Кроди

И началась новая жизнь для Арвида. Временами ему казалось, что вернулась безоблачная пора детства. Селестин заменил ему любящих родителей, оградил от всех забот. Ничего не терзало душу впервые за долгое время, и юноша быстро оправлялся от болезни. Камилла неустанно пичкала вкусной едой, поэтому не удивительно, что уже через месяц кости на теле Арвида перестали выпирать, вернулась прежняя горделивая осанка, лишь на лице оставались темные пятна, но и они постепенно бледнели от чудодейственных бальзамов Селестина. Узнав своего спасителя поближе, Арвид всё больше привязывался к нему и восхищался его натурой. О, это был необыкновенный кроди! Практически совершенный мужчина, действительно, словно воплощение древних, мудрых и прекрасных альвов. Нет, на самом деле ничего общего кроди с древними не имели, разве что некоторые ваны из низших иногда вступали с ними в связь, передавая закономерным плодам такой связи свою красоту и долгую молодость. Но в Селестине вовсе не красота восхищала Арвида. В нем волшебно сочеталась сила, физическая и душеная, со снисходительностью к чужой слабости. Он был добр без оговорок, и мудрость самой природы жила в нем, отличная от мудрости стариков, настрадавшихся и с философской покорностью ожидающих смерть. Найдя свой идеал, юноша готов был следовать ему во всём… Но когда однажды Селестин вновь поцеловал его – не так, как прежде, и отнюдь не так, как целуют родственника - он уперся ладонями в грудь мужчины. - Зачем? - Затем, что мне это приятно, - спокойно ответил Селестин, - и, как я думал, тебе будет приятно тоже. - Но я уродлив! – не сдержал возгласа Арвид, чем вызвал мягкий смех старшего кроди. - Ты давно не смотрелся в зеркало? Так сделай это, теперь я разрешаю. Поскольку Арвид так и не убрал ладоней, Соини отстранился. - Прости, милый. Если у тебя есть причина не желать близости, просто скажи мне об этом. Ты мне дорог, и я не хочу причинять тебе неудобства или, сохрани боги, боль. Скажи и не бойся, что моё отношение к тебе изменится. Поддавшись порыву, Арвид горячо поцеловал мужчину. Ни к кому ещё он не испытывал такого доверия, но, возможно, подсознание его таким образом пыталось уйти от ответа – да, близость принесёт ему боль, ещё какую! Но через эту боль можно было надеяться и на окончательное исцеление. Той же ночью он постучался в комнату Селестина и молчком шмыгнул в его постель. И скоро понял, что чаяния его не были напрасными: он словно в сказке оказался, где царили любовь и нега, где разум блаженно молчал, а плоть плавилась от удовольствия. Его трогали и целовали так и там, как и где просило его тело. Опытность Селестина не влекла за собой безусловного доминирования, впервые Арвид чувствовал себя равным партнером - это сняло все страхи и запреты, наложенные на него давлением чужих умов. И он упоенно ласкал любовника, выискивая на прекрасном теле его все отзывчивые места. В тот раз всё не зашло далеко. Доведенный до сладостного пика одними пальцами Соини, Арвид почувствовал, как жезл мужчины ответно извергается в его ладони. Тихое счастье, как пуховое одеяло, накрыло его, и юноша заснул, даже не выпустив из рук плоти любовника. Селестин поворочался, высвобождаясь, повздыхал разочарованно и тоже заснул. Утром их разбудил стук в дверь и голос Камиллы. Арвид подскочил с постели и юркнул под кровать, как перепуганный котенок. - Не знаю, куда подевался мальчик, - войдя, недоуменно сказала кормилица. – И постель его совсем холодная. Селестин развёл руками. Едва Камилла вышла, он заглянул под кровать, где тревожно