И всё что нам осталось — это лишь фальшивая иллюзия того, что должно было быть.
Сани
Музыка: «Feint» Epica
Сегодня я необыкновенно хороша. Как никогда. Нравиться себе очень приятно. Всегда красотка, всегда на пике оптимизма, бл*дь. Сегодня я иду развлекаться, и ничто не испортит мне отличного настроения. Даже то, что придет ОН. Сколько времени прошло с тех пор, как мы расстались? Восемь месяцев, кажется… Да, точно, восемь месяцев. Вот п*здец же, бл*дь, скоро год уже без мужика. Зато гордая, до ох*ения. О, кажется, кто-то ногой в дверь стучит… Пришел. Будет взглядом сверлить. Ну-ну, давай, хоть обсверлись весь. Ты, все равно, мне сегодня настроения не испортишь! — Мама!!! Там кто-то прип*здовал! — верещит на всю комнату сына. Мне становися неудобно, когда он так разговаривает, особенно в Яме. Этим никого не удивишь, конечно, но он все-таки совсем маленький еще. Кевину недавно исполнилось четыре года и он впитывает все как губка, все повторяет. — Не надо так говорить, Кевин, скажи «кто-то пришел», тем более это, скорее всего, папа. — Я тогда спрошу просто «кто там», ладно? — Конечно, сынок, спроси и открой дверь. Мальчишка топает к двери, а я не могу очередной раз унять сердцебиение. Вот как так, давно пора уже успокоиться. Но все-равно каждый раз, когда он приходит, сердце готовится, сука, просто из горла выскочить. — Кто там? — писклявым голосом спрашивает сынишка… Ну сейчас опять… — Это газовщики, пришли проверить оборудование! — Идите на х*й, мы углем топим! — радостно отвечает Кевин шуткой из бородатого анекдота. И не надоело им. Ворон проходит в комнату, подхватывает Кевина на руки. Они так похожи, что кажутся большим и маленьким близнецами. Одинаковые глаза, носы, волосы. Не Кевин, а настоящий вороненок. Бл*дь. Стараюсь побыстрее отвернуться и вообще валить надо уже отсюда. — Я вообще-то пытаюсь ребенка не приучать к сквернословить. — ворчливо говорю я, пялясь на свое отражение в зеркале. От его близости накатывает просто ох*ительное раздражение. Очень хочется разбить чего-нибудь вдребезги, чтобы дзынькнуло и осколки разлетелись бы по всей комнате. — И вашей шутке сто лет в обед. — Как скажешь, дорогая. — Еб*ть, он еще и издевается, охальник. — Надеюсь, ты не будешь задерживаться. Хм, а голос полный ехидства. Ну и хрен с тобой. Без тебя справлюсь. — Не знаю. Ребенок твой до утра. Хочешь — к себе забирай, хочешь — тут ночуй. У меня праздник сегодня, ясно, бл*дь? Так что к ужину не прип*здую, — радую бывшего мужа, копаясь в косметичке. Все что угодно, только бы не смотреть в бледно-голубые глаза. Не смотреть, забыть о том, что он рядом. Черт, пахнет от него сандалом, сигаретами и кожанкой его любимой. Такой знакомый запах, такой близкий… — И кто тут ребенка отучает матом разговаривать? — А в голосе прямо желчь. Смотри не захлебнись, милый! — Ты. Пусть с тебя пример берет, ты же у нас прип*зжено идеальный. — Руки так трясутся, что не могу ровно накрасить губы. Блин, ну чего он пялится на меня? Вон, пошел бы ребенком занялся! — Да, я святой! В отличие от некоторых. — М-да, простота хуже воровства, а раздутое самомнение хуже всего вообще. Тьфу, бл*дь. — Ну да, я плохая, мерзкая шлюха, давай, садись на своего еб*ного конька и начинай читать мне нотации. — Наконец, помада ложится как надо, капелька духов в ложбинку, все, я готова к подвигам! — А я пойду веселиться, сегодня ровно восемь месяцев моей свободы! От тебя в первую очередь! — Что-то ты не выглядишь ох*ительно веселой. Выглядишь, я бы сказал, даже наоборот. — Да уж, твоими еб*ными молитвами, муженек. — Ах, вот как, бл*дь, я еще и выгляжу плохо! Ты сюда к сыну пришел или мне гадости говорить? — и сверлит взглядом. Холодным, гневным. Чего я сейчас-то сделала? — А, поеб*ть, я все равно уже ушла. Выскакиваю за дверь и бегу вниз, в Яму. Все хочу. В бар хочу, татушку новую хочу, напиться хочу и хочу танцевать. Вот сука, знает как меня вывести, а сам улыбается ехидненько. Весь спокойный такой, сама выдержка, бл*дь. И браслет надел, вот сука бл*дкая, я — и то не надела, а он надел, мудак. Мы даже еще не развелись официально, а он уже напялил, конечно, давайте бабы, смотрите какой кадр освободился! Быстро у них это все, у мужиков х*евых. Черт, надо срочно выпить чего-нибудь. Почему-то не могу заставить себя закрыть брачный шрамик. Во-первых мне татушка на нем нравится, ясно? И потом… Я давно, почти сразу же, как мы разбежались, купила тонкую латексную полоску цвета кожи. Браслет безбрачия. Тупое название, дающие понять, что человек свободен от обязательств. Купила, но надеть не смогла. Не знаю почему, не хочу и все. Брать третью порцию или не стоит? Напиться хочется, но не так, чтобы в первый же час, ебтв*юмать. Я знаю, что сама виновата. Но…* * *
