Трис
Да, это не правильно. Вот совершенно не правильно и не верно. Я знаю, что я себя потом съем за это, но я не могла по-другому поступить. Может быть, я и ошибаюсь. Так, если подумать, то это действительно предательство, и Тобиас будет прав, разозлившись. А может быть, и чего похуже… Может ли он меня застрелить как предателя? Не знаю, если честно… Доверяет ли он мне? Тоже без понятия. До сих пор мы с ним не оказывались в ситуации, когда надо было испытывать друг друга на предмет доверия, пока что мы с ним находились, так сказать, на пике влюбленности. Но вот пар спущен, отношения перешли в иную фазу и что будет дальше… Я лежу на нашей общей кровати и рассматриваю татуировки на спине Тобиаса. Очень хочется повести пальцами вдоль позвоночника, где чернеют символы всех фракций, но я не хочу его будить. Он проснется и сказка закончится. Он узнает, что Эрик сбежал вместе с Эшли, Линн, Сани; узнает, что я им в этом помогала, в том числе, используя слабость Тобиаса ко мне. Если бы он поступил со мной так же, я бы его не простила… Я поверила чужому парню. Пусть даже это парень моей подруги, которой я доверяю. Парню, который имеет репутацию садиста, жестокого убийцы, циника, ублюдка и прочее, прочее. Парню, который совершенно не нравится моему любимому. Он его соперник, его противоположность. И я поверила ему, а не тому, кого люблю. Вот как так? Что я вообще делаю? Я ведь боялась Эрика всю инициацию, у меня просто душа в пятки уходила, когда я его видела. Это он поставил меня с Питером драться и тот меня чуть не убил. Это он выгнал Эдварда из Бесстрашия, а потом вещал на всю фракцию всякие благоглупости. Это он подвесил Кристину над пропастью, это он заставил Тобиаса кидать ножи в меня. Он совсем не тот, кому можно верить. Но я почему-то поверила. Что это? Интуиция? Ради Эрика я рискнула не только собственным личным счастьем, но и, возможно, даже жизнью… А он, вероятнее всего, даже и не узнает об этом никогда. Потребовал, чтобы я к нему Эшли привела, да еще так злобно смотрел, будто ему тут все должны… Что же я наделала? Почему я поверила ему? Что-то было в нем такое, что-то… Настоящее, что ли? Они с Тобиасом чем-то похожи. Оба непримиримые, упрямые, гордые… Только вот Тобиас больше Отреченный, а Эрик больше Эрудит. Не знаю… Как я могла ему поверить? Что же заставило? Он ведь и не уговаривал меня особо, готов был умереть, по большому счету. И Эшли… Она так за него просила… Почему она его так любит? Что она разглядела в нем такого? Может, я не такая уж и дура, что поверила Эрику, Эшли ведь тоже ему поверила. Совсем я запуталась… Пейджер издает резкий противный звук, и одновременно оживает рация. Вот и все. Конец. Все, что мне было отпущено — исчерпано. Теперь только вниз, к подножью, откуда мы начали, если не ниже… Встаю, закутавшись в простыню, иду в ванну. Я должна выйти оттуда полностью готовой. Ко всему. Даже к смерти от рук любимого человека. Упругие струи барабанят по спине, голове, делая невидимыми стекающие по щекам капли. Это удел Бесстрашия, где все быстро заканчивается: бежишь впереди паровоза, дух захватывает, ветер в лицо, ноги гудят, легкие печет. Быстрая еда, быстрые тренировки, быстрые отношения… Моя жизнь ползла как беременная улитка до восемнадцати лет, а стоило перейти в Бесстрашие, кажется, что я прожила еще одну целую жизнь. Мамы с папой больше нет. Калеб со мной, но он вообще стал будто не от мира сего. Может, выправится еще потом, но пока он такой. Что ж так одиноко? Как я могла поверить Эрику? Скажи мне кто-нибудь пару месяцев назад, что ради Эрика я рискну своей любовью, я бы просто не поверила. Но вот это случилось, и мне надо выйти отсюда, потому что Тобиас уже орет во всю мощь своих легких. Он уже знает, уже понял… Вытираюсь досуха, смотрю