Эрик
Три года спустя после битвы в Эрудиции
Музыка «What Have You Done» Within Temptation.
— Вайро, что же это такое творится? Люди откуда? Самое интересное, организация у них на высоком уровне, это тебе не изгои собранные в одну группу… — Ладонь сама, привычным жестом трет затылок. Я смотрю на схему зоны отчуждения — она обширная, так запросто и не охватишь ее, постоянный патруль там оставить не получится. — Да. И требования у них не поймешь какие… Херня какая-то, лидер. Вот, просто, полная х*йня. — Вайро смотрит злобно, ему явно не нравится это все. Да и из-за жены он нервничает, она вот-вот родить должна. — И Итон за стеной сейчас… И не связаться с ним. Черт. — Встаю, начинаю нервно ходить по кабинету, меряя его шагами. Я точно знаю, что от стола до окна семь шагов, а от окна до стола почему-то шесть. И так каждый раз… — Надо с лидером Эрудиции поговорить. Может, у него соображения какие есть, откуда у бывших «Вольников» взялось оружие. Возможно, они знают какие-то склады Эрудиции, Дин изучал все дела и архивы фракции, если что-то где-то было, значит, можно там найти. А нам надо срочно нападать на них. Давай, собери всех командиров, будем готовить план атаки. Пока они не набрали силу, пока они еще только-только сбились в группы, надо задавить их на корню. — На корню нельзя, лидер. — Знаю, как ему тоже хотелось бы это все прекратить. Да вот же… — Жители города не поймут. Они же никого не убили, они просто выходят на демонстрации и не подпускают к себе никого. Стреляют в воздух. — Черт, как меня задрали все эти реверансы. Как хорошо, если бы можно было обойтись без них. Разбомбить зону отчуждения из РСЗО, и дело с концом… — Ну, и чем мы тогда будем от Сэма отличаться? — скептически смотрит на меня командир. — Да, сам понимаю… Просто, как подумаю, что эта х*йность может растянутся на годы… Если бы, хоть, по делу выступали, а так — одна ебля мозгов. — Ладно, лидер, я собираю всех наших, объявляю общую мобилизацию бесстрашных. Брать надо всех, потому что лишние руки нам не помешают. Если не нападать на них, а просто взять в кольцо и патрулировать тот район особенно тщательно? — Да, надо сходить туда вооруженными. Хотя бы для того, чтобы боялись. Действуй, Вайро. Командир направляется к двери, завозившись на выходе. Приглушенный мат и тихое шипение выдали мою жену с головой. Вот, не сидится ей спокойно, опять подслушивала… Вайро уходит, ворча что-то про неугомонных девиц, а она фурией залетает в кабинет. Мельком взглянув на нее, отворачиваюсь обратно к окну. Так не вовремя она… Черт, ведь захочет, скорее всего, сунуться вместе со всеми в эту непонятную х*йню. И бесполезно, вообще, в чем-либо убеждать, все равно сделает по-своему. — Ты чего пришла? — Подслушивала. — Ну и нах*я? — А что мне остается делать, если из тебя клещами слова не вытащишь! Опять!!! — весь вид, само негодование. Глаза полыхают, не обещая ничего хорошего. — Когда ты собирался мне сказать, что все бесстрашные отправляются в зону отчуждения? И собирался ли вообще? Я отхожу от стола к окну. — Честно говоря, нет. Не собирался. Это секретная военная информация, тебе вообще ни к чему об этом знать. Я не собирался на всю фракцию объявлять о наступлении. Ее руки сжимаются в кулачки, она продвигается в мою сторону. Интересно, что она задумала? Но Эшли остановилась у стола и оперлась на него руками. — Даже так? А ничего, что я тоже боец? — Сейчас ты не боец. Ты отстранена на время. — Я хочу восстановиться. Прямо сейчас. — Она выпрямляется, плечи разворачивает. Бл*дь, ну, как же вовремя все эти разборки. Вот, мне думать больше не о чем, кроме как о том, чтоб урезонить неугомонную девицу. — Ты обещал мне, что не будешь меня неволить, если я буду сама отвечать за свои поступки. — Мало ли, чего я обещал. Обстоятельства изменились. Жизнь у нас такая. — Не удается скрыть раздражения в голосе. — Пора бы привыкнуть уже. — Я привыкну. Когда-нибудь. Ты же, со своей стороны, даже не пробуй уговорить меня остаться. — Мне заняться больше нечем, уговаривать тебя еще? Ты не идешь в этот рейд и все. — С чего это вдруг? Ты меня окончательно в наседки записал? Это первая серьезная заварушка, Алекс и Вик уже достаточно большие, чтобы остаться с воспитателями, нужны любые руки, умеющие держать оружие, а я умею, как никто… — Я сказал нет. Это приказ. И это не обсуждается. — Вот, значит, как. Решил блеснуть своей авторитарностью? Ты меня ни с кем не спутал? — Нет. Ты сама сказала, что ты