До и после

Скучное сборище все-таки наконец закончилось, и наместник отправился инспектировать пункты спецотделов. Антону было велено сидеть в машине и ждать, и он облегченно выдохнул, потому как его сильно раздражало, когда пялились со всех сторон. Антон слушал музыку из встроенных колонок (водитель оказался меломаном) и невесело размышлял о своей странной реакции на светловолосую ведьму. Предположение Катрин, конечно же, было ошибочным и смехотворным. Даже если допустить, что будучи пустышкой Антон мог подпасть под действие флера окружающих его Иных, даже если учесть влияние Завулона как хозяина на ошейник и самого Антона, то испытываемые к нему чувства были чем угодно, но никак не привязанностью или же ревностью. Вампирша ошиблась. Или же просто издевалась над ним, развеивала свою скуку. Да, Антона задела резкая потеря интереса со стороны Завулона и было неприятно наблюдать за тем, как ведьма нагло вторгалась на территорию, которую Антон уже начинал считать своей. Именно своей и никак иначе. Даже то, что Антон всего лишь раб, не отменяло факта, что он сутки напролет торчал подле Завулона, был вынужден терпеть и адаптироваться, и если уж на то пошло — то и подстраиваться, предугадать настроение и стараться соответствовать. И хотя Антон воспринимал Итоговый день как подлость судьбы и чудовищную несправедливость, он уже слишком много всего пережил, чтобы продолжать наивно надеяться все вернуть назад. Он не смирился, нет, но уже начинал привыкать и потому пространство, окружающее Завулона, считал своей территорий. А ведьма все портила. Она была глупа и слишком яростно ненавидела рабов. Она была капризна и слишком амбициозна. Завулон, которого знал Антон, никогда бы не повелся на подобное. Но реакция Антона все равно была слишком резкой, неправильной, и он отлично это понимал. Если бы он все еще был в состоянии предвидеть, если бы не потерял магические способности, то решил бы, что его накрыло такое предчувствие опасности: острое, бунтующее, яростное. Этой ведьмы не должно быть рядом и точка! Антон еле справился с желанием ухватить ее за шкирку и выставить из зала. Что с ним происходит? Какое ему дело до того, кто строит глазки Завулону? Или причина в том, что опасность грозит самому Антону? Вдруг эта светловолосая решит отравить его чем-нибудь ведьмовским, или в морозильник запрет, как та идиотка? Когда вампирша упомянула, что коггнурат контролирует условия содержания рабов, Антон ей не поверил, решил, будто она просто насмехается. Но, значит, господ все-таки наказывают за неразумное причинение вреда рабам? Почему? Пытаются предотвратить массовое умерщвление пустышек? Странно. Антон представил, как в дом Завулона вламываются Инквизиторы и выписывают наместнику штраф за слишком строгое наказание раба. Картинка была настолько неправдоподобной, что Антон даже захихикал. И поймал себя на том, что делает это слишком похоже на Завулона. Ругнувшись и встряхнув головой, Городецкий мысленно поклялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет ни в чем ему подражать. Хватит, итак повел себя как кретин, слишком сильно среагировав на очередную интрижку Темного. И Завулон, кажется, это заметил. Плохо. Очень плохо. Похоже, Антон начинает сходить с ума, раз совсем уже не контролирует собственную реакцию на банальнейшие вещи. *** Когда машина в очередной раз остановилась, а Завулон скрылся в здании, Антону позволили выйти, размять ноги и подышать свежим воздухом. Часть охраны приватно совещалась неподалеку, а Городецкого сторожил шофер, спешно докуривающий сигарету. Он оказался словоохотливым и не брезгующим компанией раба. Даже принялся расспрашивать о жизни, об ощущениях после потери сил, о том, как Антон устроился в доме наместника. Разговор был пустым и ни к чему не обязывающим, но сам факт такого интереса приятно грел душу. В итоге шофер даже тихонько протянул ему зажженную сигарету, заметив, как жадно Антон втягивает дым. И тут Антон чуть не подпрыгнул на месте: ему показалось, что кто-то тихо коснулся его плеча в Сумраке. Прикосновение было мимолетным и едва различимым, и Антон чудом устоял на месте. Он уже было решил, что ему показалось, но ощущение чуть усилилось и это было… Антон вздрогнул. Точно почудилось. Потому как откуда было взяться когтистым лапам и крыльям? Светлые не могут больше входить в Сумрак, Ольга давно уже не перекидывается в сову. Ужасная догадка окатила словно ушат ледяной воды: Ольга могла напомнить о себе таким образом только в случае, если бы уже развоплотилась, ушла на шестой слой, бродила там незримой тенью. Если это знак, свидетельствующий именно об этом, если она так с ним прощается… Недокуренная сигарета сломалась под нажимом его пальцев, стало трудно дышать. Антон все пытался сосредоточиться на ощущениях, вспомнить, действительно ли ему померещились птичьи когти? Но ощущение было таким мимолетным, слабым, что это явно проделки подсознания и ничего больше. Видимо, психика не выдерживает напряжения, вот и чудится всякое. Пустышки не могут чувствовать кого-то в Сумраке, прикосновения, даже если они были бы, останутся незамеченными. Сейчас даже Мерлин не смог бы подать знака Антону, что уж говорить про Ольгу. Как же плохо. Как все отвратительно и мерзко. Зачем Антон выжил? Почему он не был в Итоговый день в офисе родного Дозора и не погиб вместе с друзьями? К чему все это? Есть ли хоть одна причина, ради которой стоит бороться? Если бы