До и после

Когда Антону наскучило прислушиваться к болтовне ведьм, он, чуть осмелев, стал разглядывать гостей. Темные, рассаженные согласно иерархии, сильно отличались друг от друга. Маги и ведьмы старательно подчеркивали свою значимость, шиковали как в одежде, так и в заказанном меню. Оборотни тихо переговаривались в своем углу, предпочитая лишний раз не привлекать к себе внимание. А те маги, которым позволили провести в зал рабов, старательно демонстрировали свое отличие от других, намеренно громко переговаривались и запугивали своих пустышек. Один раб сейчас ползал на коленях и что-то выпрашивал у своего господина, другой, одетый только в узкие тонкие кожаные штаны, по приказу своего хозяина принялся заползать на четвереньках под столы господ и сдергивать скатерти с посудой. Его, конечно же, тут же изловили официанты и показательно наказали, предварительно спросив на это разрешение его хозяина. Хозяин не возражал, даже посоветовал пустить немного кровь рабу, пояснив, что ему к этому не привыкать. Хозяин рабыни, наоборот, старался ее не замечать. Синяки и кровоподтеки на ее плечах, щиколотках и в глубоком вырезе полупрозрачного одеяния говорили о том, что свое внимание хозяин ей уже оказал, причем именно этим утром. Завулон, ненадолго покидавший зал, наконец показался в дальнем конце, беседуя о чем-то с Инквизитором. Молоденькие ведьмочки опять оживились, попытались привлечь его внимание, одной светловолосой это даже удалось, Завулон ее выслушал, улыбнулся. Когда Инквизитор отошел, ведьмочка уже весьма успешно заговаривала наместнику зубы, принимая из его рук бокал с вином, подхваченный с одного из подносов. Антон упустил момент, когда второй охранник пристроился за спиной Завулона, но наличие бдительной охраны ничуть не смущало ведьмочку. Антон оглянулся на столик сзади, действительно, там сейчас сидела только Катрин. Городецкий наткнулся на ее насмешливый взгляд и поспешил принять вид полного равнодушия, ведь то, что Завулон так быстро повелся на флирт светловолосой, никак не должно было его задеть, а уж разозлить — тем более. Наверно, дело в том, что ведьмочка была весьма недурна собой, стройна, самоуверенна и, скорее всего, остроумна, иначе с чего бы Завулон потратил на нее больше четверти часа? Ведьма кокетливо переминаясь с ноги на ногу, вертела дорогой телефон в тонких пальцах, старательно улыбалась, кратко отвечала и снова улыбалась, только еще шире, когда Завулон изволил брать ее за руку или же шептал что-то на ухо. У Антона окончательно испортилось настроение: Завулон слишком легко и охотно велся на лесть и подобострастие. Самого Антона всегда тошнило от подобного. — Тебе гвоздей в штаны насыпали? — спросила Катрин, невесть как оказавшаяся рядом. Она возвышалась над ним и водила кончиком языка по пока еще не деформированным клыкам. Антон бросил на нее раздраженный взгляд, не желая отвечать. — Ты так вертишься, что того и гляди опрокинешь стул или чего доброго утянешь на пол скатерть со всеми тарелками. Антон не нашелся что сказать. Да и вообще он не обязан был ей отвечать. — Ты слишком непоседлив для раба и слишком заинтересован в своем хозяине для светлой пустышки. — Я разглядываю не Завулона. — Ага, тогда его тень. Или, может, просто проверяешь, исправно ли несет службу охрана? — Катрин открыто над ним насмехалась. — Надолго эта тягомотина? — спросил Антон, меняя тему и досадуя, что Катрин перекрывает ему видимость. — Если Темные только так и развлекаются сутки напролет, я вам сочувствую. Катрин улыбнулась, обнажив белоснежные, идеально ровные зубы. — Самое интересное происходит по ночам, сам понимаешь. А в первой половине дня все слишком сонные и ленивые. Тебе разве здесь не нравится? Антон пожал плечами. Пол был жестким и холодным. И становилось скучно. — Недовольный чем-то раб — это мертвый раб, — предупредила она. Антон не стал спорить. — А раб, ревнующий своего господина, глупец. Антон вспыхнул. — Не понимаю о чем ты, но в любом случае ты ошибаешься. Вампирша опять улыбнулась, демонстративно принюхалась. — Адреналиновый выброс говорит сам за себя. Я слышу, как учащенно бьется твое сердце. Порою очень удобно улавливать изменения в крови, это почти как карточка пациента: все и сразу понятно, даже сомневаться не приходится. — Не проще ли поковыряться у меня в мыслях и убедиться, что ты заблуждаешься? — Не глупи, Городецкий. С этой игрушкой на твоей шее, напрямую завязанной на силу хозяина, ни один Темный не сможет ни проконтролировать твои мысли, ни еще как-то магически подействовать на тебя. Ты его собственность, ты охраняешься почище редкого артефакта. Антон удивленно моргнул. — Все равно ты ошибаешься. — Если тебе так хочется меня в этом убедить, не буду настаивать. Только в следующий раз не пялься так открыто, и хотя бы изредка переключай внимание на кого-то другого. А эта ведьмочка — на пару месяцев, не больше. Слишком глупа. — Ты и степень интеллекта по запаху определить можешь? — Можно сказать и так. Завулон имеет привычку заглядывать в глаза, когда объект ему действительно интересен. А у этой он изучает исключительно ноги. Может