боец. Я приказываю тебе остаться, как лидер фракции. Не как твой муж. — Да? — Эшли скептически сложила руки на груди. — И что еще ты мне прикажешь, как лидер фракции? Пойти полы помыть? Или, может, на кухню меня сошлешь? Хотя нет, на кухню побоишься, наверное… — Эшли, перестань нести бред. Эта операция не обычная заварушка, там очень опасно. Ты должна остаться в штаб-квартире. — Должна — это когда взяла и не отдала. А я тебе ничего не должна. Другие женщины-бесстрашные оставляют своих детей и раньше года, и ходят в рейды, и участвуют в операциях, и никто их не запирает. Так что, я еду. — Нет. И если потребуется, я тебя запру где-нибудь. Но ты не поедешь никуда, ясно тебе? — За что мне такое счастье, не расскажешь мне? С чего ты решил, что я осяду во фракции, а ты будешь мне диктовать, что мне делать? Ты на нашу личную жизнь свое лидерство не распространяй! И нет таких замков, которые меня удержат, тебе ли не знать. — Знаю. Потому и приказываю, боец разведки Эшли Эванс остается в штабе. Поможешь Трис координировать действия бесстрашных из диспетчерской. — Ну да. И на улицу нельзя выходить, ведь там ветер, можно простудиться… Сначала группа Вайро под запретом, теперь мне нельзя даже в рейд сходить, когда вся фракция идет, дальше что? Ты меня из комнаты не выпустишь? — Я могу отстранить тебя от работы бесстрашной уже за одно обсуждение приказов, ясно? И если ты будешь продолжать соваться туда, где тебе не по силам и бездарно рисковать своей жизнью, то да, не выпущу. Мы не можем позволить себе безрассудного поведения. И сейчас именно такой случай, когда надо проявить благоразумие. — Если ты хотел благоразумную жену, ты явно ошибся в выборе. И я тебя об этом предупреждала. И с чего ты взял, что мне не по силам? Ты хоть раз был со мной, хоть в одной серьезной заварухе? Ты вон у Вайро спроси, он скажет тебе, что по силам мне, а что нет! — У тебя сыновьям, одному 3-х лет нет, другому 2-х, а ты уже рвешься подставить свою задницу под пули. Хочешь, чтобы их фракция растила? — Даже, если так случится, и я подставлюсь, то почему это «у меня»? Они такие же мои, как и твои! Прекрасно справишься и без меня. — Вот уж спасибо, перспектива! И все потому, что жене тупо на месте не сидится! — А ты сам? Ты, вечно, впереди планеты всей, все самые сложные дыры закрываешь собой! Если с тобой что-то случится, мне растить одной мальчишек лучше перспектива? — Я мужчина, у меня опыт и я лидер. Это вообще никак нельзя сравнивать!!! — бл*, это просто невыносимо, мой голос уже набирает децибелы, а ведь, хотел держать себя в руках и не ругаться в очередной раз. — Вот, уж не думал, что придется объяснять такие вещи на пальцах. Ты чем со мной решила померяться? Я нисколько не принижаю твои способности, но в бою способностей мало… — Повторяю для не особо сообразительных, если ты наседку хотел, то явно не туда обратился. — Ну вот, и она начала повышать голос. Сейчас начнется визг на всю фракцию, и все будут в курсе, что лидер опять ругается с женой. Ну ох*енно. Может, нам еще и подраться. Желательно, побольше зрителей при этом собрать. — Я не из тех, кто на месте сидит. И твои лидерские приказы выполнять не обязана. У меня есть непосредственный начальник, если ты не забыл. — Ты обязана выполнять приказы всех, кто тебя рангом выше, ясно? — Она все также стоит у стола. Я подхожу к ней, опускаю ладонь на столешницу. Графин с водой и стаканы тихонько звякнули. — Я, с таким же успехом, отдам приказ твоему непосредственному начальнику, и он отдаст приказ тебе. Давай, втягивай в наши разборки всю фракцию! Начнем с чего начали, ты плевать хотела, как ко мне будут относиться мои подчиненные, тебе лишь бы успокоить твою неугомонную задницу. — Ах, да! Как я могла забыть, кто мой муж! Лидер всея фракций! Ебтв*юмать, Эрик, когда ты повзрослеешь уже и прекратишь упиваться своим положением? — Да при чем тут мое положение!!! Если моя баба об меня ноги вытирает, кто, вообще, будет исполнять мои приказы, ты об этом подумала? Что это за лидер, который даже жену свою приструнить не может? Конечно, будет куча недовольных, если лидер с бабой со своей не справляется, что он вообще решает! — Ага, договорились. Это я виновата, что у нас есть недовольные, так получается? — Непосредственной твоей вины в этом нет, но косвенно… — Ну и сукин ты сын, Эрик! Давай, свали на меня всех собак! И демонстрации я организовываю, и патруль граблю… — И фигню несешь непрерывно! Недовольные требуют свержения