Мелисса
Музыка: «Oblivion» М83
Я смотрю на экран монитора. Обычно, люди видят изображение чего-то черно-белого, какие-то разводы, линии, полосы, в лучшем случае, кто-то может заметить части тела, и то, если на них укажешь. А я вижу ребенка. Вижу его всего, целиком. Его глазки, щечки, носик и улыбку. Вижу, как он будет смотреть на мир огромными удивленными глазами и познавать его с каждой секундой. Вижу его ручки, которыми он хаотично двигает, развивая свои движения, ножки с маленькими пальчиками, которыми он дрыгает, вижу, как бьётся его сердечко. Вижу мальчик это или девочка, а опыт и фантазия дорисовывают мне на кого этот малыш будет похож. В данный момент я с удивлением вижу… два бьющихся сердечка. Вот ведь везет этой лидерской парочке, а кто бы мог подумать? Моя мать всё сделала, чтобы Эрик, этот большой, сильный человек, никогда не смог быть счастливым, но ничего у нее не вышло. Я со смешком смотрю на двух пацанят. Не-е-ет, на этот раз это не папашкины мальчишки, полностью в мамочку. Даже вижу хитрющий прищур и коварную улыбашку. Эти детишки зададут жару всей фракции. Может, не говорить пока, а? Будет сюрприз! — Ну что там, Лис! Чего ты так многозначительно молчишь? Я сейчас тут лопну от беспокойства! — Подожди Крош, я сейчас все посчитаю и все тебе скажу, расслабься, все в норме пока! — Очень радует твое это «пока», — недовольно бурчит Кроша, а я опять пристально смотрю на две шкодливые рожицы. Четверо мальчишек. М-да… Бедная Кроша! Хотя, почему бедная? Вон какая богатая на пацанов! Конечно, надо сказать, близнецы даже во время беременности требуют к себе особого отношения. Нелегко, конечно, будет, но ведь Эрудиция для того и существует, чтобы помочь. Лидерские парочки вообще внесли шикарный вклад в восстановление своей фракции. У Эвансов вот будет четыре пацана, и трое уже есть у Итонов. У Тревисов, правда, две девицы, но оно и к лучшему, должны же быть во фракции и девочки. Я тоже очень хочу малыша. Вот до дрожи, до мурашек. Каждый раз, глядя на монитор, я пытаюсь представить, что чувствует женщина, когда у нее внутри кто-то есть. Это ведь, наверное, непередаваемое ощущение. Как бы мне хотелось! И Дин тоже очень хочет. Я вижу, в каком он восторге от детей Кроши, от Алекса и Вика, как он готов днями и ночами проводить с ними время. И мне все равно мальчика или девочку, ребёнка. Но… Я боюсь. Кроша говорит, что я дура. Наверное, так оно и есть. Дура я первостатейная. Но, когда я думаю о том, что у меня может родиться вторая Джанин, мне становится плохо. Реально, физически, просто выворачивает. И я не знаю, смогу ли быть матерью, любой, но не такой как Джанин. Только не как Джанин. Кроша говорит, что глупо бояться. Что она тоже боялась, и ведь я сама ее уговаривала, но когда дошло до дела, я вдруг хорошо ее поняла, почему она тогда волновалась. Я не хочу повторения Джанин. Я боюсь, что моя дочь будет похожа на Джанин, я буду видеть в ней ее и возненавижу так же, как ее. Я не хочу своему ребенку такой судьбы, это слишком страшно. — Мама, — кричит маленькая девочка, но женщина проходит мимо, даже не обернувшись в сторону малышки. Мама занята. У мамы новый проект, нет времени на ерунду. Мама спит. Надо сидеть тихонечко. Маме нельзя мешать. У мамы тяжелая рука. Очень страшно и непонятно, что со мной происходит. То хочется смеяться, то плакать. То жутко, то эйфория. Прыщами обсыпало все лицо, я такая уродина. — Ты дура, Мелисса, у тебя просто пубертат. Не приставай ко мне со своими глупостями. — Что-о-о? — округляет и без того круглые глаза Франческа. — Льюис тебя ударила? Обязательно матери расскажи, может, она ее уволит! — Она скорее ее похвалит. Парень очень нравится. Очень. За его взгляд готова все отдать. — Кто? Майлс? Забудь, он тебе не подходит! И это не обсуждается. — Мама все знает. А потом она его убила. Он не подходит, от него надо избавиться. Она всегда, от всех