только Ольга была здесь, рядом, живая и настоящая, если бы… Если. Если! Если! Многочисленные «если» никогда и никому не помогали. Если бы Ольга была рядом, вместе они обязательно что-нибудь придумали бы. Но ее нет. И что значит этот знак — даже думать не хочется. Придется выкручиваться самому. И надеется, что рано или поздно все станет известно: кто выжил, а кто нет, и кто не поддался, смог справиться, выстоять… *** Антон уже приловчился не отставать от Завулона и почти не тормозил процессию, охранники больше не смотрели раздраженно ему в спину, Катрин если и поглядывала на него, то теперь уже с бОльшим одобрением, чем раньше. Когда они вошли в холл элитного закрытого клуба, арендованного на этот вечер Инквизиторами, Антон занервничал: слишком много здесь было рабов, слишком много охранников и усиленной магической защиты. Завулон снисходительно хмыкнул, тоже видимо разглядев уйму интересного в сумеречной защитной блокировке. По его знаку охрана подобралась ближе, и в зал направились все, никто на этот раз не остался у входа. Приглашенных гостей было предостаточно, но среди Темных Антон так и не разглядел знакомых лиц. Внутри было довольно уютно: полуприглушенное освещение, в одной части зала столики на четверых, в другой — кабинки для уединения, расторопные официанты сновали с подносами, богатая барная стойка у дальней стены оборудована внушительно и с претензией, в общем, Инквизиторы знали толк в развлечениях. Но даже здесь прослеживалось разделение по иерархии среди Темных: магам предоставлялись лучшие места, оборотни ютились у стен, небольшая группа вампиров держалась особняком. У каждого столика на полу сидели рабы. Подле вампиров их было несколько и они явно находились под действием морока — пустые глаза, равнодушные позы. Завулону зарезервировали одно из лучших мест: это было что-то среднее между полуоткрытой кабинкой и торжественно накрытым столом; оттуда легко просматривался весь зал, но сами гости были скрыты от не в меру любопытных глаз. Охрана устроилась неподалеку, тоже скрытая неким подобием шелкового балдахина. Обстановка была роскошной, музыка приятной и неутомительной, а тихое перешептывание собравшихся — ненавязчивым. Завулон усадил Антона на пол так, чтобы его было видно максимально со всех сторон. Мельком потеребил ошейник, скорее по привычке, и опять отстранился, не обращая больше никакого внимания. Антон нахмурился, но за сегодняшний день он слишком устал, чтобы сейчас думать о таких пустяках, как пренебрежение со стороны хозяина. Куда интереснее было тайком разглядывать гостей и других рабов. Темные не скупились в средствах и это сразу бросалось в глаза, видимо, такие сборища были поводом похвастать очередным приобретением. Их рабы были больше раздеты, нежели облачены в одежду, и не мерзли разве что по привычке. Женщин было немного да и то в основном в сопровождении вампиров. Антон в своем костюме казался чем-то инородным среди всего этого скопища полуобнаженных тел. Зато на его ошейник все поглядывали с завистью, как господа, так и их рабы. Наверно он стоил очень дорого и был удобен и невесом, в отличие от стандартных моделей. Антон грустно усмехнулся: нашли рабы чему завидовать, шмоткам да ошейнику. Была бы возможность, Антон с удовольствием обменял бы этот ошейник на примитивную модель, ведь там не было той ужасной грани принуждения. И хотя Завулон больше не использовал шипов, никто не гарантировал, что завтра все опять не повторится. Антон почти ничего не боялся, но вот пытку принудительной гранью — чуть ли не до панического ужаса. Принесли закуски, началась развлекательная часть вечера. Сразу стало шумно, душно, раздражающе. Рабов, естественно, никто кормить не стал. Внимание Антона привлек раб за ближайшим от них столиком. Тот был настолько изможден, что уже почти не обращал внимания на происходящее, не втягивал жадно запах деликатесов, а неотрывно смотрел на бутылки и графины с напитками. Он судорожно сглатывал и облизывал пересохшие губы, жадно смотрел даже когда официанты споласкивали бокалы обычной водой. Его мучила жажда, а хозяину не было до этого никакого дела. Ведьма за его столиком тоже не смотрела в сторону раба, а Антону казалось, что раб вот-вот потеряет сознание от истощения. Стало до одури противно от собственной беспомощности. Даже если и удастся уговорить Завулона пожертвовать бутылкой минералки, никто не позволит вмешаться в дела хозяина и раба: ведь если запрет на воду все еще в силе, а раб прямо тут помрет, никто даже не попытается вмешаться. Антон осмотрелся и обнаружил еще двух рабов не в лучшем положении: один был бледен и с отчетливыми следами побоев, другой слишком обескровлен, синие круги под глазами и шарф на шее, прикрывающий следы от укусов, говорили сами за себя. Антона передернуло. Зачем тащить с собой на вечеринку таких ослабленных рабов? Или дома оставили бы, или залечили бы повреждения магией, ведь вмешательство требуется несложное, глупо экономить на четырехуровневых заклинаниях. А Завулон был прав: Антон выглядел намного лучше других рабов, не страдал ни от голода, ни от потери сил. Рабы это понимали, и казалось, что все с большей враждебностью косились в его сторону, даже не пытаясь скрыть свое презрение. Но Антон сейчас не мог ничего изменить, потому приходилось терпеть и надеяться, что в дальнейшем это недоразумение прояснится. Если, конечно, Завулон опять что-нибудь не придумает столь же гадостное.