власти, не хотят чтобы правило Бесстрашие, не хотят видеть меня в лидерах. Ты, видимо, тоже не хочешь меня видеть в лидерах — тебе насрать на мои приказы, на мое положение, главное в самую муйню влезть и застрять там, а ты лидер, давай, вытаскивай… — Да, можешь и не вытаскивать, думаешь не найдется, кто меня вытащит? — Так-так, а вот с этого момента поподробнее. И кто же тебя вытащит? — Да уж найдутся сердобольные. Без статуса и короны, которая норовит свалиться, если кто-то вдруг, паче чаяния, жену свою в рейд отпустит. А кто-то заливал мне в уши, что лидерство без меня ему не надо! А-ха-ха, наивняшка, поверила ему… А как только успокоился, что я никуда не денусь, сразу стало боязно статус потерять? — Ну и какие твои предложения? Хочешь, берем детей и уходим за стену, будем жить в лесу, а Итон пусть здесь всем занимается? Хочешь так? Или мне просто прийти и сказать — извините, ребята, я тут передумал, моей жене не нравится, что я лидер, еб*тесь сами тут конем, я на заслуженный отдых! — А что? Слабо тебе так сделать? — прищурила глаза на мой манер, смотрит так презрительно, как только может. — Ну и дура же ты! В рот я еб*л это лидерство само по себе, но те люди, которые сделали меня лидером, надеются на меня, я не могу их подвести. Я много раз пытался отказаться, переложить эту ответственность на другие плечи, да вот беда, не берется никто. А возьми я и просто откажись — это презрение до конца дней, что бросил, предал, струсил. Этого ты для меня хочешь? — Я дура, значит… А знаешь почему? Это от того, что постоянно приходится разговаривать с идиотами!!! У тебя редкостный талант, Эрик, быть сукиным сыном, но при этом всем нравиться. Схватив стакан, стоящий на столе, Эшли запускает его в стеклянную дверцу шкафа. Разбилось все, стекло, стакан, какие-то хрени, которые там стояли. Если душа требовала разрушения, то она ее получила в полной мере. — Так. Все, хватит. Ты никуда не едешь. Этот рейд слишком опасен, а ты давно уже не практиковалась. После длительного перерыва начнешь с местного патрулирования. Сейчас никуда не едешь, разговор окончен. Я опять отворачиваюсь к окну, ясно понимая, что еще немного, мой самоконтроль полетит ко всем чертям, и я пере*бу ей, а потом буду жалеть об этом. — И даже не думай тайком убегать, ясно? Вытворишь такое, и я не посмотрю, что ты моя жена, огребешь по полной! — Вот, сукин ты сын, Эрик. Иди… в качель. — Фурией выскакивает из кабинета, а вместо нее забегает секретарша и начинает голосить по поводу разбитой мебели. А я открываю окно. Надо срочно покурить.Эшли
А, может, сразу прикуём меня к батарее и заставим штопать носки? Или повяжем кокетливый фартучек с большим бантиком на попе и отправим мужественно покорять непреодолимые борозды ненавистной мне кулинарии? А еще есть вариант — вручить Крошечке наборчик для вышивания крестиком, а еще лучше спицы, и пусть она сидит себе тихонечко в уголочке, помалкивает в тряпочку и вяжет теплые шарфики любимому мужу… А потом сама же и повесится от скуки на этом шарфике… тьфу. Не, ну а что? По крайней мере, это звучит гораздо логичней, чем постоянное и совершенно бессмысленное удерживание меня во фракции. В особый отряд не пущу… К рейдам и близко не подходи… О разведке вообще забудь… пфф. И Сани, и Трис уже давно ходят на задания, и дети у них родились позже, и никто их не запирает… а я так, значит, наседка одомашненная, домохозяйка… Да вашу ж мать, я что, тупее остальных? Неужели он думает, что Вайро взял меня в особый отряд просто так, за красивые глазки, а не за то, что я этого заслужила своими силами, потом и кровью? Я же всего лишь родила, а не слегла с какой-то загадочной и неизвестной болезнью! И вообще, я ему сыновей рожала… не, ну, конечно, не только ему… но, но это же не значит, что я должна сидеть на попе ровно хрен знает сколько лет… Время мокрых пеленок и пустышек прошло, Алекс и Вик уже подросли, и иногда могут немножечко побыть с другими детьми в детской, под присмотром воспитателей. Да, я с ума скоро сойду… я же уже все сказки, колыбельные и прочее убаюкивающие, весомые аргументы наизусть выучила… караул!!! И что мне потом делать, если я растеряю сноровку? Усмирять недовольных с помощью сказок? Ага, вот прям вижу, они на меня с оружием, а я им:«Я Колобок, Колобок, Я по коробу скребен, По сусеку метен, На сметане мешон Да в масле пряжон, На окошке стужон. Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел, И от вас, ублюдки, подавно уйду!»
