До и после

Впервые за все время Антон почувствовал себя крайне неловко в этой рабской позе у ног Завулона — Гарик смотрел на него напряженно, настороженно, будто сомневался, тот ли этот Городецкий, которого он когда-то знал. Но длился этот взгляд всего мгновение, затем новый раб быстро перевел глаза на хозяина, привычно склонился, причем это движение было не лишено грации и достоинства. На колени он падать не стал, а Завулон при этом не выказал неудовольствия — и это говорило о многом. Антон сразу почувствовал себя предателем и дешевкой, хотя не его была вина, что он первым попал в этот дом, что пришлось подчиняться. Гарик больше не смотрел в его сторону, все его внимание было приковано к Завулону. — Целитель поработал на славу, — сказал Завулон, видимо, проверив состояние здоровья раба. — Я вижу, ты готов мне служить. — Да, мой господин, — опять склонил голову Гарик, и вновь это было проделано красиво. Завулон будто невзначай коснулся шеи Антона, потеребил ошейник, притянул ближе, заставляя поднять голову. Он явно специально демонстрировал покорность своего первого раба. Антон стиснул зубы, стараясь не реагировать на такое показное собственническое движение хозяина. Лицо Гарика ничего не выражало. А поза демонстрировала только готовность услужить. Он сильно похудел, осунулся, глаза лихорадочно блестели. — Ты доволен своей комнатой? Тебя покормили? — Да, мой господин. — Предваряя возможное недоразумение в будущем: в этом доме рабам запрещено присваивать себе какие-либо вещи. Если что-то нужно — достаточно об этом попросить хозяина, — пальцы Завулона с упреком потянули ошейник, и Антон почувствовал, как тот сжимается вокруг его горла. — Я понимаю, мой господин. — Городецкий эту науку освоил не сразу. Надеюсь, ты окажешься умнее. Гарик стоял все в той же смиренной позе. — Имре, тебе что-нибудь нужно? Антон удивился прозвучавшему имени. — Нет, я всем доволен. — Вот видишь, Антон, — опять склонился к его уху Завулон, произнося слова все так же громко, чтобы все его слышали, — достойный раб всегда всем доволен. Умный раб понимает, что при необходимости сможет заслужить поощрение и тогда получит все необходимое. А ты до сих пор вынуждаешь меня быть с тобой жестоким, — он игриво прикусил его мочку уха. И Антон вздрогнул, мысленно чертыхнулся, понимая, что Завулон специально все разыгрывает так, чтобы Гарик сделал неверные выводы, чтобы решил, будто Антона уже сломали и подчинили полностью. Завулон ждал ответа. Видимо подразумевалось, что Антон тоже должен сказать: «Да, мой господин!» и «Простите, мой господин!» Но Антон упрямо молчал, досадуя, что ошейник так сильно сдавливает горло. И что Завулон слишком близко, что его пальцы на плече Антона по-свойски поглаживают кожу, вызывая странную, будоражащую волну мурашек по спине. Завулон добивался, чтобы его слова были восприняты вторым рабом соответствующим образом. И Антон злился, что никак не может этому помешать. Судя по тому, каким непроницаемым сделалось выражение лица Гарика, выпад достиг цели. А Завулон тем временем продолжал: — Надеюсь, сегодня вечером ты проявишь должное рвение и наконец доставишь мне удовольствие. Мне надоело ко всему тебя принуждать, Городецкий. Антон предпочел уставиться в пол. Завулону, видимо, было очень весело наблюдать, как Городецкий все больше злится. Не дождавшись ответа от Антона, даже тогда, когда провел пальцами по его губам, Завулон сдался. — Можешь идти, — велел он Гарику. — Мне сегодня не до тебя. Займись чем-нибудь полезным, — последнее было прямым приказом, и Гарик не мог не подчиниться. Правда, Антон слабо представлял, что полезного в этом доме мог бы сделать раб, лишенный магии. Разве что отправиться мести задний двор, через который все время таскали различные покупки и ящики с продуктами. Антон зажмурился, отгоняя навязчивую картинку: один из лучших оперативников Ночного Дозора с метлой в руках посреди пыльной площадки. Картинка вдруг видоизменилась: Гарик в прошлой своей физической форме, уже не столь исхудалый и бледный, как сейчас, почти голышом, только короткий фартук чуть прикрывает спереди, старательно метет, то сгибаясь, то распрямляясь. Метла почему-то напоминала ту, что так любят рисовать ведьмам, собравшимся на первый в своей жизни шабаш. И эта картинка явно была