После рождения Кевина, а может быть, еще и до его рождения… Наверное, с того самого, ох*енно счастливого момента, когда я поняла, что залетела и обрадовала милого, скорее всего, именно с этого момента, все и началось. Может, все случилось лишком неожиданно, или сошлись мы слишком рано, или вообще не должны были сходиться и сделали ошибку, теперь уже х*й знает. Только после этого Ворон весь как-то ушел в себя. Замкнулся. Мы не говорили о беременности вообще, даже когда живот лез на нос, Ворон делал вид, что ничего не происходит. Игнорировал мое состояние полностью. Ходил, как придурок, с потерянным видом. Видит бл*дский бог, я старалась всеми силами показывать, что меня это ни х*я не задевает. Сколько всего я успела передумать за это время, это не сказать, это п*здец полный. Чуть получше стало, когда родился Кевин. Он с самого начала, с первых минут, так был похож на Ворона, что муженек разомлел. И поначалу все было неплохо. А потом началось опять. Он разговаривал со мной сквозь зубы, будто я навязала ему ребенка, семью, отношения, будто ему самому это все было не надо. Он старался избегать меня, что ли? Все ночные, затяжные рейды были его, он старался влезть в каждое доступное дежурство, только бы не проводить время со мной и с сыном. Конечно, он любил его, да и сейчас от него без ума, но почему-то предпочитает это делать на расстоянии. Сколько раз я пыталась поговорить с ним, объяснить, что не могу так. Где мой веселый и страстный муж? Я же знаю его прекрасно, не смог бы он столько времени обходиться без бабы. А значит, баба есть, где-то на стороне. От переживаний я осунулась, подурнела. Нужно было срочно себя чем-то встряхнуть, вырваться из этого болота… Когда появился Мак, я даже и не думала в этом направлении. В Бесстрашии со временем перестаешь делить людей на мужчин и женщин, особенно, когда идешь на задание. Но и в Яме во время тренировок как такового разделения нет. Потому я и не обратила поначалу внимания на слишком крепкие захваты и слишком откровенные взгляды. Хотя раньше замечала абсолютно все. Я всегда была красотка и нравилась мужикам, что уж тут говорить. Первый поцелуй Мак сорвал у меня, когда стычки с недовольными только начинались. Никто не ждал нападения, это было обычное патрулирование. Мы шли, обследуя улицы, тихонько переговариваясь, все было ровно и спокойно. Первые выстрелы сняли двоих из нашего отряда, стреляли эти поганцы преотлично и кажется даже имели приборы ночного видения. Мы расселись в укрытия и пытались осознать наше положение. Нас осталось шесть из восьми, у нас два автомата, пистолет у каждого, дубинки и ножи. Густо, что полный п*здец. А они палили по нам не переставая, устроили перекрестный огонь, мать их, не высунешься. Мак считал, что надо отступать, а я говорила, что надо выяснить, хоть кто это и что хотят, нам отвечать, почему мы вернулись не полным составом. Я пробралась ближе и ближе к стреляющим, знала, что верный Мак меня прикрывает. Вот, я увидела одного. Это был мужик, по виду… старый-престарый. Я таких и не видела никогда. Я так ох*ела от увиденного, что пропустила момент, когда в нас полетели гранаты. И лежать бы мне хладным трупом в морге, если бы не Мак. Каким-то чудовищным рывком, он прыгнул на меня, убирая с линии огня и закрывая меня собой от оглушительных взрывов. Я подумала сначала, что его контузило, потому он и не встает с меня. А мне под ним уютненько так, бл*дь, с одной стороны стена здания, с другой заграждение, сверху Мак, я вся в защите. Однако, он тяжелый, как бегемот. И, когда я уже вознамерилась с себя его спихнуть, поняла, что нихрена его не контузило, а он с ох*енным удовольствием на мне устроился, держит меня, чтобы я не рыпалась. Поднял голову, улыбнулся. — Мак, отъ*бывайся от меня и даже не думай, ясно тебе? — я уперлась ему в грудь, но это все равно, что толкать тяжеловоз. Куда ж ты так раскачался, красавец? — Сани, — его голос был низкий, слегка подрагивающий. Дышал мне в лицо, прерывисто так, глаза дикие, хорош, сука, до чертиков. — Ты хоть на минуточку представляешь, что ты со мной творишь? Ну и, конечно, он меня поцеловал. Бл*дь, как же это было… Вот просто п*здец, как ох*енно. У меня не было мужика три месяца, при живом муже. Я не хотела ему отвечать, умом — точно не хотела. А вот остальное отказалось мне подчинятся на прочь. И я ответила ему. А потом и обняла еще. А потом почувствовала, как он меня хочет. И крыша моя улетела далеко и надолго. Конечно, через какое-то время, голова у меня включилась, я его с себя сбросила, наподдав как следует и обложив, как только могла, но все. Барьер был пройден. Теперь между нами, вот только молнии не летали. Я хотела его до одури, стоило мне только подумать о нем, как я бросалась на стену. Он хотел меня не меньше. Я ему еще тогда, на вылазке сказала, чтобы не смел приближаться ко мне, даже на метр. Но, как назло, мы все время сталкивались то там, то тут. То нас в пару поставят патрулировать, то мы в спарринге встаем в пару. Технически правильно было бы дать ему, наверное, сбросить пар и жить дальше. Но я не могла так. Я любила Ворона, и даже если у нас было не все хорошо, это не повод бросаться на первого встречного мужика. Я старалась наладить отношения с мужем, ходила за ним хвостиком, а потом поняла, что я его банально раздражаю. И перестала. И конечно, в один прекрасный и счастливый момент, когда нога Мака прижимала меня к рингу, а я вывернувшись повалила его на себя, этот тупень не нашел ничего лучше снова меня поцеловать. Накал страстей к тому моменту достиг такого предела, что я готова была уже на все вообще. И не смогла ему не ответить, хотя знала же прекрасно, нельзя этого делать. Ну и естественно — классика жанра. В какой-то момент, не стало лежащего на