Да, да, именно, продемонстрирую пару сказочных, смертоносных приемов и убаюкаю всю нечисть волшебной колыбельной. И буду оправдываться перед самыми стойкими недовольными, которые не поддадутся моим чарам, что все мои супер-боевые способности заключаются в разящей наповал силе неумолкающей песни и умением менять подгузники. Ага, вот они со смеху как раз и помрут… Хотя, логичнее накормить их сгоношенным мною фирменным блюдом, уж чтобы наверняка… мля. Вот дура! Конечно, дура, если стану с вражинами песнями воевать… Ах, так я еще и дура, о как… А чего тогда на такой дуре женился, если хотел умную? Блин, обидно же… еще и наорал… вот сукин сын. «Я мужчина!» — ишь ты… а то я об этом забыла. Это еще что за сексизм и дискриминация по признаку пола? И с каких это времен в Бесстрашии стало распределение по половым признакам? Уж не с тех ли, когда я замуж вышла, а? И сколько Эрик будет меня еще держать в четырех стенах? Еще лет пять, или пока мальчишки инициацию не пройдут? Бли-и-ин, а если он так и сделает? Ведь может же, вот психанет, заартачится, пойдет на принцип… А вдруг? Ой, как ох*енно… Ну, вот ведь чувствовала правым полупопием, что так и будет, но нет! Мне же давай вот тирана и деспота во всей красе, да еще и с таким упрямым характером! Довольна, да? Разумеется весь монолог веду исключительно про себя, тут побурчи в голос, сразу мужу донесут. Осталось зареветь и ботиночками затопать, как капризные дети барабанят по полу ножками, требуя мороженого, тонну конфет, машинку или автомат… Мне — вот, автомат, да! Заверните, ну, пожалуйста. А вот хрен… в общем, теперь сиди Крошечка, да учись варить борщ. Мда, ничего себе перспективка… да я же всех отравлю, нафиг. Злобненько и очень грязненько чертыхаясь себе под нос, я начинаю метаться по тренировочному залу. Во-первых, чтобы спустить пар, а во-вторых, отчаянно пытаясь найти выход из этой ситуации. Грохот, который я создаю, натыкаясь на все возможные тренажеры тут, по моему мнению, должен ввергнуть в панику всю фракцию и зародить в них даже не подозрения, а стойкую уверенность в том, что на нас совершается страшное нападение. Так-с, нужно успокоиться. Я ощущаю себя какой-то декоративной зверушкой запертой в зоопарке, которая способна только размножаться и хлопать ресничками. Так вот как, значит: «В самую муйню влезть и застрять там, а ты лидер, давай, вытаскивай!» Подумаешь… И почему все мои неудачи всегда каким-то волшебным образом притягивают к себе ненужное внимание? А вот когда я умница и молодец, то оценить сразу становится некому! И вообще, вот чего Эрик так завелся? Ведь, они же сами решили, что нападать на недовольных не собираются, а просто возьмут периметр в кольцо и будут тщательно патрулировать тот район? А если боевых действий не планируется, то почему мне нельзя тоже патрулировать со всеми зону отчуждения? Почему он хочет приставить меня к местному патрулю, у нас что, больше некому подростков гонять да за пьяными дебоширами присматривать, а? Вот уж хитренький какой… да за три года ни одного диверсионного проникновения не было. Какой суицидальный идиот сунется на территорию грозных Бесстрашных с целью погадить? А ничего, что у меня и так ежедневное патрулирование местной территории, только еще с двумя маленькими, шустрыми и пищащими помощничками… то туда с ними сходи, то в парк, то в мячик, то мальчишкам хочется бумажные самолетики и кораблики попускать и прочее, прочее… И наорал, и удрать теперь не получится… огребу по полной. И отстранить от работы Бесстрашной пригрозил… Да, еще и приказом сверху припечатал… Черт подери. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству. Прыжки на месте — провокация… Обложили со всех сторон, ой как скверно… А мне и крыть нечем. Вот чего делать-то теперь? Ведь, как бы я к себе не прислушивалась, не могу обнаружить такого желания, как местное патрулирование… а куда деваться, с лидером не поспоришь. А то, и вправду еще запрет… Ой-ё, еще как запрет, даже не сомневаюсь. Нет уж, я лучше побуду примерной и послушной девочкой… чуть-чуть, пока Эрик не успокоится и не убедится в моей готовности. А куда деваться-то? Против моего, хоть и любимого, но все-таки диктатора и сатрапа напрямую не попрешь, никак. Да знаю я, что он волнуется, переживает. Хочет отгородить от опасности. Нежность кипятком вскипает в груди. Сердце колотится, пригоняя краску к лицу. Хороший мой! И я боюсь за него, беспокоюсь, ведь с ним, как на вулкане. Эрик же обязательно влезет в самое пекло, как всегда, но я же не