наведенной. Насмешливой, желчной издевкой над его мыслями. — У тебя забавные представления о востребованности рабов в моем доме, Городецкий, — хихикнул Завулон. Оказывается, он все это время с любопытством наблюдал за его реакцией. — Ассоциации прямо по Фрейду: Тебя привлекает тяжкий труд? Попробовать так обрядить тебя как-нибудь что ли? — Обязательно было демонстрировать меня, как подстилку? — не сдержался Антон. — Только не говори, что тебя это задело,— сказал Завулон. — Пусть завидует. Тебе ведь есть в чем позавидовать, а, Антон? — его дыхание обжигало скулу, он упорно не выпускал ошейника из своей хватки. — Когда приедет Ден, переоденешься и подойдешь к Катрин. Она просветит тебя насчет трудностей, с которыми тебе предстоит столкнуться вечером. И я действительно рассчитываю, что хотя бы сегодня ты поумнеешь и станешь покладистым. А не вынудишь меня пойти на крайние меры и нарезать из твоей спины кожаных ремней. Я редко срываюсь. Но с тобой я уже практически на пределе. Осторожнее, Городецкий, я люблю остренькое, только ты не переборщи с упрямством. Проигрывать надо с умом. *** Пока Антон ждал возращения Дена, выкроилась возможность пробраться к помещениям прислуги и разыскать Гарика. Антону все еще был заблокирован проход к дверям на улицу, ко всем окнам и в гараж, а вот технический этаж и комнаты прислуги были ему доступны. Гарик обнаружился в левом коридоре, помогал разгружать служебный лифт, ведущий на кухню. Оказалось, что некоторые коробки с продуктами запрещено перемещать магией, потому раб и пригодился. Охранники с неодобрением поглядывали на них с Гариком, но ни в чем не препятствовали. Антон немного помог с разгрузкой и удалось поболтать. Гарик оживился, сбросил безразличную маску послушного раба. Он не меньше Антона был рад встрече. Но темы рабства и Завулона он предпочитал не касаться, про себя не стал рассказывать, зато поведал, что Юля выжила, попала к магу на окраине города, что Фарида увезли в Ташкент и потом его след затерялся. А Толику тоже повезло и он где-то в Москве. Про Надю ни у кого не было никаких сведений, и Антон приуныл. Попытался пошутить, что весьма сочувствует тому хозяину, к которому угодили Инна из канцелярии и его Светка, потому как эти чаровницы умудрятся достать даже Мерлина, если им придется что-то не по вкусу. Гарик сразу помрачнел. — Инна умерла. Говорят вроде, что угодила в застенки спецотдела. А Света… Антон, извини, Светка погибла. Я сам видел. Это известие так сильно резануло по нервам Антона, так больно ударило, что он бессильно сполз по стене и уселся прямо на грязный пол. Все его надежды разыскать, спасти и как-то устроиться вместе — разом рухнули. Странная уверенность, что раз Антон не почувствовал ее гибели, значит, жива, сейчас противно зудела обидным непониманием и растерянностью. Пустышки, они точно пустышки. Не почувствовать, что ее больше нет — разве это не приговор? Окончательный и бесповоротный? — Антон, — позвал Гарик, — лучше, чтобы ты знал. — Как… как это произошло? Гарик медлил. — Ей… было… — Она умерла быстро, Антон. Красивая смерть. Почти мгновенная. Она и понять ничего не успела. Ребятам в архиве, наверно, пришлось куда хуже. Антона вдруг захлестнула такая злоба, такое отчаянье: как и почему выжил Гарик? Если все в офисе Ночного Дозора погибли, как удалось выбраться ему? Почему он не кинулся помогать остальным? Наверно, выражение лица Антона было настолько красноречивым, что Гарик посчитал нужным пояснить: — Меня из портала выбросило как раз на углу от главного входа. Потом приложило оглушающим. Когда очухался, лежа в пыли увидел, как Светка пыталась пробиться к воротам. Защитный купол тогда уже разнесло на ошметки, кругом осыпались искрами поражающие заклинания Темных. Я было кинулся к ней, но… я не успел, Антон. Прости. Они сидели рядом и молчали. Каждый думал о своем. Каждый проклинал себя за то, что не смог, не успел, и что не предвидел. — Антон, наших еще много осталось. Если раздобыть списки и адреса… Городецкий неопределенно кивнул, стиснул зубы и волевым усилием заставил себя подняться. Еще остается Надя. Гесер. И Ольга. Если они живы, они их обязательно найдут. А Завулон должен точно знать, кто жив, а кто нет. Значит, надо найти способ его разговорить. Почему-то Антону сейчас казалось, что это самое важное.