избавлялась. Я хотела ее убить. А ведь у нее тоже, скорее всего была мать, только я не знала ее. И отца своего я никогда не видела. Только Джанин. Ее даже матерью назвать-то не получается. Я никогда не знала, что значит любить дочь. Я не смогу. — Ну, так что там, Лис? С ребенком все в порядке? — А почему ты о своих сыновьях говоришь в единственном числе? — Мои сыновья сейчас сидят в детской и страшно злятся, потому что я обещала им парк, а вместо этого Эрик повез меня к тебе. Может, ты мне уже скажешь, что у меня там, и я поеду? — Не что, а кто. Два твоих сына в детской и два у тебя в животе, ясно, нет? — А-а-а… Хм-м-м. Ты хочешь сказать, что… а… их там не один? — Да, у тебя однояйцевые близнецы, мальчики. Ты рада? — До опупения, — медленно выдыхает Кроша. — Где мой коммуникатор? Мне надо связаться с Эриком. А потом убить его. Дрожащими пальцами Кроша пытается связаться с мужем, пальцы не слушаются, прыгают. Я забираю у нее передатчик, набираю номер сама, отдаю ей. — Эрик! А… О-о-о. Это, ну вот… На, сама скажи, у меня язык не поворачивается, — отдает мне аппарат. — Эрик, у вас близнецы, поздравляю. Кроша в шоке. — Вот теперь сиди и перевариваю! — выкрикивает Кроша, а Эрик смеется и отключается. — Что ж теперь делать, как же так вышло-то? — Не понимаю я твоей паники, Крош, ведь все хорошо! Да, это посложнее, чем в прошлый раз, но… — Мелисса! Мой прошлый раз был девять лет назад, я уже успела все забыть и тут на тебе. Двое сразу! Может, ты ошиблась? Или это шутки у тебя такие? — Ты правда, чего испугалась-то? Какая тебе разница, где трое, там и четверо. Ты чего, Крош? — Я просто успела забыть каково это, я думала, что уже все. А тут… Ладно. Бесстрашные ничего не боятся. Ну, может, только крыс и двойных родов. Мелисса. Ты можешь обещать, что будешь со мной? Я одна это все не выдержу. — Ну, конечно, я буду с тобой, а как же иначе, всегда была, а теперь-то что? Не ссы, прорвемся, сама же всегда так говорила. Обещаю, все будет хорошо! — Эшли! — грохочет голос из коридора. — Мне обязательно заглянуть в каждую дверь или ты сама выйдешь ко мне? Я замудохался бегать по этим бесконечным… — Пойду, труба зовёт. Все, пока-пока, — подхватывается Эшли и вылетает в коридор. — Ах, вот ты где, а ну иди сюда, быстро! — и все. И тишина. И даже не надо выходить в коридор, чтобы понять, чем они там занимаются. Ох уж, эти Бесстрашные.***
Вроде все. Все шкафы с образцами заперты, животные накормлены, все вымыто и вычищено. Надо идти в жилой корпус, домой. Но я не хочу. Опять пустота, заходишь, и тебя встречает только гулкая тишина квартиры. Идеальный порядок, нежно пахнет скандалом. Но так пусто и одиноко. Дин придет не скоро, у него много, очень много дел, тем более, что в дополнение к своему лидерству, он еще занимается научной и врачебной деятельностью. Мы видимся от силы пару раз в неделю. Я очень его люблю. И так скучаю. Но я не хочу, чтобы из-за меня он отказывался от своей работы. Она очень важна для него, и я не хочу быть помехой. Я знаю, что он тоже тоскует обо мне, он умеет это показать, одним только словом, присланным на пейджер, или мальчишка принесет мою любимую орхидею из оранжереи. От него… Неожиданно я чувствую сначала чье-то присутствие, потом приходит понимание, кто это, и самые лучшие в мире руки обнимают меня сзади, и губы мягко целуют обнаженную шею. — Привет, любимая. Ты уже закончила? — Дин… — как хорошо, что он пришел. Значит, он сегодня свободен. И не будет пустой комнаты и гулкой тишины. — Я так люблю тебя! — О, значит, ты не забыла? Я был уверен, что ты не вспомнишь! — улыбаясь, говорит мне муж. А я просто любуюсь его улыбкой, она у него такая невозможная, что хочется прыгать от радости и хлопать в ладоши. — Что? Чего я не забыла? — Значит, все-таки не вспомнила. Ну вот и хорошо, будет сюрприз. — Какой? У нас что-то случилось? — Случилось. Но я тебе не скажу, а покажу