стремлюсь запереть его на засов. Не удержишь ты его на месте, не выйдет, характер у него такой. Ну, ведь за это и люблю! Нет, и что это за херня была? Когда это я ноги об него вытирала? Не было такого! Чего это на него нашло? Это что же получается, если жена с мужем не согласна, то это они просто спорят. А если жена с лидером-мужем не согласна, то всё — тотальный подрыв авторитета? Ну… не знаю, ну вашу мать, теперь еще и виноватой себя чувствую. Самобичевания порываются обрушиться на мою голову подобно тропическому ливню. Да, черт возьми, а разозлился-то как… Брови свел, насупился, ноздри раздул, желваки по скулам ходуном прокатывали, а уж глаза-то — две холодные, мерцающие ледышки, блин. Ну вот чего так злиться-то? Опять разругались. Да в первый раз, что ли? Нужно идти мириться и разобраться в причине дурного настроения. Ладно, чего уж там, не раздувать же из мухи слона! Местное патрулирование так местное патрулирование, вот сейчас как раз и малышню выгуляю, вымотаю как следует, затем закрепим крепкий сон сказками и плясками, а потом и мириться пойду…* * *
Музыка — Evanescence «October»
День не просто проходит, а просто-таки пролетает. Во всяком случае, для носящейся с высунутым языком мамочки за шкодливой детворой. И вот в момент, когда мои самые любимые неугомонные моторчики мирно сопят по своим кроватям, я ощущаю себя ликующе-блаженно и тихонечко выскальзываю за дверь. Комната тонет в густом полумраке. Тишина разбавленна неспокойным дыханием — не спит. Злится, что ли, еще? Сидит на кровати, вытянув босые ноги. Прекрасно слышит меня, но не оборачивается. Сердито сопит, но молчит… Совсем вымотался? Медленно приближаюсь на носочках к кровати, обводя взглядом голый, натренированный торс. Спина сильно напряжена. Слабый отблеск луны чуть заметно высвечивает намертво вгрызшиеся в его тело бледные полосы шрамов. Голова опущена, широкая ладонь устало потирает шею. Немножко поколебавшись, забираюсь с ногами на постель, ладошки касаются широких плеч, оглаживая, осторожно массируя, разминая налитые сталью под кожей мышцы. Грудина вздымается вбирая воздух и выдает резкий, шумный выдох. Слегка откидывает голову назад, расправляя плечи, а на его руках змеями бугрятся вены. Самые ласковые руки на свете. Знаю, что хмурится, но расслабляется от моих прикосновений. Пальчики медленно переходят на шею, неторопливо поглаживают, сначала только подушечками, затем всей ладошкой. Тело предает так быстро, так покорно сдается во власть нежных касаний, и у меня нескрываемая улыбка ползет по лицу. Утыкаюсь носом в его шею. Его запах слишком дурманит, кружит голову, заводит. Нужно сделать глубокий вдох, как можно тише, и незаметно смочить пересохшие губы языком… Да к черту, он прекрасно знает, зачем я пришла! Обхватываю его со спины, сцепив ладони замком на животе. Как кошка, трусь о его плечо, а губы тянутся к колючей щеке запечатлевая поцелуй. — Ну не злись, а… — тихонечко шепчу, потеревшись об его ухо носом. — Ты же сам знаешь, что язва я, неугомонная… — Знаю… иди сюда, — выдыхает Эрик, слегка усмехаясь. Поворачивается ко мне. Серые пропасти смотрят прищурившись, уголок губ немного подрагивает в сдерживаемой улыбке. А я уже подтаиваю от этого пленительного взгляда, по телу разливается теплая волна, губы невольно приоткрываются, так и прося касания его губ, ловя взгляд яркого серебра и не опуская свой. Две черные бездны зрачков распахиваются и поглощают во мрак своей глубины. Сильные, горячие и чертовски нежные пальцы, медленно скользят по моему запястью, захватывая его в капкан, Эрик осторожно перетягивает меня к себе на колени и целует. Губы жадные, напористые, но поцелуй очень нежный, с привкусом кофе и сигарет. Мягко прихватывает нижнюю губу, прокатывая по ней языком. Крепко обнимаю его за шею. Пальцы неторопливо водят подушечками по черным контурам татуировок, и зарываются в короткие волосы на висках. Налитые плотными мускулами руки держат крепко, теснее прижимая к себе. Широкая ладонь так привычно ложится на поясницу своим властным прикосновением. Поглаживает уверенно и настойчиво, то едва касаясь нежной кожи, то вдруг крепко сжимая, сминая ткань одежды. Эти касания вызывают одурманивающую вспышку в голове, напрочь выбивая из нее все обиды, бессмысленные препирательства и взаимные упреки. Я чувствую его желание, рваное дыхание. Хищно втягиваю носом такой одурманивающий запах возбуждения. Снова тянусь за поцелуем, язычок легонько проскакивает в его рот, вольно разгуливая и порхая по чужому