размышляет, легко ли их переломать? — Да ты у нас романтик, Катрин. Вампирша никак не прореагировала на такую фамильярность со стороны раба. Подмигнула и направилась назад к своему столику. А дальше у Антона не было возможности поразмышлять над замечаниями Катрин, Завулон вернулся, приведя с собой светловолосую, которую звали, оказывается, Ингрид. Он ей даже стул подвинул, приглашая присесть за столик. И при этом абсолютно не замечал Антона, будто того и не существовало. Городецкий раздраженно смотрел в пол и на полуавтомате слушал, как они увлеченно обсуждают какой-то артефакт и способы его воздействия на оборотней. Ведьма почти сразу скривилась, наткнувшись взглядом на Антона, тут же защебетала что-то про новые исследования, согласно которым присутствие пустышки понижает потенциал мага или ведьмы, про глупость и опасность рабов, про ужасы распределительного центра и что два работника уже заразились какой-то неизлечимой болезнью от грязных рабов. Действительно глупа, мысленно согласился с Катрин Антон. Что для магов человеческие болезни? Неизлечимых не существует, чего тут опасаться — не понятно. Завулон же слушал, изредка кивал и совсем не обращал внимания на Городецкого. Даже когда тот заелозил, пытаясь размять занемевшие ноги. Ведьма нахмурилась и заявила, что будь ее воля, пустышек сразу бы всех уничтожили, чтобы те зря не тратили воздух и не загрязняли Сумрак. — Городецкий, — вдруг потребовал Завулон, — сходи к тому официанту у стойки и попроси у него еще салфеток. Антон вздрогнул и удивленно подчинился. Быть на побегушках ему еще не приходилось. Когда он вернулся и снова занял свое место, ведьма больше не возвращалась к теме рабства, она вообще стала немногословной и очень задумчивой. Но улыбаться не перестала. *** Завулону было невыносимо скучно на этом сборище идиотов. Но как наместник он обязан был досидеть до конца. Его раздражало буквально все: бессмысленная трата времени, занудные гости за соседними столиками, преследующие его ведьмы, даже Катрин, тайно посмеивающаяся над магами, что боялись возрастающего влияния вампиров. Сегодняшний день можно было считать удачным только в вопросе дрессировки раба. Завулон уже не в первый раз доказывал Городецкому, что тому куда выгоднее сразу и безоговорочно подчиниться, нежели пытаться его переиграть. Очередная бравада раба закончилась очень интересным открытием: Городецкий весьма неоднозначно реагировал на прикосновения. Чтобы понять причины, пришлось поэкспериментировать, а заодно доказать своенравному рабу, что вопреки его нежеланию все равно придется смириться с волей хозяина. Забавнее всего было наблюдать, когда Городецкий нервничал: его аура пестрела раздражением, досадой, растерянностью, трогательной уязвимостью и даже неуместным смущением. Вот уж чего Завулон не ожидал от него — так это глупого смущения. Но радовало, что еще не все чувства притупились у его раба. Как не крути, а интуиция в Городецком была очень сильно развита. Кроме того, как и любой Светлый высший, он был эмпатом, чутко реагировал на настрой и потребности заинтересованного в нем лица. Завулон в очередной раз поразился, как легко Антон откликается на любые его желания, хоть теперь уже и подсознательно, в обход магических способностей. Завулон редко сталкивался с таким свойством натуры, видимо, не зря Гесер все-таки выбрал Антона себе в ученики. Городецкий все понимал с полуслова, и это завораживало. Завулон в очередной раз пожалел, что Городецкий лишился магии, в данных обстоятельствах было бы очень интересно поэкспериментировать с его эмпатией и бунтарским отношением к рабскому положению. Чем сильнее Завулон провоцировал Городецкого, тем больше обнаруживалось материала для размышлений. Порою даже казалось, что Завулон с ним не справится, и все закончится весьма плачевно. Завулону не хотелось рисковать и идти на крайние меры. А отыскать универсальную кнопку в этом упрямце все никак не получалось. Время поджимало, собственное нетерпение сводило с ума, но излишне давить Завулон пока не рисковал. И вот неожиданная реакция Антона на глупую Ингрид оказалась приятным сюрпризом. Стоило только продемонстрировать притворную заинтересованность, как аура Городецкого вспыхнула таким фейерверком противоречивых чувств, что можно было любоваться часами. Завулон пообещал месяц не сканировать его мыслей и собирался сдержать слово, если, конечно, Городецкий не вынудит его к обратному. Необходимости просматривать картинки в его мозгу не было, все легко отражалась на лице Городецкого или же в ауре. Поэтому Завулон намеренно пригласил ведьму за свой столик, подчеркнуто демонстрируя окружающим свое расположение и заинтересованность. Потом оставалось только сделать вид, что Городецкий изрядно ему поднадоел — и все, наживка рыбкой была быстро заглочена. Для закрепления результата Завулон решил поселить смазливую приманку на пару недель у себя в доме. Кто бы мог подумать, что катализатор окажется таким неожиданным и легкодоступным? Не пришлось даже напрягаться, придумывая очередную провокацию. Ближайшие дни обещали быть приятными во всех возможных смыслах.