мне тела. Ворон стащил его с меня, и завязалась драка. — Ублюдок ты бл*дкий, Мак, ты куда свои лапы тянешь? Ты не знаешь, что девушка замужем? — Когда Ворон злится, это зрелище не для слабонервных. Глаза становятся такие колючие, почти белые, прищуриваются, а лицо принимает хищное выражение, будто он прикидывает, как половчее откусить от вас кусок. — Х*ево она замужем, на поцелуй-то она ответила! — Вот, урод дебильный ты, Мак! И что же, он думает, что после этого я вся его, бл*дь? Дурачок, купился, как и все, на видимую худобу Ворона, тогда как под курткой просто железобетонные мышцы, а легкость дает ему преимущество перед тяжеловесами. Так и оказалось. Ворон неожиданно для тупня долго продержался, и даже пару раз повалял его по полу. Когда прибежали командиры с лидером, оба мужика были уже почти без сознания. Ворон отправился в лазарет, а Мак в наряды вне очереди. А я отправилась на х*й. Так мне и сказал мой муженек, чтобы я вот туда и шла. Вот так просто. Ворон сидел в лазарете, на кушетке, сверкал на меня презрительным и злобным взглядом. А у меня внутри все переворачивалось — от чувства своей вины, от обиды, что все так происходит… — Да что ты говоришь, милый! — все стоп-сигналы ушли в расход. Мне больше нечего было терять. — А ты сам не туда ли отбыл не так давно? Ты вообще можешь вспомнить, когда у нас секс был последний раз? А у тебя, а? Что-то мне подсказывает, что у тебя он случается чаще, чем у меня, нет? — Какие ко мне претензии, я видел, что у тебя последний секс был только что! — Видел ты! Ох*енно! А больше ничего ты не видел, бл*дь? — от возмущения голос вибрировал и не получалось взять себя в руки. — Не я за тобой заеб*лась ходить, чтобы хоть слово из тебя вытянуть? Не ты игнорил меня с момента, как узнал, что у нас будет ребенок? Я замудохалась думать, что же происходит и как же все наладить… — Ну да, и не нашла ничего лучше, как залезть другому мужику в штаны! — А ты что хотел, если не притрагиваешься к жене месяцами? — Он поморщился, отвернулся, а у меня от обиды прям злоба накатывала, ну как так… — Что я буду сидеть у окошка и ковырять мандошку? Сам-то где нужду справлял все это время? Сам, небось, бабу завел! — все обиды и подозрения вдруг обнажились и стали очевидными. — Я если и завел, ты разве стала посмешищем всей фракции? Я разве с ней на глазах у всех обжимаюсь? От такого вот признания и удивления я даже забыла про собственное чувство вины. Так, значит, баба все-таки. Вот же п*здобл*дство! — Та-а-ак… Вот это п*здец, как ох*ительно! За*бись подробности! Ну и кто она? — Тебя это не касается! И вообще нет никакой бабы… — О, бл*дь, меня же и не касается! Ты не забыл, милый, меня-то как раз напрямую и касается это все! — Да, Ворон, п*здато ты сейчас пытаешься откатить, значит, все-таки баба. — Стало так горько, что даже пропало желание ругаться. Вообще все пропало. — А я думаю, чего это он, а оно вон оказывается как… Ах ты, ж бл*дь. Даже не смешно. — Срочно захотелось либо п*здануть его по башке, либо разбить чего-нибудь, только обязательно что-нибудь такое, с наполнением, чтобы не только осколки рассыпались, но и лужа мокрая растеклась! — Стоило столько времени мучить-то нас обоих, Ворон? Отчего сразу было не сказать? — Да нет никакой бабы! Приеб*лась к словам! Сама легла под мужика, теперь пытаешься на меня все свалить. — Не держи меня за дуру, идиот х*ев! — Оглянувшись вокруг, я приметила склянку и прозрачной жидкостью. «Ну, надеюсь это не яд», — подумала. БЛЯМЗС! Склянка, брошенная на кафель разлетелась на всю палату, забрызгав мне ноги. — Или ты думаешь я не понимаю ничего? Если тебе не нужен ребенок был, что ж ты сразу не сказал? Нахрена вообще женился-то на мне? Права свои заявить, так вот х*й ты угадал, милый! — Сани, ты когда п*здишь чего-то, ты хоть головой думай, а не жопой! — Ворон вскочил с кушетки и начал бегать по луже, давя берцами осколки склянки. — С х*я ли мне ребенок не нужен?! Разве в этом дело? Ты себя видела, вообще? Ты в кого превратилась? Была баба, а стала… клуша какая-то! Так не скажи, сюда не подойди… Чуть что — сразу драться! Сколько это можно было терпеть? — Ах, тебе тяжко было терпеть, вот ты, выбл*док осенней мухи! — БЛЯМЗС! Вторая склянка полетела на пол. — А х*ли ты молчал-то все это время? Не честнее было сразу сказать, что женился для перепихона, а семья на х*й не нужна… — Зато очень честно находить себе мужика прямо у меня под носом, что ревности захотела? — Он пихнул меня в плечо. — А вот хрен ты угадала, можешь п*здовать куда хочешь, мне насрать на тебя! Вот, только ребенка я у тебя заберу! — Бл*дь, ты сейчас меня напугать пытаешься, что ли, я не пойму? Куда ты его заберешь? В детскую его сплавишь и пойдешь дальше развлекаться со своей бабой! Кто она все-таки, ты так и не сказал мне? Кто-то из неофиток? Ученица? Снайперша?.. Ворон так изменился в лице, если до этого он был на коне, то сейчас как-то вдруг он сник. О, божечки ты мой! Эта чахлая снайперша, посмотреть там не на что! — Сани, рот закрой уже, заеб*ла до печенок! — Ясно! Снайперша! Надо было раньше догадаться! Когда ты так усиленно ее проталкивал, так усердно занимался с ней, надо было сразу догадаться… Жена нам не красивая, понимаешь, бл*дь, стала, живот у нее большой, трахать