языку. Умелые губы захватывают в свой безумный, тягучий танец. Аккуратно выбираюсь из его объятий, сползая на пол, а в серых глазах на мгновение застывает вопросительный взгляд. Ладони гуляют по влажной от выступившего пота груди, спускаются ниже, руки останавливаются на ремне на брюках, отстегивают железную пряжку, и пальчики легонько сжимают член. Глубокий вдох с присвистом, кадык резко дернулся сглатывая слюну в пересохшем горле. Дикий ритм толкающегося в его грудине сердца, потемневшие от похоти радужки глаз. Такие бездонные, объемные. Где-то внутри зарождается, остро вибрируя, это дикое, сладкое предвкушение. Да, я хочу тебя немножко подразнить… Ладошки давят на плечи Эрика, заставляя откинуться на спину, руки быстро избавляют желанное тело от мешающей одежды. Его кожа покрывается мурашками от моих прикосновений, губы слегка приоткрыты, восхитительные глаза блестят, смотрят пристально из-под полуопущенных ресниц. Первые касания совсем невесомые. Язык легонько, чуть надавливая теплым шариком, обводит головку; пальчики обхватывают член и медленно поглаживают, ощущая, как он сильнее напрягается. Осторожно, неторопливо, впереди еще много времени и спешить нам некуда. Непроизвольно поддаётся бедрами навстречу, призывно отзываясь на каждое прикосновение, просит еще ласки, выронив из горла хриплый стон. Как же волшебно его истязать… Вольное разгуливание языка, легкие посасывания, я вбираю его в себя почти до основания, плотнее смыкая губы. Эрик, тяжело сглатывая, щекочет кончиками пальцев изгиб моей шеи. Движения повторяются одно за другим, жадные скольжения влажных губ… вслед за ними, за мягкими касаниями, которые оставляют кончики пальцев, мокрые губы, язык, по его телу катится легкая дрожь. Раскрашенная татуировками и отметинами кожа покрывается бисеринками пота. Я никуда не спешу, прерываюсь, меняю темп… Дрожь по его мышцам расходится не на шутку, словно шторм, такая первобытная… теплая. Я поднимаю лицо и улыбаюсь, чувствуя её растущие обороты. Ну как — нравится? Широкая ладонь нетерпеливо ложится на затылок, длинные пальцы собственнически вплетаются в мои волосы, намеренно беспардонно направляя и несдержанно толкаясь на встречу, что становится невыносимо жарко и перестает хватать воздуха от бешеного напора. Он горячий, большой и упругий, пронизывающий словно насквозь, доставляющий с каждым толчком новую волну желания. Тонкие пальцы впиваются сильнее в основание, аккуратно трут, ускоряясь, путешествуют снизу-вверх, а потом также мучительно и ласково вниз. Тебе же это нравится, конечно, да… Губы сжимаются вокруг члена с большей силой, вырывая и прогоняя через горло Эрика едва слышные хрипы, низкие стоны. А в его потемневших дочерна глазах такая страсть, обильно сдобренная похотью, что становится безумно опьяняюще погружаться в эти ощущения абсолютного обладания. В крови разливается обжигающее пламя и ползет вниз живота. Такой щемящий восторг пополам со сладковатым самодовольством… аж до судорог, предчувствуя скорую развязку, которая пульсациями набирает темп, отправляя маленькие электрические разряды в центр нарастающего напряжения. Оно вот-вот лопнет, разметав жар и дрожь по всему телу. Еще один грубый полустон, почти рычание, и вибрирующий разряд прошивает сильное, натренированное тело, обжигающий озноб прокатывается сладостным спазмом, который можно ощутить каждой клеточкой. Еще несколько быстрых глубоких толчков, и он содрогается, вжавшись в меня до упора и не сдерживая стонов… Нежно чмокаю мужа в живот, ведя губами выше, и вытягиваюсь сверху, потеревшись скулой о влажное плечо, сложив кулачки на его груди, укладывая на них подбородок и вглядываясь в его лицо, все понимая, не сдерживая улыбки и жадно впитывая все эмоции. Хочется лежать так целую вечность, не двигаясь, вдыхая родной запах. Его ладонь ведет по моей щеке, притягивая ближе к себе, и любимые губы ловят мои, награждая благодарным поцелуем. Слышу, как гулко перестукивает его сердце в бешеном ритме, и улыбка, еще шире сама ползет до ушей. Довольно потягиваюсь под оглаживающими тело ладонями, прикосновения к коже обжигающие, дурманящие. И этот его затуманенный взгляд из-под ресниц… еще раз целую Эрика в припухшие губы. — А теперь ты больше не злишься? — мурчу я, хитро прикрыв один глаз. — А я уже говорила, что люблю тебя, а? Я люблю тебя, Эрик! — Пфф, вот чертовка… — фыркает он, пытаясь сдержать улыбку. — Ну и что мне с тобой делать? — Как это что? Любить, конечно…Эрик
Музыка — Metallica «Nothing Else Matters».