на свое отражение. Нет, я больше не та девочка из Отречения, тем более, что этой фракции больше нет. Я бесстрашная, я воин, и этот жертвенный образ большеглазой убогой мне больше не подходит. Взгляд падает на ножницы. Да, это то, что надо. Нет больше Беатрис, она умерла вместе с родителями. Теперь есть Трис, и она умрет… за чужого парня? Не хочется в это верить. Что-то заставило меня поверить Эрику, пусть это «что-то» теперь работает. Если Эрик достанет диск, если сможет организовать восстание против Сэма — значит оно того стоило и риск оправдан, потому что Тобиас, похоже, не собирается ничего делать. Наклоняюсь, перекидывая вперед волосы, и обрезаю их как можно короче. Пряди летят на пол, мертвые, как и мое прошлое. Теперь уже ничего не вернешь обратно, дело сделано. Эрик на пути в Эрудицию, Эшли тоже сбежала, она неизвестно где, и я все это устроила. Тобиас не простит мне. Не такое уж у него возникло сильное чувство ко мне за эти недели. Выхожу уже полностью одетая; голове легко без волос, а на сердце тяжело. Ну, Эрик, только окажись ты предателем, помру и буду призраком тебе в кошмарах являться! Тобиас прожигает меня темно-синим взглядом. — Как ты могла, Трис! Как, скажи мне! — Я ему поверила, Тобиас, он выглядел искренним. Я не могла допустить, чтобы ты убил его. Ты стал бы убийцей невинного человека… — Да, что ты вообще понимаешь, Трис! — орет Тобиас так, что мне кажется — сейчас лопнут стекла. — Что ты вообще знаешь об этом человеке? Я знаю его как никто другой! Мы были вместе во время инициации; то, что он творил, не поддается описанию. Он убийца, садюга и предатель, а ты помогла ему сбежать! Ты о чем думала вообще? — Я думала о том, что если он прав и у него есть этот диск, у нас у всех появится шанс… — Да нет никакого диска! Нет, как ты не понимаешь! Он выдумал его на ходу, именно на такую реакцию он и рассчитывал! Трис, Эрик только использует людей, он ими манипулирует! Он хочет вернуть себе лидерство и пойдет на все, чтобы дорваться до власти опять! Он ради этого лидерства по трупам шел, никого не жалел! И ты ему помогла! Я просто поверить не могу, как, как ты могла, Трис! Ты ведь не просто нашу фракцию предала, ты меня предала, нас предала! Ты ему поверила, а мне нет! Как так, Трис? — Возможно, я совершила ошибку, Тобиас, — я стараюсь говорить спокойно, но внутри все сжимает и я чувствую, как у меня дрожат руки. — Я не буду с тобой спорить. Делай, что должен. Мое мнение для тебя ничего не значит, иначе ты прислушался бы ко мне хоть раз. — К чему мне надо было прислушиваться, ты что, пришла ко мне и спросила, стоит тебе отпускать Эрика или нет? Ты, может быть, посоветовалась со мной? Нет, ты пришла и набросилась на меня, как дикая кошка, а я думаю, откуда столько страсти?! А ты, оказывается, его прикрывала! — Диск есть, Тобиас, тебе надо немного умерить свою ненависть и посмотреть на все это отстранено, — пытаюсь я достучаться до него, не отрывая взгляда от перекошенного в ярости лица. — Просто, представь на минуту, что диск есть и он сработает. Мы вернем себе Бесстрашие, вернем Яму, мы опять будем жить, как раньше. Я больше всего хочу этого, Тобиас, потому я и помогала им. Я верю, что Эрик и Эшли достанут этот диск, Эшли верит ему, и я ему верю. — Что же он сделал такого, что ты ему поверила, поведай мне? — Тобиас бегает по комнате, но сейчас останавливается прямо напротив меня, и я чувствую исходящий от него жар. Голос его становится ниже и в нем появляется охриплость, которую я раньше никогда не слышала. — Ты знаешь его пару месяцев, в течении которых он непрерывно издевался над неофитами, в том числе и над Эшли, а она просто дура, каких мало, что терпела все его издевательства и избиения. — Я знаю, что Эрик ублюдочный сукин сын. — Мои глаза