не удобно, мы лучше юную шлюшку найдем себе! — Не смей, слышишь! Не смей так говорить! — А то что? Бросишь меня? Да пошел ты в манду кобылью, на хрен мне муж, который по бабам бегает в самый сложный момент! Ты вообще понимаешь, что со мной происходило? Мне плохо, у меня ни настроения, ни жизни, ни сесть, ни встать, ни лечь, ни вздохнуть, ни пернуть. А тут муж приходит — жена не такая, не улыбается, не скачет вокруг него, пойду-ка я кого-нибудь еще трахну, без живота и за*бонов! — Да ты сама под мужика легла, не забыла, бл*дь? Да еще никого не стесняясь, среди бела дня, в Яме, на глазах у всех! — То есть, если бы я втихаря все это делала бы, то и нормально все? Главное, чтобы костюмчик сидел? Знаешь, единственное, о чем я жалею, так это о том, что я не осчастливила Мака, потому что думала, что у нас семья с тобой, Виктор! Ходила, как дура, на стену лезла и все ждала, когда же муженек очнется, когда же наладится все! А муженек очнулся, только когда на его собственность права заявили… — Да, а ты как хотела? Ты моя жена, ты обещала верность мне хранить! А тут какой-то качок по ней елозит на ринге! Причем так елозит, что если я не пришел, так и трахнул бы тебя там! — Вот и сидел бы со своей снайпершей, и не мешал бы людскому счастью! Нах*я ты приперся и все испортил? — Так ты что это… Сама этого хотела? — Нет, бл*дь, а то бы я с насильником не справилась бы… Первый мужик, который прикоснулся ко мне за три месяца, да у меня крышу снесло так, что я отдалась бы ему прямо там! … — Ну ты и шлюха, Сани, просто махровая, бл*дь! Вот уж не думал, что женился на такой шалаве, готовой под любого мужика, что прикоснется к ней, броситься… Все, Сани, иди уже отсюда в то место, с которого недавно слезла. Не хочу я с тобой больше разговаривать. И вещи мои собери, я уезжаю в общагу… — Да катись куда хочешь, придурок х*ев! Сам соберешь свои вещи, я тебе не обслуга. Отвернулся, не посмотрел на меня больше ни разу. Вот идиот… Блин, лишнего, кажется, наговорила… Меня так трясло, ничего не соображала, чего я вообще трындела-то? Выскочила из лазарета, наткнулась на Мака, заехала ему по роже от души так, что он упал даже! — Я говорила тебе не подходи ко мне? Я просила не трогать меня? Вот и не обижайся… Не помню, что я вообще делала, я вроде била его каким-то дрыном, ногами, еще чем-то… — Сани, подожди, перестань… Блин, Сани, да послушай! Переезжай ко мне! Я все понимаю, но я готов жить с тобой, ты мне ох*енно нравишься! — Хавальник закрой свой, урод п*здобл*дский! Ты понимаешь, что ты наделал? У нас с Вороном ребенок вообще-то! У нас семья была… — Ты же сама кинулась на меня! Какая семья, где баба на мужика другого кидается, как кошка мартовская? Не семья это ни хрена! А я тебе отношения предлагаю… — Да пошел ты на сто х*ев, идиот! Я Ворона люблю, ясно? У нас сложные времена были, а ты влез и все испортил, мудо*бский урод! Мак подошел ко мне, а я уже ничего не видела и не чувствовала. Мне больше всего на свете хотелось сейчас в пропасть прыгнуть, только светлые глазки Кевина не давали мне этого сделать. Мак приобнял опасливо, а я уже выдохлась окончательно, ничего не понимала и не слышала… Он гладил меня по голове, а я только судорожно всхлипывала и, кажется, уделала соплями всю его куртку. — Ну, девочка, прости меня! Ты сама понимаешь какая ты соблазнительная, офигенная? Никто не устоял бы, прости… Я не думал, что так все, не хотел я такого, ты правда очень понравилась мне… — Просто идиллия! Рад, что у тебя все складывается так п*здато, дорогая! — Ворон вышел из лазарета и увидел, как мы стоим в коридоре, Мак меня гладит, а я уткнулась в его плечо. — Ворон, если тебе жена не нужна, так отпусти ее! — сказал ему Иак. — Зачем девчонку мучаешь? — А ты, стало быть, подобрать хочешь? — Голос ядовитый, презрительный… Неужели я такое заслужила? После всего, что мы пережили? — Да, забирай эту шлюшку, кому он нужна-то сейчас, разведенка… Все, это было самой распоследней каплей. Все, что я знала, все, что умела, я вложила в эту драку. Никогда мы с Вороном не дрались так отчаянно, даже во время инициации, даже, когда были зачетные спарринги на прохождение в патруль и разведку. Я, кажется, что-то сломала ему, он мне наставил синяков. У меня только темнота перед глазами, я почти ничего не помню из той драки. Меня оттаскивали, я кусалась, брыкалась и снова кидалась на него, в какой-то момент меня просто скрутили и вкололи транквилизатор. Все, темнота.* * *
И вот сижу я тут, в баре Бесстрашия, спустя восемь месяцев после всего этого, и прикидываю — взять мне третий коктейль или нет. — Сани, ты чего такая потерянная сидишь, — орут мне девчонки из патруля, — давай к нам! А я что, меня уговаривать не надо, на танцполе мне всегда весело. Сколько мы с девками куражились, не помню. Помню, что громко орали, подпевали и дико прыгали. Что-то они добавляют, по ходу, в эти коктейли, чего бы меня так нахлобучило с парочки-то? Уже возвращаясь за свой столик, я замечаю ЕГО… Вот чего приперся, чего ему с ребенком не сидится? Отвел, небось, ночевать в детскую, а сам сюда, веселиться и раздражать меня. Не дай бог, будет обжимать бл*дь какую-нибудь… Глазенки повыцарапываю обоим, на х*й. Стараясь держаться как можно ровнее, направляюсь на