — Твой не снятый крючок мы уже обсудили, — вампирша на этих словах напряглась, — а что скажешь про метку слежения? — тон Завулона был притворно доброжелательным. — Надо было убедиться, что охранники больше не станут докучать рабу. — Именно поэтому ты торчала ночью у входа на чердак? Вот теперь вампирша заволновалась по-настоящему. — Городецкий, ты ведь доверяешь своему хозяину, не так ли? — склонившись к Антону, сказал Завулон, но его слова были отчетливо слышны всем присутствующим. Городецкий сдавленно сглотнул, почувствовав, что Завулон оттягивает край ошейника и выворачивает наружу ограничительную грань. Какого-либо подтверждения, что он доверяет и готов позволить хозяину что угодно, от Антона, конечно же, никто и не ждал. Реакция раба никого не волновала. Под действием магического вмешательства хозяина острые шипы выстрелили в стороны, но благодаря тому, что грань была отвернута, и пальцы Завулона сдерживали ошейник, шипы не вонзились в шею, а лишь лязгнули в опасной близости от артерии. — Вот тут, — Завулон ткнул пальцем под одну из чешуек, — теперь встроен защитный амулет, он не позволит безнаказанно причинить вред рабу, так что необходимости в личном присмотре нет. А вот эта кнопка обеспечивает постоянный контроль состояния здоровья раба. И все, что Городецкому пойдет не на пользу, будет мною блокироваться. Любой дискомфорт я почувствую сразу же. Надеюсь, это понятно, и больше не возникнет недоразумений. И для справки: меня сильно раздражает, когда приходится среди ночи вскакивать с постели и подниматься на чердак, чтобы убедиться в целости-сохранности моего раба. А то, что меня раздражает, обычно мною ликвидируется. Я доходчиво объясняю? Вампирша, которую, оказывается, звали Катрин, обворожительно улыбнулась, признавая свое поражение. В ее взгляде мелькнуло удивление, но больше ничто не выдавало ее растерянности. А у Городецкого все похолодело внутри: пока он спал под чарами Морфея, оказывается, что-то странное перенастраивали в ошейнике. Так ведь и придушить во сне могут, а он даже не почувствует. — Впредь я постараюсь заботиться о сохранности имущества менее… менее назойливо, — сказала Катрин. — Я быстро учусь, наместник. — Надеюсь на это. Вампирша грациозно склонила голову и опять отошла к окну. — Антон, у нас тут некоторые нововведения, — переключил на него внимание Завулон, демонстрируя не свойственную ему заботливость, — пришлось сменить охрану. Снова. Катрин пока остается. Так что постарайся больше не влипать в неприятности, потому как еще раз перенастраивать ошейник мне не хочется. Это утомительно. И объясни, будь добр, что за нездоровый интерес у вампиров к твоей персоне? Сначала Саушкины, затем Витезлав, после этого мастер Эдинбурга, а теперь вот уже второй инцидент за последнюю неделю. Им что, медом намазано? — Катрин не кусала меня, — попытался защитить вампиршу Антон, опасаясь, что та не рискнула признаться, что всего лишь залечила рабу порезы. — Я знаю, представь себе, — вкрадчиво заверил Завулон, глядя прямо в глаза. Антон невольно вздрогнул — столько там было странного упрека. — Я, как хозяин, прекрасно чувствую любое твое недомогание. При условии, конечно, если этого захочу. Ошейник — такое универсальное следящее устройство, что я порою сожалею о невозможности применения его ко всему моему окружению. И пока ты принадлежишь мне, никто не должен тебе ничего приказывать. Даже если это в твоих интересах. Усвоил? Антон удивленно нахмурился: каким образом он сможет кому-то помешать что-то приказывать. — Если ты вновь станешь причиной конфликта, придется тебя наказать. Антон стиснул зубы. Не проще ли его сразу развоплотить и дело с концом? — Если хочешь выжить, учись, чтобы окружение зависело от тебя, а не ты от них. Антон мысленно поперхнулся. Ну да, как же, раб будет в состоянии командовать завулоновым окружением. Ага, аж три раза. — Я вижу, ты меня понял. Молодец, быстро схватываешь, — Завулон все-таки выпустил край ошейника, шипы снова лязгнули, втягиваясь в пластичные чешуйки, — Если будешь правильно себя вести, ошейник будет тебе защитой, а не орудием пыток. Я надеюсь на твое благоразумие. Кофе