блестели в темноте два больших глаза. - Ты чего? - Что бы она подумала, а? – почему-то с укором сказал Арвид. – Она тебя не за блуд с мужчинами любит, как думаешь? - Как грубо! – поморщился Селестин. Но нехотя согласился с Арвидом: пять лет со смерти жены он не делил постели ни с женщиной, ни с мужчиной, и Камилле явно импонировала такая преданность хозяина своей покойной возлюбленной. Натура у нее была сентиментальной и простой. Соврав кормилице про бессонную ночь, проведенную в общей зале у очага, Арвид не перестал бегать тайком к Селестину, но под утро возвращался в свою комнату. Поздней весной Камилла покинула их, перебравшись в родной город. Торговыми путями пришла весть, что у Бланш родился сын, и радостные Селестин и Камилла засобирались в дорогу. К тому времени они уже жили в другом городе, в теплом и благодатном крае у моря. Здесь у Селестина был дом ещё богаче, чем на севере. Разумеется, Селестин звал Арвида с собой, но тому не хотелось видеть воочию, что «его» Соини не принадлежит ему безраздельно. Прежде всего, он отец и дед, и самые сильные чувства пережиты им в прошлом, а его любовь к Арвиду – лишь их отголосок. Селестин был в отъезде больше месяца. Арвид сам заботился о своем досуге: он изучил город со всеми его тесными и грязными улочками, каждая из которых неизменно приводила его в порт, где стояли на якоре торговые суда. Вечерами разбирал мудреные книги на древних языках, в которых говорилось о природе людей, об устройстве общества и о многом другом. И все же юноша скучал. Ему не хватало общества, не хватало человеческого тепла. Теперь невозможным казался тот период, когда он жил в лесу в полной изоляции. С возвращением Селестина всё встало на свои места. Теперь ночи они проводили в одной постели, хотя, утолив первый голод плоти, не всегда предавались любви, а часто засыпали просто обнявшись. Они прекрасно ладили друг с другом, понимая сородича с полуслова. Деятельная натура обоих не дала им засиживаться в сытом домашнем уюте. Их жизнь наполнилась поездками по торговым делам, зачастую полными опасных приключений. Селестин обучал Арвида не только письму на греческом и латыни, ведению учетных книг и дебиторских записей, но и владению клинком и арбалетом. Наука давалась Арвиду прекрасно: руки его окрепли, а стрелять он с детства любил и сейчас превзошел иного королевского лучника. Зимой вновь вернулись они на север, чтобы вместе охотиться на зверя. И в родном краю, в заметённой снегом охотничьей заимке, впервые Арвид проснулся среди ночи от тяжелого сновидения. Снилось ему, что стоит он у ворот замка Эсби, тревожная тоска разлита в самом воздухе, а навстречу ему из замка движется траурная процессия. Впереди идет отец Магнус, с залитым слезами лицом, за ним несут деревянный гроб. «Дедушка Харольд умер», - подумал Арвид и сам заплакал. Как вдруг увидел старого тэна, опирающегося на руку Ерхи. «Как?! Кто в гробу?»… И он проснулся, трясясь в ознобе. - Арво, ты заболел? – забеспокоился Селестин, щупая ему лоб. – Что с тобой, ты дрожишь, ответь мне, милый мой! - Ничего. Сон, всего лишь сон, - ответил юноша, в изнеможении валясь на подушку. – Что-то страшное и… непонятное, теперь уж не вспомню. И он вновь заснул, а утром первый разбудил Селестина поцелуями и овладел им, что делал нечасто, хотя ему всё дозволялось. - Что тебе снилось? – допытывался позже Селестин, но Арвид твердил, что не помнит. Больше этот сон к нему не возвращался. Но беспокойство закралось в душу и мучило сильнее день ото дня. Пришла рассеянность, и теперь во время охоты