давно влажные, но я все еще могу держать себя в руках, не разрывая зрительного контакта с Фором. — Не понимаю только, как дурной характер и неприятные манеры влияют на то, что мы с Эриком оба хотим спасти нашу фракцию, в то время как ты стараешься загнать нас в угол, подставить под удар Эрудиции. — Есть вещи, Трис, которые произносить — уже само по себе предательство, — я замечаю, что Тобиаса всего перекосило, и он отгораживается от меня рукой, будто я само воплощение зла. — Я обвиняю тебя в предательстве фракции, ты заслуживаешь смерти. Тебя будут судить лидеры. Я не понимаю, как ты могла это допустить. Это просто сюрприз какой-то. — Тебе так не терпится казнить кого-нибудь, Тобиас? Не Эрика, так пусть уж хоть кого-нибудь? В комнату заходят двое Бесстрашных. Тобиас кивает им на меня, патрульные обходят и встают справа и слева. На руках защелкиваются наручники. — Ты так ослеплен своей ненавистью и соперничеством, Фор, что не видишь того, что вижу я, — тихо говорю ему в затылок даже не надеясь, что он меня услышит. — И теперь я точно знаю, как ты ко мне относишься, все твои признания, все твои слова — это только слова. Бесстрашные уводят меня; Тобиас в мою сторону так и не смотрит. В конце концов, я так много раз умирала в пейзаже, может, в реальности это не так страшно?* * *
В камере время летит совсем по-другому, совсем не так, как в обычной жизни. То день вдруг незаметно проходит, то тянется и тянется. Я сижу тут уже три дня; наверное, Бесстрашные задержались тут из-за меня, хотели ведь уходить на старую базу еще пару дней назад. Тобиас ко мне не приходит, оно и понятно. Кто я ему? Очередная девка, а теперь вот еще и предатель. Подозреваю, они явно не знают, что со мной делать. Фор появляется на четвертый день и замирает возле камеры. Я бросаю на него короткий взгляд и отворачиваюсь. Лучше бы он не приходил. Невозможно смотреть на него после всего, что между нами было. Не знаю, успела я полюбить его или нет, но вот что мне хорошо было с ним — это совершенно точно. Ну, до того момента, пока он не объявил меня предателем и прочее. — Тебя оправдали. — Он говорит так, будто каждое слово дается ему через боль. — Ты можешь не сидеть тут больше. — Мне не нужно подачек, Тобиас. — Сидя на лавке, я лишь сильнее подтягиваю к себе колени. — Зачем мне жить, если ты мне не веришь? Если все, что между нами было — это просто секс? Я не хочу так, я хочу большего и всегда хотела большего. Я Эрику поверила, потому что верю в Бесстрашие, в людей, в то, что у нас может все получиться. — Я сказал совету, что ты все время была со мной, сказал, что ты ничего не знала, а если и знала, то предатели ввели тебя в заблуждение. — М-м-м, а я-то думаю, откуда такой аттракцион неслыханной щедрости? Ты что же, Тобиас, решил, что если ты меня выгородишь, все будет, как раньше? Что если покажешь, что для тебя закон не писан, я горячей лужицей растекусь? — Трис, ты ерунду говоришь. — Он подходит к камере и открывает замок. — Давай, выходи уже, мы с утра отправляемся. — Никуда я не выйду отсюда, — упрямо вздергиваю подбородок, на самом деле чтобы скрыть набежавшие слезы. Сердце сжимается от тоски при мысли, что я видела в Тобиасе только то, что хотела видеть. — До завтрашнего утра точно. Ты меня заклеймил, потом сам же пожалел, а верить мне так и не начал. — Тебе я верю, Трис. Я не верю Эрику. Я подозреваю, что он, искусно проведя беседу, ввел тебя в заблуждение, и ты веришь ему совершенно искренне, но это никак не отменяет того, что он тебя обманул. У тебя еще будет шанс убедиться в этом. А пока выходи отсюда. — Нет. — Хочешь мне показать, какой ты бываешь упрямой? Я уже успел убедиться в этом, когда я и так и сяк пытался вывести тебя на откровенность во время инициации. Но нет, мне ты не