До и после

Антон тихо размял затекшую шею, глянул в сторону и сразу удивленно замер: в зал вошла небольшая процессия, из господина, двух охранников и рабыни. Рабыня была молода, красива, хозяин вел ее на тонком кожаном поводке, пристегнутом к ярко-красному ошейнику. Это была Юля, девочка из отдела аналитики. Вид у нее был бледный, отсутствующий, но в отличие от многих ее хотя бы не шатало от голода. Одета Юля была в черный тонкий, обтягивающий, словно капроновый чулок, комбинезон. Глубокое декольте почти не скрывало груди, в районе лобка тоже была дыра, откуда курчавились выкрашенные в ярко-желтый волосы. На голове сложная прическа утыканная желтыми же перьями, огромные серьги канареечного цвета сильно били ее по щекам при каждом движении. Со спины декольте формально нигде не заканчивалось, штанины были уже не штанинами, а высокими чулками. Когда процессия проходила мимо, Юля, вышагивающая на высоченных каблуках, едва не споткнулась, потому как узнала Антона. Она сразу вспыхнула и виновато отвела глаза в сторону, испуганно сжалась. Ее осанка стала какой-то поникшей и будто извиняющейся. Городецкий пожалел, что не успел сделать ободряющего жеста, дать ей понять, что рад видеть. Должно быть, Юля неверно истолковала его резкую реакцию, подумала, что Антон осуждает ее. Когда хозяин уселся и усадил рабыню у своих ног, то прижал коленом ее горло и сунул пятерню ей в декольте, лапая и сжимая грудь. Юля застыла в неудобной позе, равнодушно прикрыла глаза, никак не выражая отношения к происходящему. Антону только и оставалось как успокаивать себя мыслю, что, по крайней мере, Юля жива и не особо голодает. Хотя ее задрожавшие губы в момент встречи их взглядов совсем не способствовали каким-либо успокаивающим мыслям. Городецкий всячески старался не зацикливаться на неприятных мыслях и больше наблюдать, чем думать. Ведь подумать об увиденном он успеет дома, так же как и порасстраиваться по этому поводу. Потому Антон все-таки умудрился заметить в числе прочего, как быстро распространяется мода среди Темных. Прошло лишь несколько часов с их визита в «Империал», а уже то тут, то там хозяева пытались подражать Завулону: милостиво протягивали своим рабам стакан с соком, заставляя тех пить и ставить пустую посуду на пол. Официанты не были в восторге от такого нововведения, им слишком часто приходилось ползать по полу, собирая стаканы. Еще Антона поразило выражение крайнего презрения на лице Завулона, когда его взгляд натыкался на особо жестокое обращение с рабом. В этом взгляде не было жалости к рабам, да Антон этого и не ожидал от Всетемнейшего, но удивляло, что бессмысленное издевательство все-таки не находило понимания в наместнике. То ли Завулон считал бессмысленность напрасной тратой времени, то ли сам подход к рабам его не устраивал. В любом случае, Завулон не одобрял особых извращений, и была надежда, что коггнурат тоже этого не одобряет. Значит, у рабов был шанс выжить. Антона вдруг осенило: если сейчас выпросить у Завулона тарелку с салатом, то возможно завтра господа рискнут кормить своих рабов даже в ресторанах. Если сам наместник так делает, почему бы и остальным хозяевам не перенять такую моду? Антон перевел глаза на Завулона, пытаясь понять, сильно ли тот разозлится, если Антон отвлечет его от интересного разговора с Инквизитором. Городецкий чуть слышно кашлянул и сменил позу. Рука Завулона тут же дернула его за ошейник назад, вынуждая принять предыдущее положение. — Я есть хочу, — чуть слышно сказал Антон. — Потерпишь до дома, — даже не обернувшись, недовольно рыкнул Завулон. Антон печально вздохнул. Ему понадобилось все его актерское мастерство, чтобы не переиграть и изобразить досаду правдоподобно. Завулон эту выходку