хочешь? Антон все еще потрясенный и не рискующий поднять взгляд отрицательно покачал головой. Сейчас в горло все равно ничего не полезло бы. — Неверный ответ. Ты не должен позволять эмоциям брать верх над благоразумием. Утром надо завтракать. Завулон сделал знак прислуге, и Антону на подносе подали чашку кофе на маленьком блюдце. Городецкий машинально ее принял, пальцы дрожали, и будто назло, в довершении всех предыдущих неприятностей, чашка опрокинулась, и горячее содержимое выплеснулось ему на колено. Антон зашипел от боли. Испуганная ведьмочка, держащая поднос, прытко кинулась поднимать с ковра осколки. — Убирайся, — велел ей Завулон таким тоном, что вместе с ней вздрогнул и Антон, предчувствуя глобальные неприятности. Как он неосторожен и нелеп, здесь, на полу и в осколках. Сдался же Завулону этот кофе! — Убери руку, — приказал Завулон. Антон с опаской подчинился: на джинсах расползлось темное пятно, кожа нестерпимо зудела. Завулон применил какое-то заклинание, и, к удивлению, оно оказалось исцеляющим, а не пыточным. Хотя по вибрации ошейника Антон чувствовал, как сейчас разозлен хозяин. Заклинание сработало необычно: не напрямую от потока силы Завулона, а через камень в ошейнике, который теперь Антон мог чувствовать кожей. Заклинание пробежало волной по его груди, достигло ожога и его нейтрализовало. — Вот так это работает, Антон, — сдержанно пояснил Завулон. — Но при условии, что я этого захочу. Если ты меня доведешь сверх меры, боюсь, мне не захочется тратить силы на твои раны. И в этом случае ни один целитель тебе не поможет. Я надеюсь, напоминать тебе в дальнейшем об этом не придется. — Спасибо, — сказал Антон, чувствуя, что обязан хоть как-то выразить свою рабскую благодарность. Завулон коснулся его волос на макушке, пальцы вцепились в пряди, изображая некое подобие одобрения. — Вот видишь, всё зависит только от твоего отношения. Будешь паинькой, и нам обоим это понравится. Ладно, ты сам себя лишил кофе, но завтрак все-таки заслужил. Ты же знаешь, что раб не имеет права есть в присутствии своего господина? Антон кивнул. — Ты сегодня поразительно неразговорчив, - усмехнулся Завулон, сразу придя в хорошее расположение духа. — Но дело в том, что хозяин может менять правила на свое усмотрение. Например, посчитает нужным снизойти до заботы о своем бестолковом рабе. Потренируемся? Антон, не совсем понимая что от него требуется, чуть пожал плечами, демонстрируя, что готов выполнять волю господина. Завулон, прижав вилкой кусок мяса в своей тарелке, виртуозно нарезал его на мелкие кусочки столовым ножом. Затем, наткнул один, обмакнул в соус и протянул Антону куском вперед. Антон изумленно понял, что его собрались кормить чуть ли не с ложечки. По крайней мере подразумевалось, что Антон должен ухватить кусок мяса зубами с протянутой вилки. Антон моргнул, помедлил, но не подчиниться не мог. Жевал он абсолютно без какого-либо аппетита. Уголки губ Завулона приподнялись в снисходительной усмешке. Действие повторилось. Антон ел и мысленно проклинал Завулона за такую идиотскую фантазию. Может, он мечтал о ручном Городецком? Не боится, что озлобленный раб вцепится зубами ему в руку? Просто из вредности. Или отомстить так захочет? Может, так принято среди нынешних господ? Высшая мера проявления заботливости? Но, похоже, поведение Завулона удивило не только раба. Ден не отрывал от них взгляда, изумляясь все больше и больше. — Достаточно, — сказал Завулон. — Теперь сок. — Он налил в стакан апельсиновый сок из графина и протянул его Антону. Городецкий с удивлением принял его, очень надеясь, что, в отличие от кофе, не разобьет. Соки Антон не любил. Исключением был только апельсиновый. Завулон знал это? Поэтому выбрал из трех видов именно этот? С него сталось бы подсунуть морковный, от которого Антона точно вывернуло бы. — Наелся? Антон поспешно кивнул, ставя пустой стакан на стол. Он опасался, что иначе его опять примутся чем-нибудь пичкать. — Стаканы рабы ставят на пол, — снисходительно пояснил Завулон. — Прислуга их потом выбрасывает, потому как господа в дальнейшем будут брезговать прикасаться к посуде, используемой