По телу все еще прокатываются сладостные судороги. Черт… Мелкая, вот что ты со мной делаешь? Лежит на мне сверху, опираясь на кулачки, сморит на меня игривым, хитрющим взглядом. Притягиваю ее к себе, целую в губы. Ага, дыхание частое, самой, конечно, ни капельки не хотелось… — А теперь ты больше не злишься? — Да, как на тебя можно злиться, ты посмотри на себя… — А я уже говорила, что люблю тебя, а? Я люблю тебя, Эрик! — Пфф, вот чертовка… — улыбку сдержать не получается, не смеяться бы в голос. — Ну и что мне с тобой делать? — Как это что? Любить, конечно… — Хм… любить, говоришь… — смотрю на нее из-под опущенных ресниц. — Ну, любить так любить! Резко переворачиваю ее на спину, оказываясь на ней сверху. Она довольно и победно вскрикивает, приоткрыв рот, который я незамедлительно накрываю своим. Она отвечает на мой поцелуй, а я обвожу её губы языком. Торопиться не будем, мне тоже нравится дразнить тебя, дорогая. Отрываюсь от нее, заглядываю ей в глаза. — Знаешь, что я собираюсь с тобой сделать? Знаешь, да? — Ответом на мой вопрос стал взгляд, полный неприкрытого желания… Целую ее опять, неторопливо, разжигая искру страсти, сбивая дыхание. Проникаю языком в рот, натыкаюсь на любимый шарик. Всасываю в себя язычок, смакую, обхватываю, ласкаю… Чуть отодвинувшись, глажу ее через одежду. Как мешает она, от нее срочно надо избавиться. Но, сначала… Мои губы смещаются на щеку, продвигаются к ушку, прикусывая мочку. Ее руки блуждают по плечам, тело в нетерпении льнет, все теснее прижимается. Отрываюсь от нее, судорожно вдыхаю немного воздуха. — Эрик… не останавливайся… прошу… Чуть слышные слова переходят в постанывания, когда мои губы спускаются на шею, дразня и покусывая. Опускаю руку ей в трусики, ну конечно, вся влажная и горячая. Мои пальцы проникают в нее, заставляя непроизвольно податься вперед, захватывают, поступательно ласкают, трут. Я смотрю, как страсть и похоть захватывают ее сильнее, становится нестерпимо жарко. Подцепляю ее майку, хочу сдернуть, но она не поддается. Ну, вот нахрена, такое все обтягивающее носить? Дергаю сильнее, тонкая ткань рвется… Да и плевать. Полностью сдираю с нее тряпку, обнажая гибкое, стройное тело. У меня вырывается сбивающий дыхание рваный вздох, когда я вижу потяжелевшую от желания грудь, два тугих, сжатых в горошины соска, одно с колечком… Ох, уж это колечко… Обвожу его языком, смачиваю, прихватываю. Рука моя ласкает припухшие влажные половые губки, они становятся все горячее. Мои пальцы скользят в ней, пощипывают, проникают, заставляя дышать отрывисто и часто. Однако, пространства для маневра маловато. С явным неудовольствием отрываясь от нее, тащу вниз её штаны и отбрасываю их в сторону. Остались кружевные финтифлюшки. Тьфу, пропасть… Даже порвать жалко. Подцепляю их пальцами, но тонкая ткань трещит и все-таки превращается в ненужные тряпочки. Выбрасываю их куда-то, наконец, получив желаемое: то самое, покорное, не сопротивляющееся, согласное подчиняться тело. Она укоризненно на меня смотрит. — В другой раз приходи уже без них, целее будут, — отвечаю на ее скептический взгляд. — Может, ты уже закончишь болтать и не будешь больше останавливаться? — дерзко, совершенно бесстыже, с придыханием, спрашивает, обводя языком верхнюю губу. — Ч-ч-черт, вот ведь… Переворачиваю ее на живот, руками веду вдоль позвоночника, сначала вниз, потихонечку, потом вверх и опять вниз, до упругих маленьких ягодиц. Шлепаю ее по заду, она взвизгивает, а я целую ее в то место, немного покрасневшее, теплое. Она слегка изгибается, подставляясь под необычную ласку. Шлепаю еще раз, потом еще… Так, главное не увлекаться… Веду влажную цепочку по нежной, пылающей коже, и от наплыва эмоций прикусываю сильнее, чем хотелось. От неожиданности она