поверила, зато стоило Эрику сказать тебе пару слов, и все — он для тебя герой! Объясни мне, Трис, как такое возможно? — В Бесстрашии я не верила никому, потому что Дивергент, ты не забыл? А Эрику я поверила, потому что он наш шанс на победу. Он хотя бы что-то реальное предлагает. Потому что нельзя сидеть и прятаться по углам всю жизнь. Нас просто колоссально мало, а ты предлагаешь затаиться и ждать, когда нас всех по одному перебьют. Не надо, Тобиас. Если ты считаешь, что нам всем пора помирать, я не хочу так, не хочу сдаваться без борьбы. Эрик урод и ублюдок, но он хотя бы не сдается. — Значит, ты все-таки думаешь, что диск есть? И ты думаешь, что он его достанет? — Да, именно так я и думаю. — И какой ему резон вообще нам его показывать? Он запустит его по общественному каналу, и люди за ним потянутся. Мы ему без надобности. — И что? Даже если и так, ты предлагаешь спрятаться и просидеть в засаде, пока другие Бесстрашные воюют? — Я не это имел в виду. Какой резон у него как-то нас спасать? Он свергнет Сэма, а потом перебьет нас так же, как предположительно перебьет Сэм. Они все одним миром мазаны, эти лидеры. Им сопротивление не нужно, а потому и мы им не нужны. — Тобиас, иногда мне кажется, что когда ты говоришь — ты бредишь. При чем тут «нужно-не нужно?» Если будет война против Сэма, важно только то, на чьей ты стороне. Эрик на нашей стороне, понимаешь? Он пришел нас просить за Эшли, почему, как ты думаешь? Если бы он хотел только власти, зачем ему беспокоиться о какой-то там девчонке. Да пристрелил бы он ее и все, если бы она ему помешала. Но он пришел к тебе и стал просить за нее. Ты сколько угодно можешь ему не верить, и мне не верить тоже, но как бы там ни было, даже такой как Эрик смог влюбиться. Такие вещи невозможно скрыть. — Это еще одно твое заблуждение, Трис. Эшли Эрик точно так же использует, как использовал тебя и всех людей, которые попадаются ему на пути. На пути к власти, к лидерству. Он никого не пожалеет, поверь. Но, как бы там ни было, я люблю тебя, Трис. Я люблю тебя больше жизни. Не дури, выходи, а? — Это все слова, Тобиас. Красивые, очень нужные, но всего лишь слова. Действий за ними я не вижу, к сожалению. Мне некуда больше идти. Я пойду на старую базу, но хочу, чтобы ты понимал, Тобиас. Я пойду туда, как Бесстрашная. Одна. Не с тобой. — Ты бросаешь меня? — Ты сделал это первым, когда подумал, что я могу предать тебя. — Это не правильно, Трис. Ты из-за Эрика готова меня бросить? — Не из-за Эрика, а из-за твоего тупого вопроса. Причем тут Эрик? Если бы на месте Эрика был любой другой лидер, который вызвал бы у меня доверие, я бы поступила точно так же. — Не выйдешь отсюда? — Нет. — Хорошо. — Тобиас проходит в камеру, закрывает дверь на ключ и забрасывает его подальше, прежде чем я успеваю среагировать. — Значит, мы сидим тут вместе. — Тобиас, что ты делаешь? Он медленно подходит ко мне, а я отхожу, пока моя спина не натыкается на стену. Дальше идти некуда, справа и слева мне не протиснуться: слишком узко. Тобиас подходит так близко, что я вижу его слегка заросшую щеку, а память услужливо подсказывает, как она пахнет. Вижу его темный, как омут, горячий взгляд, вижу каждую крапинку в его радужке. Его близость пьянит и манит, так хочется оказаться в его крепких объятиях. Надо бы отвести взгляд — не могу на него смотреть… — Мы можем спорить тут всю ночь. Можем спорить еще и завтра, и послезавтра, и целый месяц после всего этого. А можем пропустить все споры и сделать то, чем все это завершится… — Тобиас берет мое лицо в ладони, наклоняется к моим губам. Становится тяжело стоять, из груди пропадает весь воздух, что там был еще минуту назад. — Ты моя, Трис, а я твой, тебе это понятно? И я буду целовать тебя до тех пор, пока ты этого не поймешь…