проигнорировал. Антон уставился на тарелки на столе и у него на самом деле побежали слюнки — столько там было всевозможных вкусностей, для наместника ничего не жалели. Стараясь не смотреть на изнывающего от жажды раба напротив, Антон сделал вид, что тайком принюхивается. Завулон вцепился в ошейник и предупреждающе его натянул, не переставая задавать вопросы Инквизитору. Антон сглотнул, потом еще раз, якобы не в силах совладать с голодом. — Мы это уже проходили, Городецкий, — Завулон все-таки передумал и склонился к самому его уху, — если ты сможешь выпросить, ты получишь. Вопрос в том, как ты станешь это делать. Антон в первое мгновение даже пожалел, что затеял такую сомнительную авантюру, теперь Завулон вдоволь поиздевается над ним. Но отступать было поздно, да и риск того стоил. — Пожалуйста. Я хочу салат, — тихо попросил он. — Или хоть что-нибудь, — поспешно добавил Антон, чувствуя, как рука Завулона напрягается. Но тот не торопился реагировать на просьбу. Видимо, ждал большего. — Потом могу сутки вообще ничего не есть, — предпринял очередную попытку Антон. Завулон сделал вид, что внимательно следит за рассуждениями Инквизитора. — Согласен даже на ту пыточную камеру в подвале. Только без воды, пожалуйста. Вот теперь Завулон глянул на него, но ехидно и не выпуская ошейника из пальцев. Шипы демонстративно завозились под ограничительной гранью. — Ты не просишь, Городецкий, ты выдвигаешь мне условия. Это никуда не годится. Инквизитор тактично замолчал, прислушиваясь. Антон растерянно моргнул, не зная, как быть дальше и стараясь не реагировать на шипы, не выдавать свой страх по поводу возможного наказания. Он не считал свои слова шантажом, но не доказывать же сейчас хозяину, что тот неправ? — Представь, что это последний в твоей жизни ужин. Проси. А вот реплика Завулона точно была жестоким намеком. Наместник вполне мог устроить все так, чтобы отныне Антон был лишен каких-либо ужинов в принципе. Зря все-таки Антон раздразнил Завулона, теперь тот не отстанет, пока не добьется своего. Еще бы понять, чего он добивается. Чтобы ему жалобно руку лизали? — Мне сейчас будет плохо. Мне нужна глюкоза, — Антон постарался, чтобы его тон был нейтрален, без резкостей, но и лишенный просительных ноток, унижаться пока не входило в его планы. И он не врал, действительно навалилась резкая слабость: то ли от долгого сидения в неудобной позе, то ли от ощущения завибрировавшего на горле ошейника. Завулон наиграно удивленно приподнял брови. — И что? — Упавший в голодный обморок раб сразу разрушит легенду продажного и жирующего Городецкого, — сдержанно пояснил Антон. — Я не понял, это все-таки шантаж? Раб обнаглел настолько, что смеет меня шантажировать? Антон решил, что теперь точно терять нечего, если Завулон воспринял его просьбу в штыки, тут хоть ежом вывернись, не поверит. — Я всего лишь пытаюсь предупредить о нежелательном инциденте. Раб переживает за репутацию. — Чью? Мою или свою? — раздражение Завулона вдруг сменилось странным весельем. — Я хочу есть. Всего лишь есть и ничего больше. — Скажи: «Мой господин!» и так и быть получишь несколько бутербродов, — тон Завулона смягчился. Час от часу не легче. Сдались ему эти слова. Антон почувствовал, как эта фраза опять застревает в его горле. Он кашлянул, открыл рот, но произнести ничего не смог. Наплевав на гордость, он умоляюще глянул на Завулона, надеясь избежать его излишней настойчивости. — Значит, ты еще не поумнел или же не достаточно голоден, — холодно и слишком резко сказал Завулон, поняв, что его требование не будет исполнено. Он грубо отдернул руку от ошейника и отвернулся. Антон замер, испугавшись, что сейчас принудительная грань сработает. Он не жалел, что заупрямился, ведь ему