слегка дергается, а я заглаживаю неосторожность мягким поцелуем, спускаясь все ниже и ниже… Стараясь сдерживать дыхание, спускаюсь поцелуями по ножкам к самому низу, к самым лодыжкам. Подталкиваю, чтобы перевернулась на спину, поглаживаю ножки, от коленей до самых ягодиц. Сжимаю ее сладкую задницу, любительницу приключений, и опять оглаживаю ладонями. Веду по внутренней стороне бедра, не касаясь интимных мест, пусть потомится. Она вся извивается уже, постанывает от моих прикосновений. Я знаю прекрасно, как действую на нее, и сейчас хочу в полной мере насладиться своим превосходством. Легонько целую, оставляя влажный щекотный след, прихватываю маленькие пальчики, облизываю, проходясь по ним языком. Потом все выше, касаясь губами, дразню, покусываю, срывая у нее, чуть слышные, смешки и стоны. По внутренней стороне бедра веду свою осторожную пытку, вот уже совсем близко, еще чуть-чуть… Первое прикосновение к центру женского удовольствия сладкой судорогой проходит по всему ее телу. Языком нащупываю клитор, чуть надавливаю, облизывая… Отрываюсь от нее на секунду, провожу языком вдоль, вылизывая внутренние губки, не оставляя ни миллиметра без ласковой пытки. Втягиваю напряженный клитор, посасываю, одновременно начинаю ласкать ее пальцами, погружаясь в жаждущее лоно раз за разом, доводя ее до исступления. Ее стоны набирают громкость, дыхание учащается и темпа не снижает. Желание с новой силой захватывает меня… А что, собственно, мешает… Проведя по губкам последний раз, я подаюсь наверх и накрываю ее своим телом. Сильный толчок, и она обхватывает меня ножками, а я на секунду зависаю, от резко накатившей и затопившей все вокруг, похоти. Поцелуй, за которым я сразу же тянусь, выходит какой-то бешеный, рваный, сумасшедший. Я двигаюсь в ней, проникая, вколачиваясь до упора. Она уже на грани, громкие стоны, почти крики, оглушают своей страстью. Сдерживаться не хочет, выгибается, сжимает ножками, заставляя замереть на секунду, пока оргазм волнами накрывает ее. Я целую ее в мочку, обводя ее языком, тихонько шепчу: — Хорошо тебе, девочка? — Она посмеивается, но все еще тяжело дышит. — Какого хрена остановился? — Чуть приподнимает бедра мне навстречу. — Давай, я хочу, чтобы ты кончил. Бля, вот как скажет иногда чего-нибудь, возбуждает до умопомрачения. Двигаюсь в ней, не сводя взгляда с ее горящих глаз, дыхание сдерживать уже не могу. Скольжу и чувствую, что уже на грани, уже вот-вот. Она опять приподнимает бедра навстречу, сильно, так что я оказываюсь в ней до основания. Движения набирают темп, стоны уже не сдерживаю, так это захватывает, вышибает все мысли, заставляя поддаваться инстинктам. Дыхание становится тяжелым, сбившимся, а она снова облизывается, и это становится последней каплей… Тугая пружина сжимается внизу живота и выстреливает мощным оргазмом, окатывая волна за волной и погружая тело в сладкою истому. Вот сразу бы так, в обход всяким упрекам и обидам… Немного отдышавшись, приподнимаюсь на локтях, заглядываю ей в глаза. Она гладит меня по спине, смотрит игриво, улыбается, проводя пальчиком по позвоночнику, до поясницы и обратно. — Ты вьешь из меня веревки, ты знала? — говорю, чуть приподняв бровь и стараясь скрыть довольную улыбку. — А ты прям так против-против, да? — приподнимается и запечатлевает на моей щеке звонкий «чмок». — Накажу, — стараюсь вложить в голос как можно больше строгости, но ухмылку все-таки не удается сдержать. Она откидывается обратно на подушку и показывает мне язык. С шариком, блядь… — Накажи меня, пожалуйста…Так близки — не разлучит и даль. Остальное не важно, не жаль. Верь всегда — есть ты и я. И важно лишь это. Не знаю, впереди сколько дней. Наша жизнь, и идти нам по ней. Мало слов, но понять ты сумей, Что важно лишь это.