свое место, помыслив не обращать на него внимания и вообще игнорить. Но этот придурок х*ев, подходит и садится напротив. — Чего тебе, Ворон? Ты вроде к ребенку хотел прийти, чего ты не с ним? — Да он спит, я и подумал, неплохо было бы развеяться… — сидит такой, развалившись на стуле; в одной руке сигарета, в другой стакан, потягивает чего-то. Прямо само спокойствие. А я тут сердце выскочившее не могу унять. — Не хотелось бы говорить тебе гадостей, но ты так сияешь, что удержаться просто невозможно. Говорят, у меня отвратительный вкус, но ты мне нравишься сегодня. — Ворон, а почему бы тебе не заткнуть свой еб*ный рот? Если бы у тебя х*й был бы такой же длинный как язык, цены бы тебе не было! — Почему ты такая агрессивная сегодня? Или для тебя это теперь рутинная повседневность? Расслабься, Сани, мы так давно никуда не выбирались, — по дернувшейся вдруг щеке, я понимаю, что он тоже нервничает не меньше, просто в руках держит себя лучше, чем я. — Давай, давай, продолжай п*здеть, может быть тебе удастся что-нибудь умное п*здануть, ну хоть когда-нибудь, бл*дь! Я вытаскиваю сигарету, игнорируя протянутую им зажигалку, прикуриваю от своей. Он поджимает губы и убирает огниво в карман. — Заеб*ла твоя грубость! Ты не можешь побыть нормальной бабой хоть минуту? У тебя ребенок все-таки, пора бы уже голову иметь… — Я отдохнуть вообще-то пришла, расслабиться, а не отношения выяснять и выслушивать нормальная я или нет. Ты мне весь еб*ный отдых портишь. Вот не засчитаю этот вечер, будешь еще раз с мальчишкой сидеть. Поворачиваюсь вполоборота на стуле, кладу ногу на ногу. Короткая юбка задирается, обнажая бедро, и я с удовольствием вижу, что муженек с трудом сглатывает. — Я поговорить с тобой хотел, но вижу, что у тебя сегодня не получается собирать слова в предложения. — О-о-о, наш принц сподобился на разговор. — Тремя пальцами беру бокал, лишь бы только что-нибудь взять в руки. Бл*дь, ну почему он такой классный? От одного его вида кружится голова. — Не прошло и года… Хотя… Точно, не прошло, восемь месяцев всего. Ну и что еб*ный принц нам скажет? — Сани, давай правда поговорим спокойно, без подъ*бонов. — Ну, говори, я вся внимание. — Мелькание света, долбящая музыка, пожалуй да, идеальное место для выяснения отношений… Но, во всяком случае, здесь никто ни на кого не обращает внимания. Ворон пристально на меня смотрит, прожигая взглядом, только он так умеет, как будто сканирует. Мне ужасно жарко под этим взглядом, хочется взять и скинуть с себя всю одежду. Я оттопыриваю ворот блузки и дую туда немножко. Кажется, Ворон читает мои мысли, потому что дышит тяжелее. — Слушай, у нас ребенок… — хрипло начинает он. — Нельзя так, жить на два дома. Кевин скучает, мне тоскливо в общаге, да и вообще… глупо как-то все… — Глупо тебе… Жаль, ничем не могу тебе помочь. Хотя погоди… могу за выпивку твою заплатить. — Хлопаю ресницами. Помню, что его это бесило когда-то. — Сани, я же по-хорошему говорю, давай сойдемся… — Помнится, Ворон, это ты меня послал, шлюхой назвал, не помнишь? Это при том, что сам себе бабу завел, еб*л ее как минимум три года, а мне во-о-от такую ох*енную предъяву выписал за пару поцелуев… — Для меня баба не значит ничего, просто приключение… А ты обнимала его! На моих глазах! Стонала от его поцелуев! Я все видел и слышал! — Вопрос в том, почему я не стонала ОТ ТВОИХ ПОЦЕЛУЕВ? Ну! И что мне было делать? МОЙ МУЖ ЕБ*Т СВОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ, а я должна в монастырь уп*здовать? И не было ничего у нас с Маком, я послала его, хоть он и звал меня к себе. А ты на разговор сподобился только через восемь месяцев. Да кто ты такой вообще, если думаешь, что можешь так со мной поступать? — Да ты понимаешь, какой ты стала тогда? Я бояться тебя начал, у меня х*й не стоял! Ах ты, урод, я же еще и виновата! Блямс, бокал на полу, осколки разлетаются. Ух, люблю я это дело, главное начать! — И ты решил его на чужой бабе протестировать, так? Что же такого было, что тебя так пришибло? — В тебе появилось что-то новое, необычное, я не знал, как к этому относиться. Ты стала похожа на… обычную бабу, а я привык, что ты как вулкан, как огонь… Но, Сани… — вырываю стакан у него из рук и со всей силы кидаю на пол. На этот раз, осколки разлетаются так, что, кажется, даже ранят кого-то. Кто-то что-то орет, да только мне насрать сейчас на все! — Вот это охуенно… Обычная баба его не устраивает! А какую тебе надо было? С колокольчиками? — Сани… Я понял потом — херня это все еб*ная! Ты самая лучшая, любая. И когда ты стала настоящей женщиной, я понял не то, что ты какая-то не такая, а что я тебя не достоин, понимаешь? Ты слишком хороша для меня, ты была огонь, а став матерью, ты стала всеми стихиями одновременно и меня это напугало. — И ты решил жену, напоминающую тебе все стихии, сменить на более простую версию… — Бл*дь, Сани, я ведь серьезно! Почему ты всегда переводишь на какую-то ерунду? Не делай из меня идиота! — Никто из тебя идиота не делает, это полностью твоя инициатива. Вместо того, чтобы еб*ть столь ох*енную, как ты говоришь жену, ты сделал все, чтобы жена на стену полезла от недотраха. А потом еще и бросил ее насовсем, изменив ей с чахлой снайпершей… Кстати, где она, что-то я ее не вижу? — Нет