рабами. Антон, уставший удивляться, потянулся за стаканом, чтобы исправить свою оплошность. — Оставь, — вздохнул Завулон. И Антон поспешно отдернул руку, опасаясь, что и скатерть потом придется выбросить, если он ее коснется. — Раб всюду следует сбоку от хозяина, но чуть позади, так чтобы хозяин его всегда видел. Раб стоит за спиной хозяина, если ему специально не приказано сесть у ног. Раб тих и молчалив. Если своим неосторожным поведением раб случайно привлечет к себе внимание других господ, хозяину это будет неприятно, потому что тогда он будет вынужден позволить другим распоряжаться его рабом. Это элементарные правила поведения, Городецкий. Надеюсь, твоих мозгов хватит следовать им сегодня. В противном случае ты будешь наказан. И камера в подвале покажется тебе сущим пустяком по сравнению с новыми испытаниями. Я доходчиво излагаю? — Да, — поспешил согласится Антон. От сплошных нравоучений уже голова шла кругом. — Тогда… Завулон взял со стола телефон в тот момент, когда он зазвонил. — Слушаю, старейший. Последовала недолгая пауза, за время которой на лице Завулона успело промелькнуть любопытство, недоверие, удивление и досада. — Безусловно, я рад такому предложению. На вечер я планировал кое-что другое, но раз ты настаиваешь… Слушая ответ, Завулон сосредоточенно барабанил кончиками пальцев по столу. — Разумеется, не просто слухи. И, конечно, мне понятно твое любопытство. Так кто же тебе больше интересен? Я или мой раб? Пауза. — И если на то пошло, то который из моих рабов? Только не говори, что ты, Инквизитор, не в курсе, что мне пришлось буквально по кускам сшивать моего второго раба после того, как с ним поработали служаки из распределительного центра. Антон напрягся, прислушиваясь. То, что в этом доме появился второй раб, было для него неожиданным известием. Антон едва справился с неуместным порывом вопросительно взглянуть на Дена. — Так, значит, все-таки Городецкий? И твое приглашение продиктовано именно этим? А, ну если сие мероприятие проводится с сиятельного одобрения самого коггнура, тогда у меня нет больше вопросов. Увидимся. Разрывая связь, Завулон глянул на Антона очень задумчиво. — Поздравляю, Городецкий, у тебя сегодня вечером первый выход «в свет». Вернее, в серость. Серые балахоны очень сильно заинтересовались, почему ж Высшего все-таки не развоплотили. Сможешь им это объяснить? Антон, не зная что сказать, спросил о том, что больше всего его волновало: — Второй раб? Завулон расплылся в ухмылке. — Действительно, как невежливо с моей стороны. Хозяин не поспешил поставить в известность раба, о своем намерении приобрести еще что-то, — тон Завулона прямо-таки сочился сарказмом. — Городецкий, я разве обязан перед тобой отчитываться? Но Антон с трудом мог усидеть на месте. Вдруг это кто-то из своих? Из дозорных? Говорят, аналитики уцелели. Завулон вполне мог раскошелится на подобное. — Приведи его, — наконец приказал Завулон одному из охранников. То ли почувствовал, как важно это для Городецкого, то ли решил опять поиздеваться в своей излюбленной манере. У Антона от продолжительного сидения в неудобной позе уже вся спина затекла и ноги ломило, но ожидание настолько поглотило его, что он этого почти не замечал. Завулон тем временем извлек из сумрака какой-то журнал с подборкой коллекции одежды и рекламным проспектом на обложке. Долго и молча листал, затем пробормотал, размышляя вслух: — Нужно что-нибудь более демократичное, менее вызывающее. Однозначно, не то, не то… Ден, как тебе вот такое? Тот перегнулся через стол, посмотрел и одобрительно кивнул. — Какой у него размер? — Завулон оценивающе взглянул на Антона. — Не хотелось бы подгонять магически, в случае чего Городецкий не сможет восстановить прежнюю форму, с пустышками столько хлопот. Ден терпеливо задумался, видимо, ему было не впервой примерять на себя роль советчика в подобных делах. — Ладно, в магазине разберешься. Съезди, забери вот это, это и это. Обувь подбери сам. И побыстрее, я не хочу опаздывать. Ден легко поднялся, закинул в рот оливку, кивнул и направился к выходу. Но Антон уже ни на кого не обращал внимания. В дверях стоял Гарик.