лучше. Пойдем. — Подожди. — Я мягко притягиваю его к себе. Приближаю свои губы к его. Как же нравится его целовать. Мне безумно нравится, как он целуется. С того самого первого раза, в подвале Эрудиции, когда он прятал меня от Сэма, с тех самых пор, только он для меня существует. Только его строгие серые глаза, невозмутимое лицо, которое совершенно преображается, когда он видит меня обнаженной. Только я знаю, каким страстным он может быть, сколько эмоций тогда отражается на его лице, как меняются от желания его глаза, срывается дыхание, какие нежные у него руки. Наверное, так не бывает. Я никогда ни с кем не была счастливее, вот только жаль, что у нас не будет детей. Так жаль. — Мелисса, — Дин дышит тяжело, и я знаю почему. Улыбаюсь, сквозь слезы, как приятно знать, какую власть ты имеешь над мужчиной. — Мелисса, девочка моя любимая, ну, что ты делаешь? Как теперь… Я кладу голову ему на плечо, глажу по спине, чтобы он немного успокоился. Сегодня особый день, я это чувствую. — А, знаешь… У твоей сестры близняшки будут. — О, неужели? Серьезно? — Ага, мальчики. — Вот, везет им на пацанов! Представляешь, сколько визга будет, когда девочка родится? — Ты думаешь Кроша решится? — А кто ее спрашивать будет? — еще и смеется, нахал. — Фу, Дин, не думала, что твоя мужская солидарность дойдет до сексизма. Где ты этого набрался? Ко мне не собираешься применять? — Лис, я тебя люблю. И применю к тебе только то, что ты захочешь. Кроше это нравится, и потому она так счастлива, как бы она не фыркала и не злилась. И потом… Дети, это же ведь хорошо. — Да. Хорошо. Я знаю, как он хочет ребеночка. Когда он понял, что разговоры о детях приносят мне боль, но перестал со мной об этом говорить, но я чувствую, как бы ему хотелось. С каким удовольствием он говорит о малышах. Эх, Джанин, даже после смерти ты портишь людям жизнь. — А что за сюрприз? Мне уже интересно! — Пойдем! Точнее поедем, я тебе покажу. Мы едем по ночному городу, свет наших фар разрывает темноту. Мы уже не остерегаемся, как раньше, когда невозможно было выйти ночью, сейчас уже более или менее безопасно. Куда бы Дин не повез меня, я точно знаю мне понравится. Но такого я просто не ожидала. Это был целый мир. Бесконечный, такой огромный, что это даже не описать словами. Дин привез меня к зданию, высота которого уходила куда-то далеко в небо. Мы поднялись на старом, почему-то работающем лифте и вышли на крышу. Это было невероятно. У меня перехватило дыхание, что вздохнуть никак не получалось. — Дин! Почему мы раньше сюда не приходили? Это же так здорово! Это просто сказочно, невероятно, волшебно! Это красота, простор, это какое-то… — Я не знаю, но я хотел сделать тебе подарок. — Дин подходит ко мне сзади и что-то прохладное обхватывает мою шею. — С годовщиной тебя, дорогая. Сегодня десять лет, как мы женаты. — Господи, любимый! Я совсем забыла. Боже, прости меня, я правда… — Не надо ничего говорить, я все знаю. Я очень сильно тебя люблю, моя нежная девочка. — Дин целует меня в шею, плечо, а я прижимаюсь к нему, все теснее и теснее. Теплый ветер обдувает мои пылающие щеки, тело само изгибается в этих самых родных в мире объятиях. — Дин, я знаю, как ты хочешь ребёнка. Ты не жалеешь, что связался со мной? — Мелисса, зачем ты так переживаешь? Я все понимаю, не все женщины чадолюбивы, не всем на роду написано быть матерью, — он шепчет мне прямо в шею, слегка щекоча и еще больше распаляя. — В конце концов, если ты потом захочешь, мы можем кого-нибудь взять из комнаты малютки и воспитать, разве это проблема? — Ну не знаю. Не родить своего, чтобы взять чужого. Я наверное не смогла бы вырастить чужого ребенка, это как-то странно. — Знаешь, если Джанин с этим справилась, то уж у тебя-то точно получится. Я не знаю, зачем ты делаешь из этого проблему. Все мое тело пронзило напряжением. — Подожди, с чем Джанин справилась? Она что, вырастила какого-то