надо хотя бы одного принципа держаться до конца: не произнес, значит, не согласен; пока не готов признать, он этих слов из себя не выдавит. Но шипы, как ни странно, не выстрелили, ошейник вообще никак не активировался, словно вместе с хозяином резко потерял интерес к сильно разочаровавшему его рабу. Антон удивленно повел плечами, больше не рискуя посмотреть в сторону Завулона и тем самым спровоцировать болезненное наказание. Скорее всего, Завулон просто решил отложить расправу до возвращения домой, ведь любая жестокость с его стороны, действительно, подпортит легенду об уже выдрессированном и покладистом рабе. Жаль, идея с салатом и модой не выгорела. Очень жаль. От невеселых размышлений Антона отвлек голос Завулона: он подозвал двух своих охранников, и Городецкий решил, что это по его душу, а потому теперь придется несладко. Но оказалось, что охранники двинулись к Темному за столиком напротив и препроводили его к наместнику. Темный маг, судя по всему среднего уровня силы, обеспокоенно вытянулся перед Завулоном, переставая не только жевать, но дышать. — Два дня назад вышло новое распоряжение коггнурата, с которым должны были ознакомить всех рабовладельцев, — голос Завулона был опасно тихим, едким, будто он безуспешно пытался погасить разрывающую его ярость. — Там оговаривались обязательные требования к содержанию рабов. Причинение смерти по неосторожности теперь сурово карается. Причинение смерти, обусловленное ненадлежащим уходом, расценивается, как преднамеренное и вредящее нынешнему государственному устройству. Дознавательство в этих случаях поручается секретному отделу. Маг занервничал, переминаясь с ноги на ногу, но прекословить не рискнул. Он молчал и с удивлением глядел в ту же сторону, что и наместник — на своего раба, привалившегося к ножке стола. Завулон протянул руку к одному из охранников, и тот прямо из Сумрака достал какое-то досье, передал. Завулон неспешно пролистал его, затем зачитал: — Сайгаков Роман Петрович, бывший Светлый маг третьего уровня силы, саратовец, сорок четыре года, Здоровье на момент передачи владельцу — восемьдесят два процента. Сейчас же… — Завулон, сощурившись, проверил ауру раба, — ниже необходимой нормы, намного ниже. Объяснения? — Раб провинился. Он разбил кувшин с водой и потому наказан. Все в рамках устава, — сказал Темный, но в его голосе не чувствовалось уверенности. — Устаревшего устава, неподтвержденного коггнуратом, — поправил его наместник. — Готов исправить. Прямо сейчас! Завулон продолжал молча изучать раба, уже лишившегося чувств. — Еще десять минут назад это имело бы какой-то смысл. Но теперь соответствие уровня наказания будет проверять спецотдел, куда вас сейчас и проводят, — Завулон сделал знак охраннику-оборотню. Тому тут же помогли местные охранники-вышибалы, заламывая руки провинившемуся магу. Он изворачивался, старался смотреть на наместника, что-то пытался объяснить, но его никто не слушал. — Раба у вас скорее всего конфискуют, Имущество пойдет в уплату штрафа и в фонд реабилитации. — Подождите! Нет! — закричал маг, но вышибалы услужливо оглушили его парализующим заклинанием и выволокли наружу. — Катрин, — подозвал вампиршу Завулон, — проследи, чтобы раба доставили в центр реабилитации. Если подохнет, направь в спецотдел соответствующий доклад. Эти идиоты с каждым днем все больше нарываются. Ладно бы если они это просто скрывали, но чтобы вот так, в общественном месте да при Инквизиторах… Я ведь так скоро выговор от коггнура получу. Вампирша среагировала быстро: склонилась над рабом, укусила, что-то впрыскивая ему в кровь, тот даже на короткое время открыл глаза. Потом Катрин направилась следом за вышибалой, взвалившим на плечо раба и последовавшим к выходу.