никакой снайперши, Сани. Там все. — Ну раз все, то вот тебе палочка от мороженного, представь, что это лошадка и скачи отсюда. А я танцевать пойду. — А ну стой, — хватает меня за руку, — мы не договорили. — Ты еще не все сказал? Так вот, что я тебе скажу милый. После всего, что ты мне устроил, пошел ты, твое мнение и твое мировоззрение в пизду. Ясно? — Зачем ты так, я ведь сам к тебе первый подошел, думаешь легко мне было? Легко мне было видеть, как моя жена целуется с молодым качком на ринге, лежа под ним? И видимо, не в первый раз, уж больно уверенно он действовал… Чего притихла? Сказать нечего? — В тебе есть одна прикольная черта, Ворон, это она делит твою задницу пополам. Если тебе что-то во мне не нравится, можешь вешать барабан на шею и возглавлять колону идущих на х*й. Я себе цену знаю и до твоего уровня опускаться не буду! — Цену знаешь? Неужто, сутенера нашла… Чего-чего, а драться я умею лучше, чем любая другая девка. Несколько движений и из носа муженька капает кровь, а у меня болят костяшки. Блин, все-таки нашел способ испортить мне вечер, гамадрил. Смотрю на него, валяющегося на полу. То ли алкоголь туманит разум настолько, то ли я просто устала переживать, но сейчас ничего кроме раздражения не чувствую. Ну и ладно, хоть душу отвела. — Да, Ворон, понять тебя несложно. Все вокруг у тебя гандоны, один ты воздушный шарик! Кому, как не тебе знать, что я никогда тебе не изменяла. А сам ты на другую бабу залез и объясняешь это тем, что я слишком хороша для тебя! Ну вот и давай теперь рога вперёд, и на лужайку! А меня оставь в покое, ясно? — Вот х*й ты угадала, ты моя жена, я с тобой не развелся еще! — Да, а что ж браслетик-то нацепил-то уже? Так не терпелось всем бабам вокруг показать, что ты свободен? — Дура, это не браслет, глаза открой! Это повязка, я новое тату сделал. Ворон сдирает телесного цвета повязку, под которой обнаруживается чуть припухшая, явно не так давно сделанная татушка вязью, вокруг нашего брачного шрамика, надпись «love you forever»… Бл*дь, ну что он делает, а? Ну зачем он так со мной? Глаза против воли начинают наполнятся слезами, я разворачиваюсь и бегу на выход, не хватало еще показать, как мне больно и плохо. Останавливаюсь я только у фонтанчика. Тут, как и раньше, голубоватые лампы. Везде яркие, беловатые или желтые, а тут голубые, лидер не стал это менять. Уж не знаю почему, может, у него это с чем-нибудь интимным связано? Прохладная вода немного успокаивает полыхающий в груди пожар. Остужает пылающие щеки. Хорошо, что тут не яркий свет, так хочется постоять в тишине, в приглушенном свете. — Я знаю, что ты любишь это место. Мы часто… — … сюда приходили, когда встречались, помню. Зачем пошел за мной? Тебе мало, что ты мне вечер испортил? — Я хочу тебя вернуть, Сани. И я все для этого сделаю. Я люблю тебя, всегда любил и никакие другие бабы никогда не были нужны мне. Говоря все это, он подкрадывается по шажочку ко мне. На скуле синяк, у носа видна кровь… Я вижу это, но на меня нападает непонятное оцепенение, как-будто все тело, разом, парализовывает. — Я знаю, солнышко, ты тоже скучаешь. Ну же, иди ко мне… Он уже совсем близко… Я не собираюсь его так просто прощать, но… Он прав в одном, я страшно, дико, невообразимо скучаю. Сейчас я готова все отдать, чтобы он до меня дотронулся, самой прижать его посильнее, до хруста, раствориться в нем… Светлые глаза смотрят пристально, заполняют постепенно все пространство вокруг. Я уже не могу дышать, ах, если бы можно было бы… А почему нет, собственно? Кто мне помешает, кроме моих собственных тараканов? Ведь я люблю его, всегда любила… С первой минуты… Но я все еще медлю. Не так просто торговаться со своими принципами. Все тело горит в предвкушении близости, а разум теребит и противиться. Ворон дотрагивается до щеки, мягко, чуть неуверенно, будто я детонатор и в любую минуту готова взорвать все вокруг. Че-е-ерт, если уж дожимать его, надо было сматываться отсюда поскорее, еще секунда, и он поймет, что со мной происходит, как на меня все это действует! Ну же, чуть больше решительности, милый… Ворон, будто, читает мои мысли. Секунда, и я уже вжимаюсь в поджарое, сильное тело, а его губы накрывают мои. Господи, да что же это такое, да я сейчас от поцелуя кончу, никогда не было такого. Точно добавляют чего-то в выпивку… Стон из груди вырывается такой, что я сама не ожидала. Голова становится легким воздушным шариком, все существование опускается пониже пояса… Ну же, Ворон, возьми меня, как тогда, на первом свидании… Муж ставит меня на ноги, рвет юбку с оглушающим треском, шаловливые трусишки отправляются туда же. Поднимает на меня глаза: а-а-а, бли-и-ин, стоило восемь месяцев ждать, чтобы увидеть такое. Прижимая к стене коридора, устраивает меня у себя на бедрах… Толчок — глубокий, сладкий… Я чувствую его в себе, он такой, как надо, заполняет меня полностью, Господи… Входит в меня, как можно глубже… Че-е-ерт, еб*нуться, это невообразимо. Движения бешеные, становятся абсолютно неконтролируемыми, стоны переходят в оглушающие крики. Все, кто знал, что у Гилморов размолвка, теперь знают, что они еб*тся. Наконец-то. На этот раз, мы кончаем практически одновременно. У меня из глаз текут слезы. Боже, как же мне классно, просто