ребенка? Дин поворачивает меня к себе лицом. — Я был уверен, что ты знаешь! Джанин никогда этого не скрывала, Мелисса! Она тебя удочерила, ты ей не родная по крови дочь. У Джанин не могло быть детей, она ведь самые первые эксперименты на себе проводила. Так ты, когда говорила, что боишься, имела в виду, что боишься повторения Джанин? Девочка моя, почему же ты мне раньше не сказала? — Он прижимает меня к себе, а я от избытка чувств стою просто в каком-то стопоре. Ничего не надо. Не надо боятся, не надо жалеть, не надо потерянно вздыхать и чувствовать себя никчемной. Не надо тоскливо провожать взглядом каждую мамочку с коляской и женщину с животом. Не надо каждый раз, принимая роды, плакать вместе с роженицей, от счастья, и, не дыша, держать маленький комочек. Все это теперь можно испытать самой. Впервые в жизни захотелось поблагодарить Джанин, за то, что она мне не мать. — Дин, я всегда хотела маленького, всегда, понимаешь, с того самого момента, когда у твоей сестры родился Алекс, и вместо того, чтобы закричать, строго посмотрел на всех и чихнул, — говорю вдруг сбивчиво и быстро, слова рассыпаются, словно горох, от растерянности и охвативших чувств. — Я боялась, что у меня будет дочь, и она будет напоминать мне Джанин, и я не смогу ее полюбить. Дин, она не сказала мне, ни словечка. Она вообще мало со мной разговаривала. — В этом, наверное все Эрудиты. Мы бы так и прожили бы всю жизнь, не поговорив, если бы я тебя не привез сюда, где Бесстрашные раньше устраивали свои посвящения! Девочка моя, я ведь ничего этого не знал, и не думал, как ты переживаешь. Я думал, ты просто не хочешь отрываться от работы. — Да какая работа, к черту все работы вместе взятые, я не могу больше приходить в пустую квартиру и слышать звенящую тишину. Я не могу больше видеть этот офигительный порядок, когда даже пыль появляется по расписанию и лежит на строго отведенном месте. Я хочу, чтобы у нас был такой бардак, чтобы через горы вещей нужно было пробираться, как по полосе препятствий, чтобы я искала свой лифчик и опоздала на работу, а ты пошел в неглаженой рубашке… Дин смеется, а у меня только одна мысль, как же я его люблю. Мои губы впиваются в его. — Дин, я хочу тебя, прямо здесь! Прямо сейчас! Пожалуйста! Господи, как же это все фантастично. Как хорошо, когда не надо ни о чем думать, а просто наслаждаться любимым мужчиной, отдаваться ему, до самой последней клеточки, не сдерживаясь, не сдерживая его. Он срывает с меня одежду, голова кружится от вспыхнувшей в одночасье похоти. Это место заражает нас безумием, безрассудством, бесшабашностью Бесстрашных. Дикие, напористые поцелуи, рваное дыхание. Это было невозможно, великолепно, бесподобно, удивительно. Божественно. Подавшись моему напору, мой муж совсем растерял свою эрудитскую невозмутимость. Как же восхитительно смотреть в эти, совершенно пьяные от страсти, глаза, вжиматься в холодную шершавую стену подсобки, чувствовать его в себе, горячего, распаленного, целующего меня так, что низ живота пронизывает сильной и сладкой тяжестью желания, влажные поцелуи холодящие кожу из-за ветра, гуляющего тут на высоте, где можно не смущаясь и не сдерживая крики и стоны, дать волю всей накопившейся жажде. Я легонько целую его в плечо, мне хочется смеяться и плакать одновременно. Тело слегка потряхивает от пережитого восторга, Дин гладит мои волосы, шею, что-то шепчет нежное. Я смотрю в его глаза, я тону в его обожании. Нет, это невозможно, это только я такая счастливая. — Я люблю тебя, Дин! Ты, только ты, мой ангел-хранитель. Я так хочу родить тебе малыша, обещай, что у нас обязательно все получится! — Я обещаю, что сделаю все, чтобы ты была счастлива, моя самая любимая на свете женщина!***
сообщение на пейджер «Родила. 6,5, 18,9 и 6,94, 19,29.* Сама. Принял Эрик. Я тебя убью. Ты чего в оброк грохнулась?» «Прости. я беременная. будет дочь» «Вот блядь. ура.»