стрелы летели мимо лис и куниц. В конце концов молодой кроди прибегнул к древнему способу. Как известно, духам подвластны любые тайны, и несколько дней перед сном Арвид задавал им один и тот же вопрос, пока однажды ни привиделось ему твердое и однозначное «Нет». Вопрос был о смерти Эсбена, и ответ на время успокоил его. Но мысли все чаще возвращались к непутевому рыцарю. Пока однажды после ужина он не подсел к Селестину, точившему наконечники стрел перед очагом. - Хочу рассказать тебе о своем прошлом, - сказал Арвид. Мужчина лишь кивнул. - Моих родителей убили крестьяне, хоть и не желая этого. А меня подобрал один молодой рыцарь и, как я считал тогда, спас этим мне жизнь… Рассказ Арвида вышел спокойным, без лишнего драматизма. Тем более, что он с особой нежностью вспоминал стариков: Харольда и Магнуса, осознав в полной мере, что был любим ими и поступил жестоко, так внезапно покинув, без единого слова на прощание. И когда говорил о предательстве Эсбена, вдруг почувствовал, что не испытывает прежнего негодования. Да, на тот момент чаша терпения Арвида переполнилась, но что такого сделал Эсбен, что противоречило бы его натуре? Словно вторя его мыслям, Селестин спросил: - И ты счёл его поведение изменой? Или он клялся тебе в верности? - Нет, но… твердил, что любит. - Может быть и любил. Желания плоти иногда затмевают рассудок, тем более ты говоришь о совсем молодом мужчине. - Зачем было врать мне? Соини, я ведь понимаю, что у всякого человека есть потребность наплодить себе подобных, поэтому они и женятся. Но вот так, украдкой сбегать к этой рыжей… фу, она так развратна на вид! И он так грубо разговаривал со мной! - Задел твою гордость, - кивнул Селестин, - и далеко не в первый раз, видимо. Мне знаком такой тип людей: весьма поверхностны, и живут одним днём. Своим поступкам дают оценку зачастую тогда, когда становится слишком поздно. - Вот именно! - А много ли ты встречал людей без изъянов? – немедленно отозвался Селестин. – Разве ты идеален? Ты никогда не сожалеешь о своих поступках? Ещё раз вспомнив об оставленных стариках, Арвид смутился, но ответил: - Ты, ты идеален. Ты всегда поступал по совести, как завещано богами. - Я ведь всё о себе рассказал, Арво. Я старался быть честным, только получалось далеко не всегда. И не получится ни у кого - такова природа людей, увы, и кроди не исключение. Однако, расскажи, что случилось с тобой после побега от рыцаря? Слушая о Регнере, Соини всё больше хмурился, и в конце рассказа о нем сказал: - Это жестокий человек, тиран. Ты не ужился бы с ним – он не простил бы тебе вольнодумства, милосердия к своим врагам. А нам несвойственна ненависть и жажда власти. - Об одном жалею, что не смог освободить тех несчастных, которых он пленил, - печально сказал Арвид, - когда сбегал с корабля, не сомневался ни минуты, любое будущее было предпочтительнее власти Регнера. И не так уж плохо мне было в лесу, но боги захотели, чтобы мы встретились. - Это точно, - Селестин прижал к себе юношу и поцеловал. – Только объясни мне, что с тобой происходит сейчас? Почему ты рассеян и не весел. Всё началось с того страшного сна, так? И не говори, что забыл его. Арвид мотнул головой: - Нет, не забыл, он никак не идет из ума. Мне снились похороны в замке: я не видел, кого хоронят, но… и так было понятно. Духи ответили на мои мольбы, сказали, что Эсбен жив. К чему тогда сон? Не грозит ли им беда? У Эсбена есть могущественный враг… А вдруг Эсбен ушёл на войну, Соини? Ах, он только и умеет, что мечом махать! И никого, никого не слушает. Последние слова