ох*енно. Одновременно с этим, разбирает смех. — Солнышко, хорошо тебе? — выдувает мне в висок теплым Ворон. — Я люблю тебя, Сани… — Ворон, ты просто поросенок… Зачем надо было так долго меня мучить?.. — кладу голову мужу на плечо. Любимый, что же мы делаем, а? — Прости, прости меня, малыш, прости, я только тебя люблю, вернись ко мне, прошу… Обещаю, все будет по-другому. — Ворон, слишком рано об этом говорить. Давай попробуем все собрать, но будем делать это постепенно… Я совершенно голая снизу и в блузке, чуть прикрывающей задницу сверху. Вся остальная одежда разорвана, вот как до комнаты дойти? Ворон набрасывает на меня свою куртку, но это не особо спасает положение. Тогда он подхватывает меня на руки, несет в нашу комнату. Перед дверью ставит меня на ноги. — Заходим тихо, чтобы не разбудить… — Кого не разбудить, Ворон? У нас кто-то ночует? — Сани, у тебя мозги отшибло? Наш сын там спит, его не разбудить! — Ворон, ты чего сказал-то сейчас? Ты что… ОДНОГО ЕГО ОСТАВИЛ? СПАТЬ? — Ну да, — беспечно пожимает плечами этот недоумок. — Он заснул, я закрыл дверь и пошел к тебе. — Ворон, у нас дверь захлопывается… Блядь… Врываюсь в комнату, готовясь к самому худшему. Ну точно, нет его нигде… — Кевин, сыночек, где ты, солнышко? Ворон, ты совсем ох*ел, как ты мог оставить его одного, он же темноты боится! Ему всего четыре года, он совсем маленький еще! Скорее всего, проснулся и пошел меня искать, бл*дь, зуб даю. Господи, где он может быть? Почему ты его в детскую не отвел? — Но он спал! Зачем мне его будить, я думал, дверь будет закрыта… — Ладно, убью я тебя потом, сейчас главное ребенка найти! Влезаю в первую попавшуюся одежку, выскакиваю, в полнейшей панике, начинаю метаться по коридору. Ворон хватает меня за плечи, слегка встряхивает. — Сани, успокойся, паникой делу не поможешь. Есть у него любимые места, куда он пойдет в первую очередь? — Да, куда угодно он может пойти, к Эвансам, к Итонам, к Тревисам… В Яму, к пропасти… Боже, к пропасти, нет… Бегу к пропасти, боже, пожалуйста, пусть это будет не она, только не пропасть… Она огорожена, но он перелезет куда угодно, что угодно может случиться… У пропасти никого нет, и ничего не указывает на то, что тут мог быть ребенок. — Сани, подожди, если мы будем метаться, мы никогда его не найдем. Надо на помощь звать, так быстрее будет. — Ворон, его тут нет, нет, нет, где он может быть? — у меня паника, паника, я не могу дышать! — Может, вы перед сном говорили о чем-нибудь, может, ты ему обещал что-то, что вы куда-нибудь пойдете, будете что-то делать, — трясу Ворона, пытаясь вытрясти у него хоть что-нибудь. Но он сам в стопоре, только головой мотает. — Ты иди, зови лидера, я обегу остальных, может, его нашел кто-нибудь. Пока я бегаю собирая недоуменные взгляды, паника моя только набирает обороты. Ребенка нет нигде. На уши поднимаем всех, кто есть во фракции. Кевин как сквозь землю провалился… Слезы меня душат, я больше не могу думать, его нет, он пропал… Мужики лезут на дно пропасти, матерясь сквозь зубы, а у меня спина холодеет от мысли, что они могут там найти. Я уже не сдерживаю истерику, Линн и Кроша держат меня с двух сторон, а я мыслю, что если они оттуда достанут… Я сама, туда же, за ним… Но мужчины вылезают ни с чем, малыша на дне нет. — Ворон, — обращается к моему мужу Кроша, она выглядит спокойнее нас всех, но я точно знаю, чего ей это стоит. — Подумай и скажи, самое последнее, о чем вы говорили с ним перед сном? Ты ему сказку рассказывал? Может, ты ему обещал на машине покатать или сводить куда-нибудь? Может, ты обещал ему поиграть во что-то? Муж стоит бледный, старается держать себя в руках, но я вижу, как дрожат у него пальцы, как покраснели глаза… Бедный, ему не все равно, он тоже переживает, черт, ну почему надо, чтобы беда случилась, чтобы понять, что тебе твой ребенок дорог… — Он все переживал, что меня долго нет, что мы мало видимся, — все в курсе, что мы разбежались, потому и не удивляет никого такая информация. — Я обещал, что буду приходить почаще. Потом он начал расспрашивать меня о работе патрульного, как мы работаем, какое оружие используем, и как происходит разведка. Ну, я ему нарисовал план местности, рассказал, как можно определить по следам, какая машина проехала, кто прошел. Тогда он спросил меня, а как определить, если на поезде приезжали, я сказал, что никак, поезд ездит по рельсам, и если кто-то приехал и спрыгнул, то… — Поезд! — вскрикивает Кроша. — Тобиас, когда следующий поезд? Предыдущий был раньше, еще вечером, сейчас ночь уже, скоро должен быть? — Итон смотрит на часы. — Из депо выходит через двадцать восемь минут. — Когда ты его оставил, Ворон? Сколько времени прошло? — Часа два, не больше. Все переглядываются в секундном молчании. Можем успеть. Подготовка и жизнь Бесстрашных дают вам одну незаменимую вещь — отличную спортивную форму. Мы все, как заправские бегуны выскакиваем из штаб-квартиры, оставив Эвансов на случай, если ребенок вдруг объявится во фракции. Я совершенно теряю счет времени, я просто бегу, не чувствуя усталости, как робот, только стараясь, чтобы дыхание не сбилось. Сзади уже гудок, а мы все еще не видим никого, может быть мы опоздали, может, он в другое место пошел, но я уже не могу остановиться. Если он тут, мы должны все проверить, даже если потребуется пробежать весь железнодорожный путь. Впереди мост, бежать рядом с полотном будет нельзя. И тут я вижу, как к мосту приближается маленькая фигурка… — Воро-а-а-ан! Он там! Он идет к мосту, а сзади едет поезд! — Вижу, я догоню, я успею! Но я прикидываю и понимаю, он не успевает, слишком близко поезд, слишком далеко муж от мальчика. — Кеэ-э-э-эви-и-ин! Сыно-о-ок! — ору, что есть мочи. — Не ходи на мост! Уходи с рельс! Малыш останавливается, оборачивается. Впотьмах я не вижу, говорит он что-то или нет, да и все равно. Но он стоит на полотне, не сходит с него. — Ворон! — Вижу! Муж бежит к сыну, поезд приближается с неумолимой скоростью. Он тут не притормаживает, мост ведь, несется на все деньги. Вот уже состав проносится мимо меня, несется прямо на мальчика, а мы бежим уже очень давно, очень. Вдруг Ворон делает необычайный по скорости рывок, я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так бегал. Но он все равно не успевает. — Кевин, уходи, поезд, опасно! — Но мальчик стоит и смотрит, как на него несется поезд. И ничего нельзя сделать. От безысходности я спотыкаюсь, падаю, обдирая все коленки. Поезд заезжает на мост. Мы не успели. Я сижу на земле и не могу понять, почему она притягивает меня. Почему я не могу оторвать голову от земли? И почему я ничего не вижу? Перед глазами прыгает какая-то мутная пленка, а в голове раз за разом прокручивается картина — маленький мальчик в прожекторе несущегося на него поезда и приближающаяся к нему фигура Ворона. И они вместе исчезают за составом. Я не хочу туда идти. Я не могу посмотреть что там, мне страшно, мне так страшно, что я наверное сейчас просто умру. — Сани! — Вайро поднимает меня с земли и ставит на ноги, но они меня не держат, и я падаю. — Да, стой ты на ногах! Все нормально с Кевином и Вороном, вон сидят на земле! Да, стой ты уже! — Да, не будет она стоять, Вайро, ты не видишь, у нее шок! Линн подставляет мне плечо, и тогда я могу кое-как принять вертикальное положение. Чтобы опереться на плечо Вайро, ему придется встать на колени. Представив Вайро на коленях, меня почему-то разбирает просто дикий, неконтролируемый смех. — У-у-у, бл*, у нее истерика… Тише, Сани, все хорошо, все в порядке с твоими мужиками! Смотри, вон сидят, Кевин обнимает Ворона за шею, видишь? Живые оба! — Линн пытается привести меня в чувство, а у меня все слова как-будто сквозь вату проходят. И ноги заплетаются. — Ворон, твою мать, у тебя сейчас жена тапки отбросит! Бери ребенка, неси сюда, покажи, что с ним все нормально! — так оглушающе орет Вайро, что у меня уши закладывает. Ворон поднимается, Кевин висит на нем в режиме «обезьянка лезет на дерево». Линн ссаживает меня с себя на землю, оставив попытки привести меня в другое положение, муж подносит мальчика ко мне. Кевин радуется мне, тянет ручки, а у меня текут слезы и разбирает смех. Я утыкаюсь в ароматную, любимую, маленькую макушку, целую круглые, грязные, все в дорожной пыли щечки, глазки, глажу его по спинке, мой ребенок, живой, не ранен… Господи, спасибо тебе! Боже, мой малыш… — Мамочка, папа хороший! — выдает мне мой сын. — Папочка меня схватил и не дал поезду меня съесть. Поезд плохой, а папа хороший! — Поднимаю глаза на Ворона, но вижу его только в профиль, потому что у него подозрительно влажные глаза и он отворачивается. — Не прогоняй его больше, мамочка! Пусть папа с нами живет. — Устами младенца, — чуть слышно бормочет Вайро, привлекая к себе Линн и целуя ее в макушку. — Кевин, сыночек, ну, конечно, папа хороший! И конечно, он будет с нами, куда же ему еще деваться. Я не буду больше его прогонять, но и ты обещай мне, что ты не уйдешь больше один! Мальчик кивает, смотрит на меня лучистыми глазами. Мы сами ведем себя как дети, вот только почему-то страдает из-за больше всех именно наш сын. — Так, Кевин, иди ко мне, хочешь, я тебя на плечах понесу? — Вайро протягивает к мальчику руки. Кевин с визгом забирается ему на плечи: кто ж откажется прокатиться на высоте почти два метра? — Ворон, бери жену и неси во фракцию! Тебя вообще всему учить надо или с некоторыми вещами ты и сам справишься? Ворон бормочет что-то о слишком много на себя берущих командирах, подхватывает меня на руки. Я обнимаю его за шею, мне так хорошо и спокойно, только потряхивает немного от пережитого. Слышу, как часто-часто бьется у мужа сердце. От прилива чувств чмокаю его в щеку. — Это правда или ты просто так сказала? — О чем? — Что не будешь меня прогонять? — Не буду! Куда ж я от тебя денусь-то? Только больше никаких баб, ясно? Ты еб*шь только меня! — Хорошо, но у меня тоже есть условие. — Чего, бл*дь? Ты мне еще и условия будешь ставить? — Буду. Я хочу еще ребенка. Я упустил Кевина, пропустил все, что связано с его рождением и младенчеством, и я очень жалею об этом. С ним я постараюсь наверстать, но хочется почувствовать себя нормальным, а не придурком, которым я был. Сани, ты родишь мне дочку? — Ты притормози, но не выходи из машины, Ворон. Я еще посмотрю, как надолго тебя хватит быть таким шоколадным. А там увидим. И вообще… Что «вообще» я не успеваю сказать, потому что он меня уже целует во всю. Вайро с Линн хмыкают и несут нашего ребенка домой. А мы их догоним. Попозже.