дались Арвиду с трудом, он почувствовал растущий ком в горле, да и слезы просились наружу. Они ведь давно зрели в нем, ещё тогда, когда он принимал новую жизнь, когда срастался душой с Селестином и жил его радостями и заботами. Меж тем прошлая боль не была изжита, а даже разрасталась подспудно. - Я скажу тебе, к чему этот сон, - мягко сказал Селестин, вновь целуя его. – Норны, прежде чем продолжить плести нить твоей судьбы, благосклонно дают тебе определиться со своим прошлым. Оставишь ли ты его окончательно, «похоронишь» и забудешь, или вернешься к тому, что оставил. - Вернуться к Эсбену?! О, нет, я и не думал. Я люблю тебя, Соини, мне очень хорошо с тобой. Пойми, я просто должен знать, что у Эсбена всё хорошо, что живы дедушка и Ерха. Тогда можно без всякого сожаления хоронить прошлое. - Когда же ты намерен всё разузнать? – вкрадчиво спросил мужчина. - Да когда-нибудь, при случае… Через год-другой, куда спешить? - Арвид пожал плечами. – А можно просто письмо отправить в те края, наверняка у тебя и там связи в торговой гильдии. - Имей в виду, я не отпущу тебя раньше, чем сойдет снег, - сказал Селестин. Арвид тот час вывернулся из его рук и уставился на него беспокойным взглядом. - Как так? Почему? Соини, милый, да тут ведь не так далеко! Ну, давай вместе съездим, а? Туда и обратно! - Нет, я не поеду с тобой. Хочу, чтобы ты слушался только своего сердца. Вернешься ко мне, если сам так решишь. Не вернёшься… не обидишь, не бойся, я просто буду ждать тебя, каждую зиму ждать в том доме, где просил тебя стать моей семьей. - Ах, да о чем ты? – ещё сильнее разволновался Арвид. – Отчего бы мне не вернуться? Да Эсбен уж и сам позабыл меня, ты правильно сказал, что он живет одним днем. Нет-нет, мне не по пути с ним больше! Почему-то горячность Арвида вызвала грустную усмешку старшего кроди. - Я и забыл, что он ужасный человек, твой рыцарь. Кстати, Арво, а похороны Регнера тебе не снились? Арвида явственно передернуло. - Ты смеешься надо мной? – обиженно сказал он. – Ты ведь не знаешь Эсбена, а он действительно полон пороков… Не так, как Регнер, разумеется…. В нем, вообще-то, есть и добрые начала. А знаешь, ведь он спас Ерху от смерти! Да-да, Ерха рассказывал мне, что голодал и решился на воровство, но его тут же поймали керлы и хотели повесить без всякого суда. Он уже с петлей на шее стоял, когда Эсбен остановил людей и выкупил жизнь Ерхи последними серебряными монетками. Вот ведь, а иногда такой скряга, ужас! Освободил парня и сказал, что накормить его нечем и не за что, однако можно попытать счастья в замке богатого эрла, где рыцари и тэны сражаются на мечах потехи ради, но за деньги. И ещё Ерха рассказывал.., да он много чего про Эсбена рассказывал, он предан ему всей душой. Соини, перестань! – мне не понятна твоя улыбка, съезжу в замок, узнаю, все ли здоровы, и вернусь к тебе. Слушай, я что-то заскучал по нашему дому на юге, надоело уже – снег, снег. Голос его звучал всё тише: выплеснув из души всю тревогу, поняв, как действовать, он успокоился и снова был всем доволен. Голова Арвида уже покоилась на коленях Селестина, руки мужчины перебирали ему волосы, а глаза закрывались сами собой. - Бедняга, сам себя извел, - прошептал Селестин, - спи, глупый, спи. Может, снова увидишь во сне своего Эсбена. Эх, как же зло подшутила над нами колдунья, сделав нас такими зависимыми от людей. И как же редко люди достойны нашей привязанности, увы, а мы всё же бессильны побороть её. Сердце клеймят нам жестокие руки, и рана эта не заживает ни через год, ни через десять лет.